Сегодня мы погрузимся в глубокий диалог, который скорее похож на совместное исследование чем на интервью, где ведущий не просто задает вопросы, а вместе с гостем отправляется в путешествие к самой сути вещей. Именно такую атмосферу создает Джон Кемпф, автор «Подкаста о регенеративном сельском хозяйстве».
Его собеседница сегодня — Николь Мастерс, агроэколог из Новой Зеландии, женщина, чья жизнь и карьера — это гимн любви к почве. Их диалог — живой, увлекательный разговор двух людей, глубоко преданных идее восстановления здоровья нашей Планеты.
Джон Кемпф:
Привет, друзья, это Джон, и вы слушаете «Подкаст о регенеративном сельском хозяйстве».
Добро пожаловать.
В этом подкасте мы говорим об агрономической науке и практиках управления, которые восстанавливают здоровье растений и почвы, возрождают экологию и, в конечном счете, благополучие животных и нашего общества. Ведь все это — важные и небезразличные нам части единого целого.
Моя сегодняшняя гостья — человек, с которым я давно хотел поговорить. Она выросла и провела большую часть своей карьеры на другой стороне планеты — Николь Мастерс из Новой Зеландии. Добро пожаловать, Николь. Для меня большая честь видеть вас здесь. Спасибо, что пришли.
Николь Мастерс:
Спасибо, что пригласили, Джон. Я очень рада быть здесь с вами.
Джон Кемпф:
Николь, мне очень понравилось читать вашу книгу «Почва — любовь моя», и название её мне тоже очень нравится. Думаю, всем нам не помешало бы больше сопереживания и признательности к почве, к земле и всему, что на ней находится. Ведь степень нашего сочувствия, конечно же, определяет нашу способность влиять на изменения и осуществлять их.
Николь Мастерс:
Совершенно верно.
Джон Кемпф:
Мне бы очень хотелось, чтобы вы рассказали нашей аудитории, над чем вы сейчас работаете. Но прежде чем мы перейдем к этому, не могли бы вы немного поведать о своей истории? Что привело вас к этой работе? Какие моменты на вашем пути были самыми запоминающимися?
Николь, отвечая на, казалось бы, стандартный вопрос, мгновенно погружает нас в свою личную историю, неразрывно связанную с землей. Она говорит не как ученый за кафедрой, а как человек, для которого почва — это часть семейной саги, часть ее ДНК. С первых же слов становится понятно: для нее это не работа, а призвание, уходящее корнями в прошлое и простирающееся в будущее.
От полетов над Новой Зеландией до вермифермы
История Николь Мастерс начинается не в лаборатории, а в небе. Дочь летчика, она с детства видела землю с высоты, и этот ракурс навсегда определил ее восприятие. Вместо идиллических пейзажей она замечала шрамы на теле Планеты — эрозию. Этот детский страх за «убегающую почву» стал первым толчком к делу всей ее жизни.
Николь Мастерс:
Спасибо, Джон. Да уж, вопрос такой, что и не знаешь, за какой его бок ухватиться.
Я тут недавно разговаривала со своей бабушкой, и она мне вдруг и говорит, что мой прадед был одним из первых агроконсультантов в Новой Зеландии. У меня от этого просто мозг взорвался.
И я ловлю себя на мысли: «Неужели я генетически запрограммирована на сельское хозяйство? И во мне правда есть какие-то наследственные нити, тянущиеся к просвещению?»
У меня оказывается гораздо меньше свободы воли, чем мне хотелось бы думать.
Джон Кемпф:
Эпигенетика — то есть влияние образа жизни на гены — и передача памяти — это очень мощные вещи, которые мы пока не оценили в полной мере.
Николь Мастерс:
Это просто поражает воображение. Я часто думаю о том, что мы, новозеландцы, потомки очень стойких людей. Это были путешественники, пересекшие моря, чтобы добраться до одного из последних открытых мест на планете. И люди эти были закалёнными. Так что да, я чувствую, что во мне течёт кровь крепких путешественников. Большую часть своей жизни я провела в дороге. Мой отец был пилотом, и мы никогда не жили на одном месте дольше двух лет.
Мы жили и на Северном, и на Южном острове, и — представьте себе — в Гонконге. Всё это оказало на меня огромное влияние, сформировав моё видение земли с высоты.
Я смотрела вниз из самолётов и была потрясена масштабами эрозии, особенно в Новой Зеландии. Родители вспоминают, как я с пяти лет показывала на следы эрозии и переживала: «Куда уходит почва?» Может, я была странным ребёнком, не знаю.
В Гонконге же я видела другое: люди живут посреди смога, который чёрным налётом покрывает все машины. Всё в этой саже, которую можно стереть пальцем. И знаете, когда я спускаюсь на подземную парковку, полную угарного газа, я чувствую ностальгию, потому что именно так пахнет Гонконг.
Повсюду пластиковые пакеты, мусор... Я помню, как думала: «Люди готовы жить в собственной грязи, и это не заставляет их меняться».
Что же тогда вообще способно пробудить людей к переменам?
Отчасти это стало моим внутренним двигателем: я должна говорить то, что считаю правдой, не бояться высказываться. Ведь если мы будем молчать, ничего не изменится.
Мы просто покатимся под откос.
Когда мне было 25, мой отец купил участок и сказал: «Давай займёмся этим вместе». Он ушёл из авиации, а я — из университета. Думаю, это был тот самый случай, про который говорят: «Два новичка — одни убытки».
