Таньку за глаза некоторые называли «колбасной королевой». Она торговала колбасой на рынке.
Высокая, крупная, так, наверное, и должны выглядеть сибирячки. Она вся была какая–то рубленая, глыба, а не женщина. И то ли угрюмая, то ли отрешенная.
Татьяна таскала в свою палатку ящики с колбасами, которые привозил хозяин, Амзан. А тот, пока она работала, довольно считал выручку, отслюнявливал купюру за купюрой и улыбался.
— Молодец, Танюха, молодец. Да осторожнее ты, не кантуй, паштет привез, не видишь?
Татьяна все видела. Только вот руки немели и ноги едва держали, будь он проклят этот грипп.
Это всё Женька, постреленок, принес из школы! Сам лежит дома, под ватным одеялом, температурит. Таня всю ночь сидела с ним, водичкой отпаивала, на руках укачивала, глыба этакая. Для нее сын, как пушинка, тоненький, стройный, красивый. Лишь бы выздоровел!
Отец Жени умер от пневмонии у Тани на руках. Это было страшно. Женю она не отдаст.
— Ты чего бледная такая? Заболела? — вдруг строго спросил Амзан, отвлекся от денег.
— Ничего, холодно просто, — прошептала Таня.
— Смотри, больные мне не нужны, у больных не покупают, шарахаются! — Амзан еще раз поглядел на свою работницу.
— Нет, не спала просто ночью. Ничего! — уверенно махнула рукой Татьяна.
Ей надо продержаться до зарплаты, надо! Иначе нечем будет платить за квартиру.
Татьяна с сыном снимают однушку на окраине, Женю взяли в школу, хотя была уже середина года, учиться будет парень, а Таня — работать.
— Всё, — захлопнул дверцы фургона Амзан. — Поехал. Вечером навещу, может быть, проверю, как ты тут!
— Мне надо сегодня пораньше, — вдруг вырвалось у Татьяны. — Сын болеет.
— Чего? Нет–нет! Болеет – выздоровеет! — Завел мотор и погнал прочь. — Не младенец же!
Таня поджала губы, отвернулась. Она не станет ныть, скулить, пресмыкаться. Она – глыба, за ее спиной – Женька.
Тане казалось, что их в этом городке не любят, не ко двору пришлись. Они пришлые, странные – она здоровая, уродливая, сын – щепка. В школе Женьку дразнили «сухарем» за худобу, Татьяну презирали за то, что «торгашка». Другие родители в Женином классе все, как на подбор, с высшим образованием, инженеры и руководители. Так она считала.
Они, эти родители, тоже едят колбасу. Только покупают ее в магазине или у знакомых. А вот эта Таня…
Жене тоже было стыдно, что его мать торгует на рынке.
Он иногда приходил к ней после уроков и, если замечал, что мимо пробегают одноклассники, всегдашние покупатели леденцов и конфет в соседней палатке у Эльвиры Анатольевны, тут же прятался.
— Стыдишься меня? — однажды спросила его Таня, протянула руку, чтобы погладить сына по голове, но мальчик увернулся.
— Нет… То есть… Не важно! — И убежал, натянув шапку на самые глаза.
— Сын колбасной королевы! Глядите, сын колбасной королевы! — услышала однажды Татьяна. — Страшная какая! — зашептали уже тихо ребята, поймали на себе Танин взгляд, кинулись в рассыпную.
— И что же в этом плохого? — уже вечером, за ужином, пристала она к сыну. — Мы не воруем, не пьем, не шатаемся по улицам попрошайками. Я работаю честно, никого не обманываю. Что же в этом постыдного?
— Не знаю. Они говорят, что от нас пахнет колбасой, и что мы ее из лошадей делаем. Мам, давай обратно уедем, а? Там же тоже есть школа, маленькая, хорошая, и дом у нас там есть. Я буду тебе помогать, будет легче, я обещаю! Поехали… — Женька с тоской смотрел на мать, но та отрицательно покачала головой.
