90 лет со дня рождения актера театра и кино, поэта и писателя Валентина Гафта (1935-2020).
Валентин Гафт, известный каждому и неизвестный до конца никому, многогранная, талантливейшая, загадочная личность, замечательный актёр, тонкий лирический поэт, острый на язык эпиграммист - всё это исключительно от Бога... Для каждого он свой. Еще сегодня его назвали бы брендом, и совершенно справедливо: вся его деятельность была отмечена настоящим знаком качества. Можете ли вы назвать хоть одну проходную или вполсилы сыгранную им роль, неинтересную или обезличенную эпиграмму? Вряд ли.
Валентин Гафт служил в Театре имени Моссовета, Ленкоме, Театре сатиры, Театре на Малой Бронной и «Современнике», а в его фильмографии — более сотни ролей, но вот как поэт наш любимый актер был известен меньше, эта сторона его таланта почему-то всегда оставалась в тени, как обратная сторона луны. Здесь стоит прислушаться к словам поэта Валерия Краснопольского:
«Тайна Гафта скрыта именно в его лирическом даре. Всё остальное, как ручейки из родника, вытекает из этого главного: комплексы, кажущаяся агрессия, самоирония и набор масок, скрывающих от беглого взгляда истинное лицо страдающего человека».
Только вслушайтесь, такие стихи может написать только человек «без кожи», легкоранимый и добрый:
Отчего так предан Пёс,
И в любви своей бескраен?
Но в глазах – всегда вопрос,
Любит ли его хозяин.
Оттого, что кто-то – сек,
Оттого, что в прошлом – клетка!
Оттого, что человек
Предавал его нередко.
Я по улицам брожу,
Людям вглядываюсь в лица,
Я теперь за всем слежу,
Чтоб, как Пёс, не ошибиться.
Его острый взгляд актёра и поэта на перипетии и коловращения жизни исполнены иронии и часто беспощадны. Валентин Иосифович поначалу не мечтал о славе стихотворца, не ждал популярности у читателей - вполне хватало любви благодарных зрителей:
«Я не профессионал и никогда не думал печататься. Если бы я думал об этом, у меня ничего не получилось бы».
Стихи свои Гафт читал чаще всего друзьям, на капустниках и актёрских посиделках. Профессиональной братии стихи нравились, но актёр не переставал подчёркивать свой дилетантизм в области литературы в целом и стихосложения в частности. Как утверждают критики, рифма кое-где нечеткая, строки ползут, ритм несовершенен - вполне возможно, критикам виднее. Даже вездесущая сетевая энциклопедия не упоминает о творчестве Гафта в качестве лирического поэта. Но читатели редко читают литературную критику, зато книги со стихами Валентина Гафта вызывают их неподдельный интерес, и находят в них, прежде всего, не корявость строк, а яркое отражение уникальной личности автора.
Но вот что касается знаменитых эпиграмм Гафта - здесь он неоспоримый и всеми признанный Мастер. Попасть Гафту на язык хотя и опасались, но все же понимали, что абы на кого эпиграммы он писать не будет, его жесткое четверостишие – признание недюжинного таланта оппонента, но раскрывающее и не совсем приятные ему противоположные черты характера. На его удочку попались многие корифеи театра и кино: Армен Джигарханян, Зиновий Гердт, Михаил Державин, Владимир Высоцкий, Наталья Белохвостикова, Эльдар Рязанов, Михаил Козаков, Ия Саввина, Иннокентий Смоктуновский - список огромный. Актёр и режиссёр Александр Филиппенко однажды даже предложил расшифровать фамилию Гафт, как «Гениальный Автор Феноменальных Текстов». Появился и меткий неологизм «гафтор» (от «автор») — тот, кто сочиняет эпиграммы. Между тем, Валентин Гафт всегда подчёркивал, что «эпиграмма - серьезная тема. Она может искалечить человеку жизнь». Жизнь автор язвительных четверостиший, конечно, никому не искалечил, но вот обиду его стихи вызывали нешуточную - ведь далеко не каждый обладает чувством самоиронии и может посмотреть на себя с весьма неприглядной стороны. Хотя обижаться обозначенным персонам было на что:
Сергею Юрскому:
Я б Юрскому, для большего эффекта,
Прибавил чувств, убавил интеллекта.