Мы оба почти ничего не понимали в работе с землёй. Но мы восстановили заболоченную территорию, посадили 700 деревьев авокадо, держали племенных быков. Это было настоящее глубокое погружение. В то время, как и сейчас, я была матерью-одиночкой. В сельской местности очень трудно найти работу. И отец помог мне, подтолкнув к созданию бизнеса по разведению червей. Я выкупила активы обанкротившейся вермифермы и занялась вермикультурой.
У меня было образование в области почвоведения, я изучала его в университете. И никто — ни один преподаватель! — не упомянул, что почва, чёрт возьми, живая. А потом я попала на лекцию доктора Элейн Ингхэм, которая говорила именно об этом... А я сидела и думала: «Почему мне никто про это не сказал?»
Это же ключевой аспект!
Так я начала производить вермикомпост — биологически активное удобрение из органических отходов, переработанных червями. Он был специально адаптирован для производителей клубники, для пастбищных хозяйств и для авокадо. Мы создавали его под конкретные цели и видели невероятные результаты.
Это путешествие, в котором никогда не перестаёшь учиться и развиваться. И поскольку я не боюсь странствий, то я здесь — в своём фургоне для перевозки лошадей в Южной Дакоте, работаю с Межплеменным сельскохозяйственным советом. Я постоянно в разъездах, живу у фермеров и владельцев ранчо, погружаюсь в их миры. И я это обожаю.
Рассказ Николь — это квинтэссенция пути регенеративного фермера. Он начинается с личной боли, с наблюдения за деградацией Природы. Затем следует смелый, почти наивный шаг — попытка что-то сделать своими руками, полное погружение в практику. И наконец, ключевой момент — прозрение, когда научные знания из университета сталкиваются с живой реальностью. Открытие, что почва — это не инертная субстанция, а живой организм, становится отправной точкой для настоящего творчества.
Искусство «умного» компоста: от бактерий к грибам
Разговор плавно перетекает к одной из самых интригующих тем — созданию вермикомпоста, настроенного под конкретные задачи. Это уже не просто утилизация органики, а настоящее «микробное дирижирование». Джон Кемпф, как опытный практик, тут же цепляется за эту идею, ведь именно в ней кроется ключ к управлению здоровьем почвы.
Джон Кемпф:
Вы, безусловно, смогли понаблюдать и поработать с сельским хозяйством в самых разных экосистемах и условиях. Вы видели и проблемы, и возможности, которые, по сути, часто оказываются двумя сторонами одной медали, не так ли?
Николь Мастерс:
Совершенно верно.
Джон Кемпф:
Меня крайне заинтриговало ваше упоминание о производстве вермикомпоста для конкретных целей. Эту идею, пожалуй, не все ценят по достоинству — возможность создавать микробные препараты для достижения определенного результата. Не могли бы вы рассказать об этом подробнее? Что именно вы делали, чтобы вызывать целенаправленные изменения для той или иной культуры?
Николь Мастерс:
Да, именно так. Если подумать о вермикомпосте и о том, чем кормить червей, то они ведь съедят практически любую органику — всё, что когда-то было живым. Они вполне счастливы, поедая навоз или овощные очистки.
Но знаете, встречаешь людей, у которых дома стоят эти маленькие вермифермы, и они воняют, из них течёт какая-то жижа, а всё потому, что червей кормят одними овощными отходами.
Из этого получается вермикомпост, в котором тотально, просто тотально доминируют бактерии.
Есть один простой трюк, как проверить компост: возьмите горсть, бросьте в лоток для рассады, оставьте на улице и просто посмотрите, что вырастет. Сигнал к прорастанию, как вы знаете, дают микробы. И вырасти может либо поляна широколистных сорняков, либо всякие «нитратные» ребята вроде кохии или крапивы, которые обожают азот. А могут появиться мягкие многолетние травы.
Это очень показательный тест. Если покупаете компост — просто оставьте его и посмотрите. Если он зарастёт однолетними сорняками, падкими на нитраты, я бы, чёрт возьми, не стала использовать такое ни у себя в саду, ни тем более в промышленных масштабах.
Мы занимались и крупномасштабным компостированием, у нас был специальный ворошитель. Но я обнаружила, что с возрастом становлюсь, кажется, ленивее. К тому времени, как я продала ферму семь лет назад и отправилась в своё кочевье, мы делали вермикомпост в основном из древесной щепы — мягких, быстрорастущих пород с белой древесиной. Ива, тополь, а здесь, в Америке, это может быть хлопчатник или осина. В эту смесь мы могли добавить немного навоза, может, чуть-чуть рыбного гидролизата.
А вначале, когда мы получали партию щепы, кубов эдак 150, мы запускали туда свиней. Они паслись прямо на этой щепе, и это поразительно, сколько они её на самом деле съедали.
А потом, когда свиней убираешь, приходят черви. И мы просто оставляем всё это созревать. Именно долгое созревание пробуждает грибное разнообразие, и сапрофитные грибы — те, что разлагают сложную древесину, — просто сходят с ума.
В итоге, хотя в готовом продукте ещё видны кусочки щепы, получается прекраснейший вермикомпост. Запах невероятный. А под микроскопом — это просто десять из десяти: полно полезных нематод, простейших, всего на свете.
