Недавняя новость из газеты "Известия" о том, что запасы нефти в России могут исчерпаться через 25 лет, прозвучала как гром среди ясного неба. Многие восприняли ее буквально: будто через четверть века из недр перестанет бить черное золото, и страна останется ни с чем. Но реальность и сложнее, и тревожнее.
Речь идет не о физическом исчезновении нефти, а о конце эпохи — эпохи «легкой», дешевой нефти, которая десятилетиями была основой нашего бюджета, геополитического влияния и экономической стабильности. Угроза заключается в том, что новые, труднодоступные запасы не успевают замещать стремительно истощающиеся старые. Если сегодня не предпринять решительных и масштабных мер, нас ждет не просто спад добычи, а глубочайший структурный кризис, сравнимый по последствиям с распадом СССР.
Агония «советского Эльдорадо»: почему падает добыча
Чтобы понять масштаб вызова, нужно заглянуть в сердце российской нефтедобычи — в Западную Сибирь. Легендарные месторождения-гиганты — Самотлор, Федоровское, Приобское — находятся на поздней, стадии разработки. Это похоже на почти выпитый стакан сока: чтобы добраться до последних капель, нужно приложить гораздо больше усилий.
Обводненность многих скважин здесь достигает 80–90%. Это значит, что из скважины выкачивается не чистая нефть, а преимущественно вода с нефтяной пленкой. Добыча каждой новой тонны требует колоссальных затрат энергии, сложнейших технологий и денег. Поддерживать уровень добычи на этих месторождениях — все равно что бежать в гору по песку: скорость падает, а усилия растут в геометрической прогрессии.
Новые проекты, которые пока спасают общероссийские показатели — Ванкор, проекты «Роснефти» на севере Красноярского края, «Ямал СПГ» — это уже принципиально другая нефть. Она требует:
Астрономических инвестиций. Один день бурения на арктическом шельфе может стоить миллионы долларов.
Экстремальной инфраструктуры. Строительство трубопроводов, дорог, электростанций и целых городов в условиях вечной мерзлоты. А на развитие Сибири в современной России всегда плевали, просто качали нефть и газ – и все.
Высоких цен на нефть. При стоимости барреля ниже $60–70 многие из этих проектов просто нерентабельны.
Именно в этом и заключается истинный смысл пугающей цифры в «25 лет». Это не срок полного истощения недр, а прогнозируемый рубеж, после которого падение добычи на старых месторождениях может стать лавинообразным и нескомпенсированным новыми проектами.
Голос совести российской геологии: что говорил академик Конторович
В этой дискуссии ключевой фигурой является академик РАН Алексей Эмильевич Конторович — один из первооткрывателей западно-сибирской нефти. Его позиция — это не панический крик, но трезвый, обоснованный и крайне тревожный сигнал.
«Утверждать, что нефть в России кончается — преступная глупость, — не раз заявлял ученый. — Физически ее хватит еще на 100–150 лет. Проблема не в отсутствии ресурсов, а в том, что мы перестали их искать».
Главную надежду Конторович видит там, где заканчиваются карты и начинается terra incognita — в Левобережье реки Оби. Это гигантская, заболоченная, практически не заселенная территория в Западной Сибири. Советские и российские геологи провели здесь лишь точечные, фрагментарные изыскания. По оценкам академика, именно здесь могут скрываться десятки миллиардов тонн неразведанных запасов — настоящая «Новая Западная Сибирь», способная обеспечить добычу на десятилетия вперед.
Но его тревога касается не только этого региона. Он также указывает на:
Баженовскую свиту — пласт «трудной» нефти, требующий для разработки технологий массового гидроразрыва пласта (ГРП), аналогичных сланцевой революции в США.
Восточную Сибирь — где изучено, по разным оценкам, не более 10–15% геологического потенциала.
Шельф арктических морей — колоссальный, но невероятно дорогой в освоении ресурс.
«Мы не исчерпали нефть, — подчеркивает Конторович. — Мы исчерпали интерес к ее поиску и волю к инвестициям в свое будущее».
Хор экспертов: диагноз единогласно серьезен
К мнению маститого академика присоединяются другие авторитетные эксперты, рисующие многогранную картину кризиса.
Сергей Покровский, директор Института нефтегазовых технологий Сколтеха, доктор геолого-минералогических наук:
«Ключевой вызов — даже не технологии, а катастрофический дефицит инвестиций в геологоразведку. После 1990-х годов объемы ГРР упали в десятки раз. Частные компании, ориентированные на быструю прибыль, не хотят вкладываться в рискованные многолетние проекты. А государство, в лице «Роснедр», не компенсирует этот провал в должном объеме. Мы до сих пор живем и пользуемся наследием советской геологической школы, но практически не создаем нового задела для будущих поколений».