Евгению Евтушенко:
Уж больно смел, когда не страшно.
Умен, когда и так понятно.
Он не достроил своей башни.
Бог дал ему - и взял обратно.
Ие Савиной:
Глазки серо-голубые,
Каждый добрый, вместе злые.
Иннокентию Смоктуновскому:
Нет, он совсем не полоумный,
Из театра в театр неся свой крест.
Всегда выигрывает в сумме
От этой перемены мест.
Ролану Быкову:
То Ему бы в сборную по баскетболу.
Какой-то черт сидит в нем, бес.
Всего лишь два вершка от пола,
Но звезды достает с небес.
Эпиграммы, эпиграммы, эпиграммы… А лучшие стихи Валентина Гафта долгое время не замечали, и это обстоятельство задевало их автора за живое. Сейчас, слава Богу, заметили. И оценили.
Ролан Быков сказал о своем друге Валентине Гафте следующее:
«Обожаю Гафта за всё: за любовь к матери-сцене, сыновнюю преданность ей, за стихи, эпиграммы и роли, за драгоценное мерцание граней таланта. Я не объективен к нему и не хочу быть объективным, потому что объективность по отношению к этому человеку — чушь и мелочность души. Его надо любить, и только тогда он понятен и хорош. Нынче истинный талант – наше единственное прибежище и спасение».
Валентин Гафт остался с нами навсегда: в ролях, книгах, стихах. Светлая и вечная память...
Звезда
Потухшая звезда мерцает прошлым светом.
Она давно мертва, а мы ещё горим.
Жизнь воспевается Поэтом.
Любима ты, и я любим.
И солнца шоколадный грим
Нас украшает жарким летом.
…Всё меньше впереди у нас холодных зим.
Пастернаку
Он доживал в стране как арестант,
Но до конца писал всей дрожью жилок:
В России гениальность – вот гарант
Для унижений, казней и для ссылок.
За честность, тонкость, нежность, за пастель
Ярлык приклеили поэту иноверца,
И переделкинская белая постель
Покрылась кровью раненого сердца.
Разоблачил холоп хозяйский культ,
Но, заклеймив убийства и аресты,
Он с кулаками встал за тот же пульт
И тем же дирижировал оркестром.
И бубнами гремел кощунственный финал,
В распятого бросали гнева гроздья.
Он, в вечность уходя, беспомощно стонал,
Последние в него вбивались гвозди.
Не много ли на век один беды
Для пытками истерзанного мира,
Где в рай ведут поэтовы следы
И в ад – следы убийц и конвоиров.
У лживой тайны нет секрета
У лживой тайны нет секрета,
Нельзя искусственно страдать.
Нет, просто так не стать поэтом.
Нет, просто так никем не стать…
Кто нас рассудит, Боже правый,
Чего ты медлишь, что ты ждёшь,
Когда кричат безумцы: «Браво!» –
Чтоб спели им вторично ложь.
И есть ли истина в рожденье,
А может, это опыт твой,
Зачем же просим мы прощенья,
Встав на колени пред Тобой?
И, может, скоро свод Твой рухнет,
За всё расплатой станет тьма,
Свеча последняя потухнет,
Наступит вечная зима.
Уйми печальные сомненья,
Несовершенный человек,
Не будет вечного затменья,
Нас не засыплет вечный снег.
И просто так не появилась
На свете ни одна душа.
За всё в ответе Божья милость,
Пред нею каемся, греша.
Но мир – не плод воображенья,
Здесь есть земные плоть и кровь,
Здесь гений есть и преступленье,
Злодейство есть и есть любовь.
Добро и зло – два вечных флага
Всегда враждующих сторон.
На время побеждает Яго,
Недолго торжествует он.
Зла не приемлет мирозданье,
Но так устроен белый свет,
Что есть в нём вечное страданье,
Там и рождается поэт.
Визбору
Попса дробит шрапнелью наши души,
Ее за это не привлечь к суду.
Часть поколенья выросла на чуши,
И новое рождается в бреду.
О, Солнышко лесное, чудо-песня!
Как мы в неволе пели, чудаки!
Пришла свобода, стали интересней
Писклявые уродцы-пошляки…
Слова — ничто, есть вопли вырожденья.
Тот знаменит, кто больше нездоров.