Так что, по сути, именно из-за собственной лени я научилась делать великолепный продукт с преобладанием грибов. Он идеально подходит для садоводства: для косточковых, и уж точно для авокадо и клубники, где мы стремимся именно к «грибному» составу.
При этом я обнаружила, что для овощей лучше подходит вермикомпост, собранный пораньше. Мы использовали... вернее, я использовала, — это была целиком моя работа — много свиного навоза. Смешивала его с картоном, щепой, могла добавить немного гуано...
Знаете, Джон, если подумать, в этом было очень много интуиции. Такой продукт, собранный на ранней стадии, отлично работал для овощей. Я постоянно смотрела на него под микроскопом, и у меня были грядки и в помещении, и на улице. И я видела, что в них развиваются совершенно разные микробные сообщества, так что я могла выбирать, какой компост для какой культуры использовать.
Здесь Николь Мастерс раскрывает фундаментальный принцип регенеративного подхода: не существует универсального «хорошего» компоста. Есть правильный инструмент для конкретной задачи. Она показывает, как перейти от бактериально-доминированных систем, подходящих для однолетних овощей, к грибным, которые необходимы многолетним культурам вроде деревьев и ягодников.
Ее «ленивый» метод — использование древесной щепы и длительное созревание — на самом деле оказывается мудрым решением, которое позволяет Природе самой создать сложную, богатую грибами экосистему. Это яркий пример того, как отказ от излишнего контроля и доверие к естественным процессам приводят к выдающимся результатам.
Чувство корума
Разговор неизбежно подходит к самой передовой и волнующей теме — кворумному чувству (от англ. quorum sensing), или «чувству кворума». Это способность микроорганизмов общаться и координировать свое поведение, действуя как единый суперорганизм.
Джон Кемпф признается, что давно изучает эту тему, но не решался обсуждать ее в подкасте, чувствуя, что знаний всегда недостаточно. Николь Мастерс же с энтузиазмом подхватывает эстафету, объясняя сложные концепции на удивление простыми и яркими примерами.
Джон Кемпф:
Мне кажется, мы все больше узнаем о культурах, где доминируют бактерии или грибы, и о том, как мы можем влиять на их питание. Но одна из главных проблем — и причина, по которой я спросил о вермикомпосте, — в том, что нам действительно сложно создавать материалы, которые сдвигают баланс почвы в ту или иную сторону.
Особенно в грибную. На рынке можно найти десятки эффективных бактериальных инокулянтов — препаратов для обогащения почвы микроорганизмами. Но когда речь заходит о формировании грибных популяций, в большинстве случаев это материалы, которые приходится производить самостоятельно: с помощью вермикомпоста, биореакторов Джонсона-Су или других методов компостирования.
Николь Мастерс:
Именно так. И вот что самое интересное: микориза — тот самый симбиотический гриб на корнях — сама по себе, очевидно, в компосте не растёт. Но мы обнаружили, что благодаря сигналам «чувства кворума», тем самым метаболитам, которые мы вносим вместе с вермикомпостом, происходит взрывной рост колонизации корней микоризой.
Хотя в самом компосте нет спор микоризы, он несёт в себе сигнал к её прорастанию. Этот сигнал гриб получает либо от биопрайминга — специальной микробной обработки семян, — либо просто от внесения компоста при посеве. Мы тут в Монтане делаем просто потрясающие вещи: на пастбищах вносим через сеялку всего около 2,2 кг вермикомпоста на гектар. И видим, как начинают прорастать виды, которые мы даже не сеяли, — местные многолетние травы, отзывающиеся на этот сигнал.
Джон Кемпф:
Давайте как раз об этом и поговорим. Я давно изучаю «чувство кворума» и микробную сигнализацию, но в подкасте эту тему ещё не поднимал — всё время кажется, что нужно копнуть ещё глубже. Так что же это такое — чувство кворума и передача сигналов? О чём здесь вообще идёт речь?
Николь Мастерс:
Забавно, Джон, я и не знала, что вы ещё не освещали эту тему. Если посмотреть научную литературу, за последние три года эта область просто взрывается от новых открытий. И это невероятно увлекательно, ведь коренные народы использовали эти принципы веками. Взгляните на корейское природное земледелие — оно целиком построено на этих кворумных сигналах.
Представьте себе любую бактериальную клетку. На её внешней стенке находится до 100 тысяч рецепторов. Они не могут видеть или слышать, поэтому они ждут сигнала. Эти сигналы могут быть электромагнитными, температурными или химическими — так называемыми вторичными метаболитами, которые выделяют другие живые организмы. С помощью этих сигналов микробы определяют: «Ты друг? Или собираешься меня съесть?» Так они распознают друг друга.
Существуют организмы, которые посылают ложные сигналы, чтобы притвориться другим видом и замаскироваться. Или же они могут сигнализировать друг другу, чтобы вместе охотиться. Учёные наблюдали поразительный пример, когда группа простейших, как стая волков, загоняла и атаковала нематоду — и всё это координировалось сигналами.
«Чувство кворума» буквально означает, что собирается достаточное количество организмов, чтобы принять коллективное решение — достичь кворума. Когда их число достигает критической отметки, они активируют определённые гены. Это может быть ген, отвечающий за биолюминесценцию, за создание биоплёнок или за вирулентность, то есть способность вызывать заболевание.