Игорь Юргенс, председатель правления Независимого института социальной политики:
«Нефть — это не только добыча, но и технологии ее извлечения. Самый большой наш резерв — это повышение коэффициента извлечения нефти (КИН). Сегодня в России в среднем из пласта извлекается около 45% нефти. В США, благодаря активному внедрению методов повышения нефтеотдачи (МУН), этот показатель достигает 60–70%. Представьте: повысив КИН всего на 1%, мы получаем прирост запасов, сопоставимый с открытием нескольких крупных месторождений. Но для этого нужны колоссальные инвестиции в науку и опытно-промышленные работы».
Александр Панов, эксперт Центра развития Высшей школы экономики:
«Вся наша налоговая система для нефтянки построена вокруг стимулирования добычи, а не прироста запасов. Компаниям выгодно качать то, что уже найдено, а не рисковать миллиардами в поисках нового. Зачем бурить сотни разведочных скважин в болотах Левобережья Оби, если можно десятилетиями дорабатывать Самотлор? Нужна кардинальная реформа налогового режима, которая сделает вложения в геологоразведку сверхприбыльными и защищенными от рисков».
Цифры и реальность: почему «запасов на 40 лет» — это мираж
Официальная статистика Роснедр гласит: на конец 2023 года разведанные запасы нефти в России (категории А+В+С1) составляют около 20 миллиардов тонн. При ежегодной добыче примерно в 500 миллионов тонн, простой арифметический расчет дает цифру в 40 лет. Это успокаивает обывателя и чиновника. Но это — опаснейшая иллюзия.
Почему?
1. Запасы - Добыча. Эти 20 млрд тонн — это нефть в недрах. При текущем среднем КИНе в 45% мы можем извлечь лишь около 9 млрд тонн.
2. Падение идет опережающими темпами. Добыча на старых месторождениях падает на 5–15% в год. Новые проекты должны не просто «добавлять» объемы, а компенсировать это стремительное падение, что с каждым годом делать все сложнее.
3. Временной лаг. От момента открытия месторождения до его выхода на пиковую добычу проходит 10–15 лет. Это значит, что нефть, которую нам нужно будет качать в 2040 году, мы должны открыть сегодня.
Таким образом, реалистичный сценарий при сохранении текущей политики — это не плавное снижение, а резкое, обвальное падение добычи к середине века с потерей позиций на мировом рынке и катастрофическими последствиями для бюджета.
Стратегия выживания: четыре императива для будущего
Ситуация критическая, но не фатальная. У России еще есть шанс совершить нефтяной рывок, но для этого требуется национальная мобилизация по нескольким ключевым направлениям.
1. Государство как главный геолог и стратегический инвестор.
Частный бизнес не справится с этим вызовом в одиночку. Только государство может и должно взять на себя роль основного инвестора в масштабную, поисковую геологоразведку в стратегически важных, но высокорискованных регионах: Левобережье Оби, Восточная Сибирь, шельф Арктики. Это инвестиции не в прибыль, а в национальную безопасность и суверенитет.
2. Технологическая революция на старых месторождениях.
Необходимо создать мощные налоговые и регуляторные стимулы для внедрения современных методов увеличения нефтеотдачи (МУН): массированного ГРП, закачки полимеров, СО2-закачки, термошахтных методов. Цель — поднять средний КИН по стране до мирового уровня в 60% и выше. Это наш самый крупный и быстрореализуемый резерв.
3. Налоговый маневр: стимулировать прирост, а не добычу.
Нужна коренная перестройка системы налогообложения в отрасли. Налоговые каникулы, пониженные ставки НДПИ и льготы должны предоставляться не за объем добытой нефти, а за каждый новый кубометр разведанных запасов, особенно в новых провинциях. Нужно сделать поиск нефти самым прибыльным бизнесом в стране.
4. Возрождение кадрового потенциала.
Мы можем построить буровые установки и создать суперкомпьютеры, но без людей они бесполезны. Требуется федеральная программа по возрождению геологической школы: увеличение бюджетных мест в вузах, целевые стипендии, гранты на полевые исследования, создание современных научных центров. Нужно вернуть профессии геолога и буровика былой престиж и романтику.
Выбор, который определит будущее
Через 25 лет Россия не останется без нефти. Она рискует остаться без дешевой нефти, а следовательно, без привычных доходов бюджета, без устойчивого финансирования социальных программ, без текущего геополитического веса.
Угроза не в том, что нефть «кончится». Угроза в том, что мы не успеем совершить переход от эпохи «легкой нефти» к эпохе «трудной». Мы можем упустить время и проснуться в другой стране — стране с ослабевшей экономикой и сокращающимися возможностями.
История уже не раз наказывала нас за опоздание. В 1990-е мы потеряли промышленность. В 2000-е едва не похоронили сельское хозяйство. Сегодня на кону — энергетический суверенитет и экономическая модель страны.
У нас еще есть шанс. Но этот шанс измеряется не десятилетиями, а годами. Начинать нужно было уже вчера.