Обратно в село она не вернется. Никогда. Наверное…
Татьяна крутилась с покупателями. Разболелась голова. Таня дышала. Надо просто дышать, чтобы в груди было не так тесно. Вдох – легкие раскрываются, как меха у кузнеца, в них гудит и тянет. Выдох — спина холодеет, сутулятся плечи. Ещё две секунды жизни упали в небытие…
В середине дня она решительно сняла фартук, надела куртку, поправила шапочку, натянула перчатки и, закрыв палатку, ушла.
— Тань, куда? — спросила её соседка.
— Сбегаю домой, Женька болеет сильно. Покормлю его! Если мой приедет, — Татьяна сжала челюсти так, что зубы заскрипели. — Скажи, что не знаешь ничего. Пусть поволнуется.
— Не рискуй, Таня! С огнем играешь! — покачала головой Эльвира. — Ладно, придумаем что–нибудь. На вот, возьми конфет, Жене дай. Беги, ну же!
Продавец сунула Татьяне в руки пакет, махнула рукой и ушла к себе в палатку. Когда она открыла дверь, из теплого помещения наружу вырвался густой белый пар.
Такой же был в баньке, когда Таня с мужем жили в деревне. И там же, в баньке, в феврале, при помощи повитухи, бабы Зины, родился Женечка, малюсенький, красный. И улыбнулся.
— Ты гляди, родился и рад! — засмеялась потная баба Зина. — Легко выскочил, быстро. Не довезли бы тебя до больницы. Ничего, вот мы тебя, мальчонка, к матери положим. Таня, счастливая ты баба!
Да, она была счастливой. А потом похоронила мужа, и мир почернел. Всё…
Они заколотили дом, уехали в город. Амзан, увидев мыкающуюся по станции женщину, предложил Тане работу.
Амзан — неплохой человек, но он делец, каждая минута его жизни – это прибыль. Поэтому он так суров…
… Женщина бежала домой, едва не сталкивая идущих навстречу прохожих в грязные лужи по обочине.
— Осторожней, махина! — крикнул ей кто–то, оттолкнул.
Татьяна поскользнулась, пакет с конфетами упал в снег. Следом полетела она сама, некрасиво осела, завалилась набок.
И заплакала.
— Ууууу! — тихо выла она, ковыряясь в холодной луже. — Уууу! Не могу больше, сил нет! Не могу!
— Татьяна Михайловна? — вдруг услышала она где–то над собой женский голос, подняла голову. На Таню смотрела их соседка по квартире, Дарья Федоровна, тихая, скромная работница отдела кадров какого–то предприятия. — Вставайте, что же вы? Ударились? А вы, мужчина, совсем обалдели?! Руки распускаете! Дороги вам мало?
Дарья Федоровна, маленькая, в драповом пальто и длинной шерстяной юбке села на корточки, протянула Татьяне руку.
— Не надо. Я сама. Не помогайте, слышите? — промычала Таня, встала, отряхнула рейтузы.
— Слышу. Сами, значит сами. Давайте–ка отойдем, вы в себя придете, переведите дух! — Дарья Федоровна взяла женщину под локоть, потащила в сторону.
— Да! Да, конечно, — неловко засеменила за ней Татьяна. — Но… Извините, у меня сын дома… Болеет же, я тороплюсь, — высвободилась она.
— Тогда пойдемте к Жене. Что же вы не сказали, я бы присмотрела! — уверенно зашагала рядом Даша.
Она совсем молодая, подумала Татьяна, девчонка! Хорошенькая, ей бы семью, мужа, родить ребеночка…
В груди заныло.
— Я бы посидела, — не отставала Даша.
— Не надо! — резко остановилась Таня. — Я сама справлюсь.
Дарья Федоровна смотрит как будто жалостливо, снисходительно. Зачем?! Не надо! Таня не любит жалость, она унижает.