Например, в вашем теле могут жить микроорганизмы, не причиняя вреда. Но как только их популяция достигает критического порога, они посылают сигнал, становятся агрессивными, начинают стремительно размножаться — и вы заболеваете. На этом принципе уже создали средство от холеры: человек может выпить особый химический сигнал, который «отключает» болезнь. Речь идёт о концентрациях на уровне частей на триллион — это ничтожно малые дозы. Сигнал, по сути, говорит холерным вибрионам: «Нас здесь стало слишком много, пора уходить», и бактерии вымываются из организма. Мы наблюдаем настоящие прорывы в медицине, ведь такой подход может заменить антибиотики, позволяя действовать очень точно.
И что самое поразительное: выяснилось, что тот же химический сигнал, который «выключает» холеру, подавляет и серую гниль (Botrytis) у растений. Это открывает огромные возможности. Насколько тонкими могут быть наши действия? Как мало нужно, чтобы изменить целую систему? Мы видели эффекты, которые раньше не могли объяснить. Теперь же наука догоняет практику. Становится ясно, почему так важен микробиом семени, почему микрофлора нужна с самого старта. И каковы те самые сигналы, которые «включают» и «выключают» процессы.
Растение постоянно общается с окружающим миром. Оно сигнализирует: «Меня атакуют, я посылаю сигнал определённым микробам!» Если нужные микробы есть в почве и отвечают, то запускаются защитные реакции растения. Но если растение подаёт сигнал, а ответить некому, защитный механизм не срабатывает.
И вот что по-настоящему тревожит — мы видим это в современной селекции: появляются растения, которые утратили способность сигнализировать. Существуют сорта пшеницы, которые больше не могут «позвать на помощь» простейших или микоризу. Отбирая растения по узким признакам, мы разрушили эту древнюю систему коммуникации.
Я так воодушевлена этим, потому что мы видим феноменальные результаты. Буквально вчера мне позвонила клиентка, вне себя от радости. Десятилетиями на её поле рос один одуванчик. В прошлом году мы посоветовали ей кое-что изменить. А в этом году, по её словам, одуванчик исчез полностью. Это трудно объяснить, пока не поймёшь механизм: какие сигналы мы вносим в почву? Что именно так быстро меняет растительность, особенно однолетнюю?
На практике я вижу, что когда мы вносим микробные препараты вместе с семенами, фермеры могут провести одну довсходовую обработку гербицидом, но послевсходовая им уже не требуется. Эти сигналы задают правильный тон в почве и просто не дают примитивным сорнякам команду к прорастанию.
Николь Мастерс объясняет, что почвенная жизнь — это не хаотичное сборище индивидуумов, а сложная социальная сеть, работающая по своим законам. Идея о том, что крошечные дозы определенных веществ (метаболитов) могут полностью изменить поведение целых микробных сообществ, переворачивает традиционное представление о сельском хозяйстве.
Мы привыкли мыслить тоннами и килограммами на гектар, а здесь речь идет о «частях на триллион». Это переход от грубой силы к тонкой настройке, от войны к дипломатии. Пример с исчезновением одуванчиков после внесения правильного «сигнала» — это живая иллюстрация того, как можно решать проблемы, не борясь с симптомами, а меняя саму среду.
Сорняки — целители и индикаторы
От темы микробных сигналов разговор логично переходит к сорнякам. Если сигналы могут подавлять их прорастание, то что сами сорняки говорят нам о состоянии почвы? Джон Кемпф разделяет концепции кворумного чувства (поведение группы) и кворумной сигнализации (обмен информацией) и просит Николь Мастерс привести конкретные примеры того, как она работала с популяциями сорняков.
Джон Кемпф:
Всю эту тему я нахожу невероятно интригующей. Один из моих наставников, покойный Брюс Тайнио, ведущий микробиолог Северной Америки, постоянно говорил о кворумном чувстве. А потом на 15 лет об этом все замолчали. И вот мы снова ведем этот разговор, что мне очень приятно.
В моем понимании, здесь есть два аспекта. Мне нравится разделять кворумное чувство и кворумную сигнализацию. Первое, как вы и описали, — это когда достаточно большая группа организмов меняет свое поведение и начинает действовать как единое целое, а не как скопление индивидов. Второе — это сам аспект сигнализации: как эта группа и отдельные ее члены воспринимают сигналы и реагируют на них.
Вы упомянули прорастание разных культур, сигналы для защиты растений и развитие семян сорняков. Знаете, это ведь поразительно: мы все знаем, что в почве может быть огромный банк семян какого-нибудь сорняка, но он не прорастает. И этому никогда не было хороших объяснений. Кто-то говорил о питательном профиле почвы, мол, он влияет на видовой состав сорняков. Но все мы понимаем, что история гораздо глубже. Вы уже немного коснулись этого. Не могли бы вы привести конкретные примеры из вашей практики, как вы добивались изменений в популяциях сорняков?
Николь Мастерс:
Наверное, это то, что восхищает меня в почве больше всего, — её состояние так очевидно проявляется на поверхности. Я часто сравниваю это с отпечатками пальцев: по растительным сообществам можно безошибочно прочитать, что человек делал с этой землёй. И если говорить о сорняках — а ведь то, что для вас сорняк, для кого-то другого может быть кормом, — то эти растения всегда выступают в роли видов-индикаторов.
