Это был 1973 год. Вернулся Сашка из армии. А служил он в ГСВГ, в самой что ни на есть Германии. Не просто солдат, а заграничник, почти Джеймс Бонд, только из советского кино. Родителям и младшему брату привёз подарки, а себе целый чемодан диковинной по советским меркам одежды. Брюки-клёш, такие, что за метр сзади себя мести было можно, пиджак с широченными лацканами, да такие рубашки пёстрые, что голуби на площади за ним стаей летали.
Два дня походил Сашка по родному городу — и стал местной достопримечательностью, потеснив в рейтинге популярности памятник Ленину. Девчонки ахали, пацаны завидовали.
На третий день, осознав свою звездность, решил Сашка осчастливить визитом любимую тётю Марусю в деревне Барково. Там в клубе по субботам танцы были. Прихватил с собой друга Валерку, чтобы повеселее было. Для Маруси он тоже из Германии привёз подарки, и они были что надо: кружевная тюль для окна и скатерть с вышитыми баварскими козликами — в СССР такое только в кино про буржуев видели.
Тётя Маруся, женщина простая и хлебосольная, чуть не расплакалась от умиления. Мигом тюль на окно — сразу в доме светлее стало. Скатерть на стол — козлики весело ухмыльнулись. А на стол, само собой, всё самое лучшее: сальце с прожилочками, так и манившее на грех, рубленый лук, солёные огурчики хрустящие, да картошка в мундире, рассыпчатая, дымящаяся, с трещинкой, из которой так и шёл дух праздника.
И, конечно, главный стратегический запас — трёхлитровая банка самогона, прозрачного, как совесть ударника коммунистического труда. Выпили по первой, за приезд. Выпили по второй, за дембеля. Тётя Маруся убрала банку в холодильник и вдруг вспомнила, что у неё дела, а товарищей оставила «попридерживать» стол.
Валерка потянулся за картошкой, а Сашка, осушая третью стопку, мудро изрёк: «Да что это… Давай по-настоящему, за ГСВГ!» — и потянулся к холодильнику. Банка была запотевшая, скользкая. В Сашкиных руках она вдруг сделала нетипичный манёвр — выскользнула и грохнулась на пол, расплескав драгоценное содержимое.
В доме повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь веселым бульканьем растекающейся по полу жидкости. Лица у друзей побелели круче новенькой тюли.
— Маруся меня живьём сожрёт! Как же она теперь без самогонки-то.. За это ей дрова кололи, забор красили!
Сашка, воспитанный в армии в духе мгновенного принятия решений, окинул взглядом кухню, и в руках у него оказалась новая, идеально белая, кружевная немецкая тюль! Без колебаний, одним движением он сорвал её с окна и швырнул в лужу. Они стали лихорадочно выжимать пропитанную самогоном тюль обратно в банку. Благо та не разбилась. Линолеум, к счастью, был гладкий, и кое-какую часть удалось спасти. Набралось чуть больше литра. Для солидности долили из графина воды, а для цвета и запаха Валерка плеснул из чайника заварки. Получилась мутноватая жидкость с ароматом «Старого клена». Банку убрали в холодильник. Тюль выполоскали в тазу и, поблескивая кружевами, повесили на место. Слегка пахло, конечно, но тётя Маруся, может, и не заметит. Сама она не пьёт, поэтому пробовать не будет. А если когда и обнаружит, то Сашки с другом уже и след простынет.
Через пару часов Маруся вернулась не одна, а с двумя местными умельцами, Степанычем и Миронычем. Они тащили тяжеленные доски. Раньше договорились, что придут забор починить, а Маруся с гостями чуть было не забыла. Забор подправили. В качестве оплаты, по деревенскому обычаю, их усадили за стол. Маруся достала заветную банку из холодильника. Сашка с Валеркой переглянулись…
Мужики, люди не гордые, налили. Выпили. И замерли. Степаныч поперхнулся, а Мироныч чуть не прослезился. Закусывать не стали и, сославшись на срочные дела, быстренько ретировались. Маруся потом причитала: «Мол, как же так, даже закусывать не стали!» Зато потом какую «рекламу» им делала: — И делают хорошо, и берут недорого! Сашку с Валеркой в тот раз пронесло. Но ненадолго.
Через месяц отцу Сашки пришло письмо. На конверте почерком тёти Маруси было выведено: «Сыну твоему, моему племяннику Александру. Лично. Срочно. Ругательное».
Оказалось, всё вскрылось. Как-то раз она увидела бредущего по деревенской дороге Степаныча. Ну и окликнула его, что-то попросить сделать на участке, понятное дело, за «валюту». На что Степаныч ответил: — Я, конечно, тебя очень уважаю, но давай лучше деньгами. Маруся от Степаныча (любителя выпить) такие слова слышала впервые. Понятное дело, стала задавать вопросы. Ну и он рассказал про «заборный самогон». Тут-то всё и встало на свои места. Да и запах от новенькой тюли настораживал… Уж она её и проветривала, и стирала, а он не уходил. Был, конечно, потом у Сашки с отцом серьёзный разговор. Пришлось ему оправдываться, что это они не выпили два литра самогона, а их пролили на самом деле. Да про тюль тоже рассказал. А потом долго-долго слушал лекцию о бережном отношении к вещам, о свойствах кружевных материалов и о том, что иногда лучше честно признаться, чем устраивать такие фокусы.
А тюль так и висела потом на окне, напоминая всем уникальным ароматом о визите «заграничного» племянника.