— Да в не переживайте, я ничего не возьму! — не отставала Даша. — И потом, мне тоже домой, я кошелек забыла. Вы дрожите? Да у вас температура! Господи, горячая какая! — Дарья Федоровна прикоснулась к Таниному лбу, поцокала языком. — Вы что?! Скорее домой! У вас есть мед? Ладно, решим!
И потащила соседку к пятиэтажкам, толпящимся в конце улицы…
Татьяна все хотела прогнать свою попутчицу, стыдно было за обшарпанную квартирку, полупустую комнату, застиранные наволочки и чашки с отбитыми ручками на кухне. А еще совсем не было сил…
— Пришли, — Дарья Федоровна решительно шагнула в подъезд. — Хорошо. Давайте потихоньку, лестница… Темновато… Лампочку все никак не заменят, — виновато вздохнула она, как будто принимала у себя в доме купчиху. А какая Таня купчиха?!
Они тихо зашли в квартиру. Даша остановилась на пороге, подождала, когда Татьяна разуется. Пахло «звездочкой», черным хлебом и овчиной. На вешалке висел длинный тулуп, видимо, привезенный из деревни.
Дарья Федоровна быстро осмотрелась. Она знала прежних жильцов, они были весьма скандальные люди, алкоголики. Когда их не стало, родственники только немного убрались, да и выставили квартиру на съем. Татьяна увидела полощущееся на ветру и мокрое от снега объявление на столбе, договорилась. И вот теперь живет.
— Проходите, я сейчас! — Таня вытащила из тумбочки тапочки, поставила перед Дашей. — Женя! Я пришла. Женечка! — позвала она, кинулась в комнату.
…Женька лежал, отвернувшись к стене. Накрылся с головой одеялом и тихо всхлипывал. Ему восемь, он приехал в этот город издалека и ему страшно, потому что из жара выплывают темные картинки: волки и коршуны. У их деревни ходили волки. Отец, если подходили уж очень близко к селу, отпугивал их выстрелами в воздух…
— Ну? Как ты? — Таня подняла сына, как пушинку, вытерла его лоб, поцеловала. Она такая большая, что Женечку и не видно у нее на руках, только ноги–спички торчат из–под одеяла.
— Мама… Я боюсь… — мальчик обхватил ее шею ручками, чуть приподнялся. Потом, заметив стоящую на пороге комнаты соседку, оробел. — Зачем она пришла, мама?
Татьяна слабо пожала плечами. Она вообще плохо сейчас соображала, поспать бы…
— Женечка, здравствуй! — Даша подошла, хотела прикоснуться к мальчику, но потом убрала руку, потому что Таня чуть отклонилась назад. — Я помогу, хотите, поставлю чайник? — пожала она плечами.
— Не надо. Мы сами. Хотя… Помогите, пожалуйста, — как будто смилостивилась хозяйка. — Жень, мы сейчас все разогреем, поешь бульон, хорошо? Дарья Федоровна, пойдемте на кухню! — Татьяна осторожно положила сына на кровать, подоткнула одеяло и кивнула гостье в сторону кухни.
— Зачем вы с нами возитесь? Я знаю, нас тут не любят, я – торговка, сынишка – задохлик, да? — Таня решительно плюхнула на плиту чайник. — Но это нас не касается. И я не хочу слышать что–то про то, как мы живем. Вы про нас ничего не знаете, и сейчас…
Это был предел. Голова гудела и лопалась, хотелось лечь рядом с сыном и просто провалиться куда–нибудь. А тут эта Дарья вертится под ногами…
— Вам с сахаром? — совершенно не к месту спросила Даша, взяла чашку. Угадала. На Таниной нарисована лошадь, на Жениной — кот.
— Что? — опешила Таня.