И дело тут не только в питании. Прорастание могут вызывать разные факторы: реакция на свет, низкое содержание органики, состав микробных сообществ или их дисбаланс, минеральный дисбаланс, а также наличие токсинов. Один из самых ярких случаев, который я наблюдала, был связан с расторопшей. Она росла в овраге, и это было единственное место на всей ферме. Я спросила фермера: «Что там под землёй? Это очень интересно». Он ответил: «А, это старая свалка. Мы сваливали туда кучу старых аккумуляторов». Они протекли, и расторопша отреагировала.
Второй раз я увидела сплошные заросли расторопши вдоль разлома Сан-Андреас. «Поразительно, — подумала я, — что здесь происходит?» И надо же такому случиться, в самолёте я оказалась рядом с женщиной, ядерным физиком. Она рассказала, что когда тектонические плиты движутся, они перемалывают породы, в которых есть уран, и при этом выделяется газ радон. И тут меня осенило: мы ведь используем расторопшу для детоксикации печени в организме человека. Может, она и почву очищает? И действительно, теперь, когда мы анализируем почвы, мы видим: там, где густо растёт расторопша, почти всегда есть какой-то загрязнитель. Мы наблюдали такой же взрывной рост этого растения после землетрясений в Крайстчерче в Новой Зеландии.
Для меня главное — это видеть закономерности. Что именно делает конкретное растение? Мы знаем, что подсолнухи, например, отлично извлекают из почвы радиацию. А конопля и марихуана способны к фиторемедиации — очистке от тяжёлых металлов и токсинов. Важно наблюдать, где эти растения появляются в природе.
Мы видим, что при серьёзных минеральных дисбалансах появляются так называемые динамические аккумуляторы. Эти сорняки целенаправленно извлекают из почвы те питательные вещества, которых в ней мало, и накапливают их в своих тканях в высокой концентрации. А затем они выделяют часть этих минералов в биодоступной форме обратно в почву через корневую систему. Таким образом, они делают их доступными для следующего поколения растений. Фактически, они готовят почву для более сложной экосистемы — нужно только набраться терпения и подождать лет сто, пока они сделают свою работу.
Мы проводили поразительные эксперименты: делали листовой анализ конкретного сорняка и задавались вопросом: «Что ты пытаешься мне сказать? Каких элементов в тебе в избытке и что ты стремишься сбалансировать?» Как правило, если в почве какого-то элемента мало, в растении-аккумуляторе его будет много. Единственное исключение — натрий и нитраты.
Не знаю, слышали ли вы о Бетси Росс из Sustainable Growth Solutions в Техасе. Она невероятна и использует тот же подход. Она проанализировала листья мескитового дерева и обнаружила в них очень высокое содержание микроэлементов, в том числе меди. Бетси составила «питательный профиль» на основе того, чем был богат мескит, приготовила из этих элементов раствор с фульвовой кислотой и другими компонентами, а затем опрыскала им сами деревья. Через пару недель кора на мескитах растрескалась, и они погибли. Вы можете поехать и увидеть целые поля мёртвых деревьев.
Так что, поняв, какую именно проблему — микробную или минеральную — пытается решить растение, мы получаем ключ к изменению почвы. Мы можем сделать её неподходящей для этого «сорняка». Это, по сути, и есть магия.
Этот подход радикально меняет наше отношение к сорнякам. Вместо того чтобы видеть в них врагов, которых нужно уничтожить любой ценой, Николь Мастерс предлагает видеть в них диагностов и целителей. Сорняк — это не причина проблемы, а ее симптом, и одновременно — попытка Природы саму себя излечить. История с расторопшей и тяжелыми металлами, а также пример Бетси Росс, которая использовала «оружие» мескитового дерева против него самого, — это блестящие примеры системного мышления. Мы не боремся с последствиями, а работаем с первопричинами. Это и есть настоящая магия регенеративного земледелия: использовать мудрость самой экосистемы для ее исцеления.
Запуск почвенной биологии: сила биопрайминга
Поняв, как читать знаки Природы, мы переходим к практическим действиям. Как запустить процесс исцеления? Николь Мастерс возвращается к теме внесения микробных инокулянтов, но уже с новым, более глубоким пониманием их роли. Она вводит термин «биопрайминг» — обработка семян микробными экстрактами, которая дает растению мощный старт и конкурентное преимущество.
Джон Кемпф:
Я немного переформулирую. Вы упомянули, что внесение вермикомпоста при посеве пробудило спящие семена. Так какие же инструменты или практики могут использовать фермеры, чтобы, так сказать, дать почве толчок и направить микробную жизнь в нужное русло?
Николь Мастерс:
Да, я считаю, что это один из наших лучших инструментов. Если вы что-то сеете или используете любую механическую обработку, стоит настроить оборудование так, чтобы можно было вносить эти микробные растворы. Будь то продукт из биореактора Джонсона-Су, что-то из корейского природного земледелия или вермикомпост — материала нужно совсем немного. На пастбищах мы обычно используем около 2,2 кг вермикомпоста на гектар. Его можно распылять как жидкость или вносить прямо с семенами.
И это даёт семени, особенно если его предварительно обработать, огромное конкурентное преимущество. Многие фермеры боятся сеять в уже существующий травостой. Но биопрайминг — обработка семян этими разнообразными экстрактами — готовит растение к успеху. Он защищает его от множества проблем: от избытка алюминия или натрия, от резких колебаний pH — от всего, что может помешать прорастанию. И мы вносим эти экстракты в ничтожно малых дозах.
