– Николай Максимович, расскажите, пожалуйста, как на вас повлияли Марина Семенова и Галина Уланова?
– Для начала надо сказать, что Семенова и Уланова – это две величайшие женщины. А что касается того, как они повлияли на меня…
Если говорить о Галине Сергеевне, то случись так, что я бы не встретил ее на своем жизненном и творческом пути, то Николай Цискаридзе, как артист, был бы совсем другой.
Она меня научила быть артистом, она научила меня беседовать с самим собой, научила работать с зеркалом, работать с литературой, размышлять. Она ведь со мной готовила именно роли, по танцам практически никогда не делала замечаний и пожеланий. В основном все ее пожелания касались актерского мастерства, актерского наполнения.
А Марина Тимофеевна как раз отвечала за другое: она прежде всего работала со мной над танцем, над педагогикой. Она очень много уделила мне внимания, как человеку, она меня воспитала, научила, как воспринимать любой материал, с которым я буду работать, как считывать с ученика все то, что потом нужно будет «переплавить» в движение и так далее.
Они были очень разные. Но когда я получал диплом педагога, Марина Тимофеевна сказала: «Мы с Галей тебя не просто так выбрали. Мы в тебя столько вкладываем, чтобы ты это продолжил. Мы тебя учим не для того, чтобы это досталось только тебе, а чтобы ты дальше это передал».
Тогда, в 1996 году, мне казалось, что это какой пафос. Мне все-таки было тогда 22 года, и это все казалось какой-то ерундой.
Но когда я стал ректором, так сложилась жизнь, что меня судьба привела в Санкт-Петербург, я вошел в «дом» Семеновой и Улановой, в их школу и возглавил ее. И в тот момент, когда меня представляли коллективу, был шум и противление вокруг, а я стоял в помещении, которое у нас называется Музеем Академии, между портретами Марины Семейной и Галины Улановой, смотрел на них и думал: «А вы-то все предвидели!».
И теперь я понимаю, что пришел туда, куда надо, и пришел не просто так.