— Я говорю, вам сахар положить? Татьяна Михайловна, кто про кого так считает? Я вот считаю, что у вас очень красивые волосы. Настоящая русская коса, только вы ее прячете. Да, вот ваш чай. Давайте, я сама подогрею бульон, а вы попейте. Ни нет, а попейте! — Даша могла быть решительной, могла настоять на своем, этакая маленькая тиранша. Её будущего мужа всегда это будет удивлять и восхищать одновременно..
Татьяна послушно опустилась на табуретку.
— Так вот, — орудуя половником, продолжила гостья. — Мои родители, когда им давали зарплату на фабрике не деньгами, а конфетами, продавали их. А что делать?! Ну и я с ними. Мы ставили у рынка коробки и весы, я стояла, читала стихи, пела, а мама рассыпала по кулькам конфеты. А мне так хотелось их съесть! И я стеснялась, что мы торгуем, боялась, что ребята засмеют. А потом мой одноклассник Витька пришел и купил на все свои карманные деньги эти конфеты. И другие ребята пришли. Все знали, что на фабрике проблемы. Нет, дослушайте, Татьяна Михайловна! Вы просто… Просто нас не знаете. Вы, как приехали, закрылись в своей норке и не выходите. Это я фигурально, конечно… Вот, бульон я подогрела, давайте, вы поешьте и Жене надо дать. Ой! Мед! Я принесу, у меня есть! Липовый, правда… Не все любят липовый… Сейчас!
Даша уже побежала в прихожую, но остановилась, услышав строгий Танин голос.
— Нам не надо жалости! Это же не по–настоящему! — сказала та. — Все люди только для себя живут. И мои родители жили для себя. Хотели девочку, родили, а я вон какая оказалась неказистая, мамино горе. И меня растила нянька. А мама с папой жили в Сочи. Я море видела всего один раз, когда у меня там, в Сочи, родился брат. Мне позволили посмотреть на него. А потом мы с няней уехали.
Я познакомилась со своим будущем мужем в булочной. Все мои подруги, знакомые искали женихов на танцах, а я вот в булочной. Куда же мне танцевать!
— Зря вы так. Вы очень красивая. Просто надо это в себе увидеть! — упрямо вставила свои «пять копеек» Даша. Таня только махнула рукой и продолжила:
— Поженились. Он был строителем, хорошо зарабатывал, а потом заболел. Надышался цементной пыли. Ему было тяжело дышать, и мы уехали в деревню. Село, если точнее. Вы знаете, Даша, чем отличается село от деревни? Там обязательно есть церковь. Вот в ней моего мужа и отпевали. Он успел увидеть Женечку и даже воспитать его, а вот полгода назад мужа не стало. И знаете, мне никто и ничто больше не нужно. Женю на ноги поставлю и всё. Я устала. Там, на природе, дел много, все было на мне. Устала. Вот вырастет Женька, и всё.
— Что «всё»? Вы это перестаньте, Татьяна Михайловна! У вас еще все впереди! И… И… — Даша замялась. — Понимаете, вы же сыну будете всегда нужны. Это хорошо, когда рядом близкий человек, родная кровь. И не важно, сколько вам лет. Я после смерти родителей осталась одна. И знаете, иногда так тяжело, хочется позвонить кому–то, выговориться, но некому. У подруг и коллег свои дела, мужья, заботы, что им до моих…
Татьяна нахмурилась, посмотрела снизу вверх на Дашу, вскочила. Ей захотелось обнять эту маленькую женщину, прижать к своей большой, мягкой, теплой груди и жалеть.
— Неправда! — вдруг стукнула Татьяна кулаком по столу. — Вот мне есть дело до твоих забот. Садись. Не надо меда, поешь со мной! — Таня вдруг перешла на «ты», вынула из шкафчика еще одну тарелку. — Без матери–то плохо совсем. Ты права… Садись, а я Женьку приведу, покормим…
Они сидели на кухне все вместе – вдовая Таня, одинокая Даша и Женька, которому вдруг стало так хорошо, что глаза сами собой слипались. Но он не шел в постель, тянул свой чай, обхватив кружку худенькими руками, нюхал лимон, который все же принесла Даша, и смотрел на мать.