Но это ещё не всё. Биопрайминг пробуждает спящий в почве банк семян. Вспомним Диану и Яна Хагерти из Западной Австралии — у них просто невероятное хозяйство, о котором многие ваши слушатели наверняка слышали. Однажды я была у них, и вот что мы увидели. После сбора урожая прошёл небольшой летний дождь. И там, где прошла сеялка — ровно по рядкам, и только по ним, — взошла трава, которая считалась в тех краях вымершей уже 60 лет.
Она проросла только там, где вносился экстракт вермикомпоста. Словно кто-то специально посеял эту дикую траву. Просто поразительно!
Так у них появился дополнительный корм. Они позволили этой траве дать семена и теперь восстанавливают её популяцию. А ведь семена просто отреагировали на сигнал, полученный из экстракта. Мы наблюдаем то же самое здесь, в Монтане: внезапно появляются и разрастаются многолетние травы, которых здесь давно не видели, тем более в таком количестве. Это невероятно вдохновляет.
Биопрайминг — это передача «стартового пакета» генетической памяти и защиты новому растению, подобно тому, как мать передает иммунитет своему дитя.
Обработанное семя не просто быстрее прорастает — оно с первых мгновений жизни окружено армией союзников-микробов. Они защищают его от стрессов, помогают усваивать питание и — самое поразительное — пробуждают из небытия давно забытые местные виды. История с вымершей травой, внезапно вернувшейся к жизни, — это мощнейший символ возрождения. Она доказывает, что потенциал почвы безграничен, и нам нужно лишь подобрать правильный ключ, чтобы его высвободить.
Невидимые последствия селекции: когда растения теряют голос
Разговор затрагивает и более мрачную сторону современного сельского хозяйства. Если микробы и растения так тесно связаны, что происходит, когда мы, вмешиваясь в генетику, разрываем эту связь? Николь Мастерс делится тревожными наблюдениями: некоторые современные сорта пшеницы утратили способность «общаться» с почвенной биологией. Это поднимает глубокие вопросы о цене, которую мы платим за узкоспециализированную селекцию.
Джон Кемпф:
В нашем разговоре столько взаимосвязанных тем, что мысли разбегаются в разные стороны. Вы упомянули, и я тоже на это ссылался, что современные сорта пшеницы теряют способность подавать сигналы почвенным микроорганизмам. Мне бы хотелось подробнее остановиться на роли биологии в укреплении иммунитета растений.
Я думаю, этот аспект пока малоизвестен. Когда мы говорим об иммунитете растений — о путях системной приобретённой и индуцированной устойчивости, — то оба эти механизма могут быть запущены микробами в корневой системе, которые реагируют на сигналы самого растения.
И ещё один аспект. Вспоминая о «чувстве кворума», я думаю о нашем разговоре с Джеймсом Уайтом. Он рассказывал, как организмы, которые мы считаем патогенами, могут менять своё поведение и становиться полезными, вступая в симбиоз с растением. Всё зависит от достижения определённого порога численности.
Что же меняется, когда в почве достигается критическая масса полезных организмов по сравнению с патогенами? Ведь тогда начинается взаимодействие между этими двумя группами, которые ведут себя как единый суперорганизм. Хотелось бы услышать ваше мнение. Простите, если я изложил это немного сумбурно.
Николь Мастерс:
Да, вы затронули очень важные моменты. Возьмём, к примеру, триходерму. Этот гриб может быть патогеном для растений, проникая в их корни. Но мы видим, что в симбиозе с микоризой они приносят друг другу огромную пользу. Триходерма — это, по сути, гриб, который питается другими грибами.
Когда они действуют сообща, да ещё и в союзе с бактериями псевдомонадами, мы наблюдаем каскадный положительный эффект. Достаточно лишь обработать семена этими культурами.
Ценность триходермы проявляется, когда растение атаковано. Оно подаёт сигнал, и триходерма в ответ выделяет химические вещества — метаболиты, которые запускают у растения выработку защитных соединений, например, жасмоновой кислоты или протеиназ. Без триходермы этого бы не произошло.
Помню, как много лет назад, где-то в 2006 году, я увидела фотографию капусты с корневой системой, оплетённой белыми нитями грибницы — гифами. Фермер уверял меня, что посеял её с псевдомонадами и микоризой, и это — микоризная колонизация. Я тогда не поверила: «Да ладно, это невозможно!». Вся научная литература того времени твердила, что крестоцветные не вступают в симбиоз с микоризой.
Что ж, за последние годы мне пришлось признать свою неправоту. Исследования показывают, что в присутствии триходермы и псевдомонад микоризная колонизация возможна даже у растений, которые традиционно не считаются её «хозяевами». И это идёт им на пользу! Потрясающе, не правда ли?
Джон Кемпф:
Мы столкнулись с этим ещё лет десять назад и тоже пришли к выводу: «Что ж, значит, книги ошибаются, раз это происходит на наших глазах».
Николь Мастерс:
Вот именно! И очень важно прислушиваться к практикам. Эта область знаний развивается так стремительно, что цепляться за догмы и считать, что у нас есть окончательные ответы, — просто наивно.
Роль микробиологии в защите растений долгое время недооценивали, и только сейчас мы начинаем это осознавать. Мы до сих пор не можем предсказать, какие именно виды понадобятся в том или ином случае, потому что многого ещё не знаем.
Именно поэтому я считаю, что залог успеха — в разнообразии. Разнообразный компост, разнообразные покровные культуры, которые кормят разные группы микробов, — всё это создаёт устойчивость и укрепляет иммунитет для следующего урожая.
