Наши представления о прошлом льстят мужчинам. Сразу представляется этакий мускулистый Конан-варвар, гордо несущий тушу мамонта к пещере, где его ждет радостная хранительница домашнего очага. Мило. Наивно. И абсолютно лживо.
О том, как дело обстоит на самом деле, хочет рассказать одна из моих великолепных читательниц с серьезной профессией лингвист-историк Зои Лионидас. Возможно, текст будет не из легких. Однако он очень хорошо показывает, как обстояли дела на самом деле в те времена, о которых некоторые джентльмены пишут, что они все добыли и все изобрели… Вот, что она пишет.
«Если говорить о ранней истории человечества, древнейшей организацией общества стал матриархат, который затем, исчерпав свои возможности, уступил дорогу «главенству мужчин», а это последнее в свою очередь, сейчас уходит в прошлое, проигрывая в конкуренции с равенством полов.
Если отсчитывать время матриархата с момента, которым датируют древнейших «палеолитических венер» - т.е. изображения нагих женщин гипертрофированной толщины, мы окажемся в позднем палеолите, отстоящем от современности на 35 тыс. лет. Конец эпохи матриархата можно грубо-приблизительно определить для Европы как 4 тыс. лет до н.э. Простейшая математика приводит нас к тому, что материнский род существовал около 31 тысячи лет, далее отцовский – около 4 тыс. лет, и сейчас мы стоим на пороге новой эры.
На неизбежный вопрос, почему материнский род сумел продержаться столь долгое время, ответить можно простейшим образом: подобная организация была выгодна (и скорее всего, единственно возможна) для устроения первобытного племени той эпохи.
Главенство женщин не следует представлять как некое царство злобных амазонок, тиранящих мужской пол. Скорее как организацию общества, где женщины являются костяком, а их вклад – той основой, на которой это самое общество функционирует.
Главенство женщин тогдашней поры зиждилось на трех «китах» - экономике, биологии и религии.
Множество раз от людей, далеких от истории и этнографии мне приходилось слышать рассуждение, будто первобытное общество организовано по методу «мужчины ходят на охоту за мамонтом, женщины варят кашу». Надо вам сказать, что мне пришлось при занятии этнографией, познакомиться с теми племенами, где сохраняется старый охотничий уклад, так что я могу вам сказать, что
Во-первых, на охоту ходят вне зависимости от пола – все, что требуется, это молодость, выносливость и способность переносить тяготы. Индейцы даже шутят, что «от женского визга бизон падает в обморок». В деревне, как правило, остаются беременные, кормящие, дети, старики, а также больные и увечные. Собственно мужская сила требуется только для того, чтобы освежевать животное (тут да, иначе не выйдет), разделать его, и собственно, донести добычу до дома. Все!
Во-вторых, «принесение мамонта» кажется убедительным только для тех, кто видел подобное исключительно на экране своего ноутбука или читал об этом в книгах. На деле охота – это лотерея, в которой выигрыш выпадает далеко не всегда.
Большое животное, как несложно догадаться, нуждается для прокорма в немаленькой площади, так французы подсчитали, что даже сравнительно небольшой по размеру дикий кабан для полноценного пропитания требует не менее 10 тыс. м2, что даже окрестили «свиной мерой». Иными словами, чтобы с высокой вероятностью встретить кабана, охотнику следует обойти квадрат, имеющий, как минимум, эту площадь, да еще и учесть, что кабан не будет стоять на месте, дожидаясь, когда из него начнут изготовлять отбивные. В реальности, по лесу можно ходить днями напролет, из раза в раз добывая исключительно фигуру с маслом, пока, наконец-то, охотничья удача не повернется лицом.
Не существует и не существовало общества, которое жило исключительно охотой, по крайней мере, мне подобное не встречалось ни в литературе, ни в жизни, однако, если кто-то имеет другие сведения, прошу поделиться. Охота – вишенка на торте, праздник для племени, возможность добыть высокоценный животный жир и мясо животных, и столь же ценные шкуры, но не основой первобытной экономики, увы.
Охота требовала огромного количества времени и сил, тем более, не стоит забывать о том, что зверь, которого удастся рано или поздно выследить, либо умчится прочь, либо нападет, причем «добыть» его охотникам, которые движутся на своих двоих, вооружившись (изначально) копьями, из прочного дерева с заостренными концами (как то было характерно, к примеру, для Австралии до открытия ее европейцами) – занятие далеко не тривиальное.
Охотились в те времена, как правило, облавным способом, пытаясь поднять добычу, и далее загнать ее в загодя приготовленную яму, пропасть, болото или иной природный капкан, где животные ломали себе кости, теряли способность двигаться и таким образом, становились сравнительно легкой добычей. Однако, повторюсь, облавная охота требует многих дней для подготовки, и далеко не всегда завершается желаемым результатом, т.к. стадо, почуяв опасность, может попросту уйти или прорвать цепь загонщиков.
Кроме того, охота была смертельно опасным делом, не раз и не два охотники погибали или навсегда оставались калеками, так что, один из лучших охотников XIV века – Гастон Феб, уважительно именует кабана «хирургом», а оленя – «священником», имея в виду, что первый способен тяжело ранить, а второй – убить наповал, и это уже на границе современной промышленной эры!
Что касается мелкой дичи, она была исконно почти недостижима, т.к. обыкновенно легко пугается и бросается наутек (кто-нибудь пытался догнать зайца на своих двоих?) и лишь далеко не сразу, с развитием метательных орудий постепенно становилась доступна.
Однако для этого потребовался не один век, а до того, постоянным, каждодневным рационом племени было то, что женщинам и детям удавалось собрать в лесу и поле, а мясная добыча – редким праздником, возможностью в кои-то веки наесться досыта. Конечно, добычи от собирательства хватало исключительно на то, чтобы остаться в живых и на какое-то время сохранить достаточно энергии, чтобы часть племени могла снова отправиться на охоту, но не будь этого незаметного женского труда, шансов на выживание не оставалось вовсе.
Если вам интересно, мы можем развить эту мысль дальше – благо, реального научного материала для этого хватает. Ну а пока – вопрос.
Почему же миф о мужчине-добытчике оказался столь устойчивым? Кому он выгоден?