Каждое лето я ездила в ненавистный лагерь в нескольких километрах от города. Родители шли на все, чтобы избавиться от моего присутствия дома. Вот уже три года перед летними и зимними каникулами каждый раз стоял ор о разводе, и чтобы я не видела ссор, меня отправляли то к бабушке, то в лагерь.
Тем летом стояла аномальная жара. На каждом тихом часе мы обливались потом, печально глядя в окно.
Ночью так же было невыносимо жарко. Я долго вертелась и не могла уснуть. Смотрела, как меняются тени на потолке. Мой мозг вырисовывал причудливые узоры до тех пор, пока из этих узоров в голове не возник образ ребенка. Я приподнялась на локтях, вглядываясь в тени. Ну правда, ребенок у окна. Тогда я перепугалась до дрожи. Накрылась с головой одеялом и больше на потолок старалась не смотреть.
От жары стало совсем плохо. Мой мочевой пузырь дал о себе знать. Туалет и душевая находились в нашей комнате, но и это не радовало. Нужно было выйти в маленький темный коридорчик. Я приоткрыла лицо.
- Даша…
Девчонка на соседней кровати спала мертвым сном. Значит придется идти одной. Ну уж нет. Я встала, добежала на цыпочках до ее кровати и замерла. В зеркале мелькнул силуэт мальчишки. Я его точно разглядела.
- Дашка,- чуть не плача, я трясла подругу.
- Да что тебе?
- Сходи со мной в туалет.
- Дура что ли?
- Пожалуйста. Мне страшно.
- Оля, отвяжись. Сходи сама и ложись спать.
- Даша, пожалуйста, я тебе свой полдник отдам.
- Не пойду я,- Дашка отвернулась к стене.
Я шмыгнула обратно на кровать. И снова в зеркале силуэт мальчишки. Топот маленьких ножек раздался по большому коридору за дверями, и я услышала скрип открывающейся двери. Это была наша дверь. Страх сковал мое тело. Я знала, что он там ждет меня.
С горем пополам я дождалась рассвета. Дверь в большой коридор открыта нараспашку. Я захлопнула ее, и с облегчением снова нырнула под одеяло.
Наутро мне удалось выведать у старших девочек другого отряда, что на речку нас не водят потому что недавно выловили мальчишку лет семи. Ушел купаться без ведома родителей и не вернулся.
Говорят, душа блуждает по земле сорок дней. Мальчишку слышала и видела не только я. Мы даже к нему привыкли. Иногда пропадали вещи, мы просили его вернуть их. Или просили не шуметь, когда очень хотелось спать. Казалось, что он понимает нас, так как стуки и шорохи прекращались, а вещи вскоре находились хозяином.
- Прощай, Данилка, больше не увидимся,- бормотали мы, махая в сторону лагеря.
Он видел нас, и, должно быть махал в ответ. Он ушел на сороковой день. Больше мы его не слышали.