— Мам, ты красивая, — тихо сказа он. — И я тебя очень люблю…
Татьяна застыла, потом протянула руку, погладила сына по плечу.
— Спасибо, Женёк. Ну что ж это такое?! Опять я плачу…
Она хотела уже совсем разреветься, но позвонили в дверь.
— Я открою! — Даша вскочила, пошла в прихожую. Оттуда послышался недовольный мужской голос.
— Здрасьте! Хозяйка где? Где, спрашиваю!
Таня сразу вся сжалась. Хозяин палатки, Амзан. Сейчас она наорет на нее…
— Татьяна Михайловна плохо себя чувствует. Что–то передать? — строго осведомилась Дарья, приподняла вверх бровь.
И всё… И Амзан потерялся. Прихожая с висящими на крючках пальтишком, куртками и тулупом, какие–то шарфы на полке, тусклая лампочка под потолком, обои в полоску, рогожка под ногами – всё ушло куда–то в тень. Осталась только Даша.
— Я.. — Амзан сглотнул. — Продукты привез. Ребенок болеет, я помочь хочу. Вот! — И протянул женщине пакеты. — А это – чистый витамин! — показал он на мешочек с мандаринами. — Надо есть, чтобы выздороветь.
Час назад Амзан орал у закрытой палатки, топал ногами и дергал замок. К нему вышла Эльвира, велела не пугать народ.
— У меня пирожные киснут от твоего крика! Ну что?! Что взвился, как ретивый конь?! Сын у нее болеет, плохо совсем. Вот и побежала. А ты бы не побежал?! Ребенок же, родинушка. Значит так, вынимай свои денежки и иди, купи им всего – мяса, овощей, фруктов возьми. Да не вздумай Таню отчитывать! Такой работницы – честной, ладной, – тебе не найти. Иди уже, купец! Полно глотку–то драть!
Амзан минут десять бродил по рынку, поджимал губы, думал. А потом вспомнил, как бабушка отпаивала его молоком, когда он хворал, как пела и баюкала, если было больно. Таня, наверное, тоже так поет. Она умеет, Амзан слышал! Надо помочь… Надо, права Элька!
И помог. Возможно, даже самому себе больше, чем Татьяне.
Шутка ли – найти себе жену вот так, походя, навестив работницу!..
… Они проболели неделю, Таня и Женька.
А потом заболела Даша, их верная сиделка. И уж за ней Амзан ухаживал так, как бабушка, с молоком и песнями. У Даши появился еще одни близкий человек, после Тани с Женей, естественно.
А дальше Женька пошел в школу, и Татьяна гордо стояла в актовом зале, когда его награждали за победу в конкурсе рисунков.
От нее пахло духами, она надела простое, но очень ей шедшее платье и туфли. На туфлях настояла Даша.
— Ты не понимаешь, Таня! Туфли – это постамент! — твердила она.
— Да что я, памятник что ли, чтоб на постаменте стоять?! — отмахивалась Татьяна.
— Королева.
— Колбасы если только. Нет, Даш! Даже не думай, не надену! — Таня уже хотела уйти, но соседка схватила ее за руку.
— Ради Жени. Пусть его мама будет самая красивая! — прошептала она.
И Татьяну больше не звали «королевой колбасы». Не было желания. Она познакомилась с родителями других учеников, выглянула из своей раковинки, расправила плечи и дала себе и Женьке шанс жить дальше.
А в свой дом Дашу они отвезли летом. Амзан не пускал, ведь Дарья беременна, мало ли – «растрясет»! Но потом согласился. Он не мог перечить жене. Она у него одна, как и жизнь. И такая эта жизнь прекрасная, что даже не верится!
Благодарю Вас за внимание, Дорогие Читатели! До новых встреч на канале "Зюзинские истории".