Я всегда чувствовала, что мамина любовь — это бухгалтерская книга с разными статьями расходов. Для моей сестры Кати — золотые чернила, для меня и моей семьи — простой карандаш, который вечно стирали и пересчитывали.
В тот вечер всё началось с бумажных полотенец.
— Опять эти дорогущие рулоны? — вздохнула мама, разглядывая покупки. — Газеты для чего? Ими и вытирать прекрасно!
— Мам, в газетах типографская краска, — устало сказал мой муж Сергей. — Это вредно.
— Вредно — это деньги на ветер пускать! — парировала она.
Это была наша обычная жизнь. Её пенсия, весьма солидная, была неприкосновенна. «На чёрный день! Вдруг потоп или комета упадёт!» Мы же оплачивали всё: коммуналку, продукты, те самые «дорогущие» полотенца. А она копила. Я была уверена — для Катюши.
Моя сестра жила с вечно загулявшим мужем, не работала, но щеголяла в новых сапогах. Сын Кати, мой племянник, получал на день рождения игровую приставку. Мои дети в тот же день разворачивали скромные фломастеры.
— Бабушка, а почему у Димы такая дорогая игра? — спросила как-то моя старшая.
— У Димы папа небогатый, вот я и помогаю, — не моргнув глазом, ответила мама. — А у вас папа хороший, сам купит.
Любая попытка поговорить упиралась в стену.
— Ты просто не понимаешь настоящей бережливости! — заявляла она. — Это вам, молодым, лишь бы транжирить!
Однажды я не выдержала и позвонила сестре.
— Кать, мама тебе, случайно, не помогает? У нас тут туго, а у тебя сумка новая.
— Что ты, Лен! — тут же ответила она. — Мужу заказы стали поступать. Ты не поймёшь.
Я понимала. Понимала, что мой муж пашет как вол, а её просиживал штаны в гараже с друзьями. Но голос сестры был таким искренним, что хоть на кинопробы отправляй.
Наш дом стал похож на скороварку. Давление росло с каждым выключенным светом в коридоре, с каждым замечанием о слишком долгом душе. Последней каплей стал разговор с детьми.
— Бабушка говорит, мы много едим, — сказал сын. — И что мы её разорим.
В ту ночь я сказала Сергею всё.
Мы не стали устраивать сцен. Мы нашли съёмную квартиру и просто собрали вещи. Когда мама узнала, на неё было страшно смотреть.
— Лена! Да как же так? Кто будет за мной приглядывать? Кто поможет? Вы всё проедите без меня!
— Мы справимся, мама. Катя поможет.
Переезд был молчаливым. Мы вырывались на свободу, но чувствовали себя предателями.
Через неделю раздался её звонок. Голос, впервые за много лет, был не уверенным, а растерянным и слабым.
— Леночка… Извини, что беспокою. Тут… тут у меня небольшая проблема. Коммуналку надо платить, а у меня, ты знаешь, все деньги вложены… Не могла бы ты немного… Катя говорит, что у неё сейчас совсем пусто.
Я закрыла глаза. И сказала то, что копилось годами.
— Мам, я тебя очень люблю. Но мы собираем на свой «чёрный день». На нашу будущую квартиру. Так что, нет. Не смогу. Попроси Катю. У её мужа же заказы.
Сергей обнял меня. Из комнаты был слышен смех детей. Они читали книгу при всех включённых лампах. И никто не делал им замечаний.