И с сорняками происходят удивительные вещи: кому они сигнализируют, как контролируют динамику... Некоторые из них могут «подкармливать» патогенные организмы, чтобы подавить другие растения. Или, например, василёк — он выделяет особые углеродные соединения, которые подавляют в почве энтомопатогенные грибы. Это те, что контролируют численность насекомых. Эти сложные взаимодействия просто завораживают.
Этот диалог вскрывает опасную тенденцию. В погоне за урожайностью и внешним видом селекционеры, сами того не желая, «отключили» у культурных растений древние гены, отвечающие за связь с почвенной жизнью. Растение стало «глухим и немым». Оно больше не может позвать на помощь союзников-микробов для защиты от болезней или получения питания. В результате мы имеем красивые, но хрупкие создания, полностью зависимые от химических «костылей» — фунгицидов и инсектицидов.
Николь и Джон своим опытом доказывают, что научная догма часто отстает от реальности. То, что вчера казалось невозможным — как микориза на капусте, — сегодня становится наблюдаемым фактом. Это мощный призыв к смирению и открытости: Природа всегда сложнее наших представлений о Ней.
Сдвиг в сознании: самый главный инструмент фермера
Разговор выходит за рамки агрономии и углубляется в философию. Николь Мастерс утверждает, что главный барьер на пути к регенеративному земледелию — не технологии и не деньги, а образ мыслей. Переход от менталитета контроля и доминирования к менталитету сотрудничества и смирения — вот настоящая революция.
Джон Кемпф:
Что, по-вашему, больше всего мешает фермерам раскрыть тот огромный неиспользованный потенциал, на который они способны?
Николь Мастерс:
Их образ мыслей. Их представления о том, что возможно. Был забавный случай: я разговаривала с одним фермером в Австралии, и он сказал: «Каждый раз, когда ты со мной говоришь, у меня начинает болеть голова». Я ему: «О, спасибо, дружище». Но я поняла, что он мгновенно впадал в ступор от переизбытка информации. И постоянно твердил себе историю: «Я слишком стар». А я ему в ответ: «Чувак, мы с тобой ровесники! Не желаю я слышать, что ты слишком стар».
Существует такое мышление: даже когда люди собираются применить новую практику, например, посеять покровные культуры, в глубине души они уже уверены: «Все равно ничего не выйдет. Я знаю, что это не сработает. Дождя не будет, случится катастрофа, а что подумают соседи?» И именно этот настрой тянет всю систему на дно.
Я знаю, у вас в гостях было немало людей, которые говорили об энергетической составляющей намерения. И ведь это правда, можно воочию увидеть, как намерение влияет на землю. Если у вас негативный настрой, если вы заранее уверены, что ничего хорошего не выйдет, — так оно и будет. Вы выберете не то время, посеете не вовремя, подберёте не те культуры. Вы не будете как следует управлять своим скотом — не передвинете его вовремя или оставите на пастбище слишком надолго... И всё из-за ваших мыслей: «У меня нет времени. У меня нет денег. У меня ничего нет».
А ведь это всего лишь внутренняя история, которую вы сами себе рассказываете.
Поэтому вся моя команда проходит тренинг Landmark Forum. Это программа личностного и профессионального развития, которая помогает увидеть свои «слепые зоны». Для меня это самая важная часть истории: в чём заключается ваша слепая зона в отношении успеха? Мы сейчас готовим несколько онлайн-курсов, и один из них будет посвящён «экологии денег» — тому, как мы воспринимаем деньги и какие истории с ними связываем. Например: «У меня не может быть много денег, иначе я стану жадным». Или, знаете, во мне много ирландской крови, поэтому «жизнь — борьба, и деньги — это борьба». Мы живём с этими установками. Но стоит нам их осознать и проработать, как открываются невероятные возможности.
Я настоятельно рекомендую людям инвестировать в собственное профессиональное и личностное развитие, ведь все мы здесь ведём бизнес. Пожалуй, самым большим шоком для меня по приезде в США стало именно это. В Новой Зеландии фермерство — это в первую очередь бизнес. А здесь, особенно скотоводство, — это скорее образ жизни. И этой бизнес-составляющей часто не хватает. Это стало для меня небольшим сюрпризом.
Технологии — лишь инструменты. То, как мы их используем, зависит от того, кто мы есть и во что верим. Негативные убеждения («это не сработает», «я слишком стар», «что скажут соседи») становятся самосбывающимися пророчествами. Они парализуют волю и ведут к ошибкам. Поэтому работа над собой, над своими «слепыми зонами» и ограничивающими убеждениями, по мнению Николь, не менее важна, чем изучение агрономии. Ее рекомендация пройти тренинги личностного роста может показаться необычной для аграрного подкаста, но в этом и заключается глубина ее подхода. Чтобы исцелить землю, нужно сначала исцелить свое отношение к ней и к себе.
Услышать шепот земли
В финале Николь делится самым сокровенным — опытом прямого, почти мистического общения с Природой. Она с видимой осторожностью и волнением рассказывает о том, как «слышит» голоса земли, деревьев и даже духов прошлого. Это кульминация всего диалога, переход на совершенно новый уровень восприятия, где наука встречается с интуицией, а агрономия — с духовностью.
Джон Кемпф:
Какая тема, о которой вы хотели бы говорить чаще, но колеблетесь, потому что чувствуете, что фермеры, возможно, ещё не готовы это услышать?