Кто выйдет петь без всякого стесненья,
Без совести, без страха, без штанов.
Где песня, чтобы спеть ее хотелось?
Слова — где, чтоб вовеки не забыть?
Ну, что горланить про кусочек тела,
Который с кем-то очень хочет жить?
С телеэкрана, как из ресторана,
Для пущей важности прибавив хрипотцы
Они пудами сыплют соль на раны,
Как на капусту или огурцы.
В халатике бесполая фигура
Запела, оголившись без причин…
Противно это. Спой нам, Юра,
О женской теплоте и мужестве мужчин.
Театр
Театр! Чем он так прельщает…
В нем умереть иной готов.
Как милосердно Бог прощает
Артистов, клоунов, шутов.
Зачем в святое мы играем,
На душу принимая грех,
Зачем мы сердце разрываем
За деньги, радость, за успех?
Зачем кричим, зачем мы плачем,
Устраивая карнавал,
Кому‑то говорим — удача,
Кому‑то говорим — провал.
Что за профессия такая?
Уйдя со сцены, бывший маг,
Домой едва приковыляя,
Живет совсем, совсем не так.
Не стыдно ль жизнь, судьбу чужую,
Нам представлять в своем лице!
Я мертв, но видно, что дышу я,
Убит и кланяюсь в конце…
Но вымысел нас погружает
Туда, где прячутся мечты,
Иллюзия опережает
Всё то, во что не веришь ты.
Жизнь коротка, как пьесы читка,
Но если веришь, будешь жить,
Театр — сладкая попытка
Вернуться, что‑то изменить.
Остановить на миг мгновенье,
Потом увянуть, как цветок…
И возродиться вдохновеньем.
Играем!
Разрешает Бог!
Фаина Раневская
Голова седая на подушке.
Держит тонкокожая рука
Красный томик «Александр Пушкин».
С ней он и сейчас наверняка.
С ней он никогда не расставался,
Самый лучший – первый кавалер,
В ней он оживал, когда читался.
Вот вам гениальности пример.
Приходил задумчивый и странный,
Шляпу сняв с курчавой головы.
Вас всегда здесь ждали, Александр,
Жили потому, что были Вы.
О, многострадальная Фаина,
Дорогой захлопнутый рояль.
Грустных нот в нём ровно половина,
Столько же несыгранных. А жаль!
Хулиганы
В. Высоцкому
Мамаша, успокойтесь, он не хулиган,
Он не пристанет к вам на полустанке,
В войну Малахов помните курган?
С гранатами такие шли под танки.
Такие строили дороги и мосты,
Каналы рыли, шахты и траншеи.
Всегда в грязи, но души их чисты,
Навеки жилы напряглись на шее.
Что за манера – сразу за наган,
Что за привычка – сразу на колени.
Ушел из жизни Маяковский – хулиган,
Ушел из жизни хулиган Есенин.
Чтоб мы не унижались за гроши,
Чтоб мы не жили, мать, по-идиотски,
Ушел из жизни хулиган Шукшин,
Ушел из жизни хулиган Высоцкий.
Мы живы, а они ушли туда,
Взяв на себя все боли наши, раны…
Горит на небе новая Звезда,
Её зажгли, конечно, хулиганы.
Когда уходить надо срочно
Когда уходить надо срочно,
Меня что-то тянет вперед,
В автобус сажусь полуночный,
Всё делаю наоборот,
Меня будто тянут к расплате,
На казнь в темноте увозя,
Всё небо, как чёрное платье,
Дороги увидеть нельзя.
И ты ничего не прощая,
Под ливнем по лужам бредёшь,
Любимая, я обещаю,
Что я прекращу этот дождь.
Вот только б не задохнуться,
Последний крутой разворот,
Ведь я ухожу, чтоб вернуться,
Все делаю наоборот.
Вернусь, обниму осторожно,
Теряя тебя навсегда,
Но вечно любить невозможно,
На время не стоит труда.
С лица выпью слезы живые,
И молча уйду не спеша,
И вижу глазища шальные
И слышу, как стонет душа.
Зима
Вечер не вечность. Промчится — как миг новогодний,
Снег, поискрившись — сойдет, не оставив следа.
Знаю, что очень люблю, что люблю тебя очень — сегодня,
Завтра, быть может, не будет уже никогда.
