Вдоль бетонного забора, отсекающего окраину территории разбитого предприятия от бескрайних непаханых полей, натянута колючая проволока. Она спряталась в зелени широколистного бесплодного винограда, как ночная гадюка, укрывшаяся в куче прелой травы.
Я отмеряю шаги по пыльному периметру, уворачиваясь от мусорных вихрей, поднятых грязным ветром и колёсами армейских «Уралов», то и дело подвозящих боекомплект на расположенный здесь оружейный склад.
При каждом порыве сорного суховея конструкции разбитого административного корпуса скрипят голосами затаившейся смерти. Чёрными беззвёздными ночами её голос сильнее, таинственнее, жутче. Под утро эти звуки напоминают вздохи раненого животного, обречённо ожидающего скорой погибели.
- Если вам, замполит, делать нечего, - говорит боец с позывным Ганзо, - То пойдёмте с забора жмура снимать...
- Кого!? – переспрашиваю я.
- Там на заборе в углу мертвяк висит…
Чей-то истлевший, уже мумифицированный труп висел на заборе, наверное, долго, но Ганзо, обходя контур заброшенного предприятия, обнаружил его только сейчас. Обратился на ближайший блокпост к нашим военным полицейским: «Чего делать, пацаны? Может, труповозку вызовете?» «А нам-то с хер?» – отвечают те. У нас, мол, на то директивы нет.
Тогда Ганзо не поленился и съездил в местный райотдел полиции. Там поблагодарили, сказали, что давно ищут пропавшего бесследно полгода назад местного жителя, и через неделю увезли труп, не обратив никакого внимания на многочисленные колото-резанные раны.
- Да, б..я, – произнёс задумчиво Ганзо, — Вот так и твори добро…
Ганзо – ЗНШ, заместитель начальника штаба, в круг его обязанностей входит, в том числе, и поддержание боевого и дисциплинарного порядка на тыловой ремонтной базе. В этом наши обязанности как-то пересекаются. Он следит за соблюдением боевой дисциплины и порядком в подразделении, я слежу за чистотой и порядком в головах и душах уставших бойцов. У меня не всегда получается достучаться до покалеченного войной сознания каждого бойца, у Ганзо получается всегда.
В миномётной батарее при интенсивном вражеском обстреле погиб боец, его завалило бетонными плитами обвалившегося укрытия, были ещё раненые… Командир роты, находясь на передовой и лично занимаясь эвакуацией, долго не мог составить рапорт об обстоятельствах трагического происшествия. На мои просьбы командир «миномётки» не откликался, я списывал это на сложность боевой обстановки и вполне объяснимый эмоциональный стресс.
Не знаю, что сказал ему Ганзо, возможно, обошёлся простым словосочетанием «Ё…твою мать», но в тот же вечер рапорт был правильно и аккуратно составлен и передан группе разбирательства.
Ганзо – боец. У него два «Мужика», «За отвагу», ещё что-то африканское или сирийское… В свои 36 лет умеет, кажется, только воевать и материться. В отряд как-то с проверкой приехал генерал. Орёт, тычет пальцем в рабочую карту: «Тут, сука, не так!!! Тут, сука, не эдак!!!…» Ганзо, как назло, оказался рядом и слушал генеральский мат-перемат, и хотя ругань к нему совсем не относилась, слушал, терпел и молчал. Генерал устал, остановился, выдохнул и отхлебнул теплой минералки. Тогда Ганзо тихо и внятно произнёс: «Не ори», потом вежливо извинился и вышел из «админки». Совещание закончилось без личных взысканий.
- Ты обыкновенный хулиган, Ганзо, - говорю я ему, - Шпана дворовая… Для тебя авторитетов нет, что ли?! Возраст? Звание?..
- Да по хер мне, - отвечает он и улыбается, - У меня тесть известный хоккеист был…
- И что? – не понимаю я.
- Его уважаю…
На базе окотилась приблудная кошка. Четверо милых, разномастных, почти беззащитных котят шарятся по углам полуразрушенных строений, мяукают жалобно и протяжно, почти по-детски плачут… Я налил им молока в обрезанную по днище пятилитровую баклашку, вроде замолчали на ночь…
Утром слышу в «админке» ругань, мат, бесконечное «блякание». Кошка потеряла котят, забралась в помещение совещательной комнаты, забралась на командирский диван и вонюче обгадила на его велюровую обивку.
Ганзо орёт, что сегодня же перестреляет всех! И кошку… И котят… И того, кто её и кошачьих выродков кормит… Меня, значит.
- Попробуй, - говорю я ему, имея в виду котят.
- Перестреляю! - орёт он.
В общем, поругались. Вечером, уже в серых сумерках иду к себе. Смотрю, Ганзо, озираясь, склонился над кошачьим клубочком, шепчет тихонько: «Эх вы, дурачки малые...»
Замполит батальона БАРС-3 «Родина», позывной ДОЦЕНТ.