Николь Мастерс:
(Смеётся.) Ох, Джон, какой хороший вопрос. Думаю, этот разговор становится всё более возможным. И знаете, отчасти я считаю себя хорошим наставником именно потому, что я умею слушать. Я слушаю людей, их язык тела, все невербальные сигналы. И точно так же я поступаю с землёй.
Я постоянно слушаю землю — животных, звуки.
И что самое интересное, я всё отчётливее слышу, как говорит сама земля. Я долго не решалась этим делиться. Но в прошлом году я два месяца провела на ранчо Alderspring — очень советую всем о нём узнать. Они практикуют так называемый «инхертинг» (inherting) — по сути, пасут скот, имитируя древние миграции бизонов.
И вот однажды я оглянулась через плечо и увидела, как из-за холма идёт стадо бизонов. Но… там не было никаких бизонов. Я физически ощутила, как они прошли мимо — почувствовала их шерсть, движение воздуха, услышала их шаги. А затем очень ясный голос произнёс: «Мы так благодарны, что вы здесь». Голос обращался к людям, к самим фермерам.
Я была немного смущена, но тем не менее подошла к фермеру и сказала: «Послушайте, это прозвучит очень странно, но я должна вам кое-что рассказать». И у него на глазах навернулись слёзы. Он ответил: «Я знаю».
Подумайте, как много мы на самом деле знаем. Мы знаем, что земля благодарна. Мы знаем, что животные благодарны. И вот теперь я поделилась этим публично и чувствую, как сама становлюсь больше от этого опыта. Моя грудная клетка, всё моё тело будто расширяется, когда я погружаюсь в это состояние глубокого слушания.
Поэтому мне в последнее время даже странно участвовать в подкастах. Я чувствую, что сейчас для меня не время говорить. Сейчас время — слушать. Мне кажется, это один из уроков пандемии. Мы набросились на знания, как на товар, и потребляем информацию с бешеной скоростью. Это порождает лишь перегрузку и чувство, что мы глупы, что мы знаем недостаточно, что нужно учиться ещё и ещё.
Мы набиваем этот мешок знаниями, хотя на самом деле пришло время для тишины. Пандемия просит нас просто остановиться. Я думаю, нужно просто выйти, остановиться и побыть со своими животными, со своими деревьями. И слушать. Я слышала голоса деревьев. Я слышала голоса животных. Моя мама будет в восторге, что я этим делюсь, — она тоже разговаривает с деревьями.
Этот фрагмент — приглашение выйти за рамки привычного, материалистического взгляда на мир.
Николь предполагает, что после периода интенсивного накопления информации (столь характерного для начинающих адептов регенеративного земледелия) должно наступать время тишины, созерцания и глубокого слушания.
Она убеждена, что Природа постоянно говорит с нами, но мы слишком заняты и «шумны» в своих мыслях, чтобы ее услышать. Ее опыт — это не эзотерическая фантазия, а глубоко личное переживание единства с землей, доступное, по ее мнению, каждому, кто готов остановиться и прислушаться. Это, пожалуй, самый смелый и важный призыв во всем разговоре: чтобы стать настоящим партнером Природы, нужно прежде всего научиться слышать ее шепот.
Советы фермеру или дачнику
Разговор с Николь Мастерс — это не просто набор интересных фактов, это цельная философия, подкрепленная десятилетиями практики. Что же из этого может взять на вооружение обычный фермер или дачник?
Начните с малого, но живого
Вместо погони за дорогими коммерческими препаратами попробуйте создать собственный микробный инокулянт. Самый простой путь — вермикомпост. Для этого не нужны сложные технологии: начните с простого ящика или грядки. Используйте разнообразное сырье — не только кухонные отходы, но и листву, щепу, картон, немного навоза. И дайте компосту как следует созреть.
Слушайте свои сорняки
Прежде чем вырвать или отравить сорняк, остановитесь и присмотритесь. Где он растет? Массово или единично? Кто его соседи? Попытайтесь понять, на какой дисбаланс он указывает. Возможно, это сигнал о переуплотнении почвы, нехватке или избытке какого-то элемента. Сорняк — ваш бесплатный диагност.
Практикуйте биопрайминг
Перед посадкой замачивайте семена в «живом» растворе. Это может быть вытяжка из вашего вермикомпоста (так называемый компостный чай) или качественного зрелого компоста. Просто залейте горсть субстрата водой, дайте настояться несколько часов, процедите и замочите в этом растворе семена. Это даст им мощный иммунитет и заряд энергии для роста.
Думайте как система, а не как механик
Не ищите «волшебную таблетку» для решения одной проблемы. Спросите себя: как создать здоровую систему в целом? Повышайте разнообразие: сажайте разные культуры вместе (создавайте поликультуры), используйте покровные травы, мульчируйте почву. Здоровая и разнообразная система способна сама решать большинство своих проблем.
Работайте над собой
Помните, что ваш главный инструмент — это ваше сознание. Наблюдайте за своими мыслями. Верите ли вы в успех или в глубине души ждете провала? Ваше намерение и отношение к делу влияют на результат не меньше, чем погода. Найдите время, чтобы просто посидеть в своем саду или поле в тишине. Не для работы, а для того, чтобы быть. Слушайте.
Возможно, и вы услышите шепот Земли.
Создано по материалам лекции Agroecologist Nicole Masters discusses vermicompost, microbial quorum sensing, and more! #RegenAg