Честный взгляд на то, почему самые трудящиеся едва выживают, пока руководители гребут миллионы.
Я всегда считал, что дворник, сутулящийся над своей метлой ранним утром, — это воплощение тихого достоинства. Его работа действительно поддерживает город живым, и всё же никто не думает поблагодарить его. За целый месяц он зарабатывает лишь малую часть того, что некоторые консультанты берут за одну трёхчасовую встречу.
Это противоречие преследовало меня годами.
«История в деталях» — телеграм канал для тех, кто любит видеть прошлое без прикрас, через неожиданные факты и забытые мелочи. Погружайтесь в историю так, как будто вы там были. Подписывайтесь!
Когда я только начинал карьеру, я верил, что деньги приходят вслед за усилиями. Я вырос, наблюдая, как мужчины и женщины работают под палящим солнцем по двенадцать часов, а домой возвращаются с тревогой о квартплате. В то же время другие зарабатывали в десять раз больше, сидя в сверкающих офисах из стекла, занимаясь бесконечными рассуждениями.
Они приходили, весь день сидели на звонках в Zoom, передвигали цифры в Excel из одной ячейки в другую — и каждый день ровно в пять ехали домой на своих седанах.
Как может быть так, что тот, кто буквально держит на себе тяжесть общества, оказывается совершенно недооценённым?
Первый раз, когда я попал на одно из таких корпоративных совещаний, я ожидал раскрытия какой-то великой тайны.
Однако большая часть встречи уходила на согласование жаргона, споры о слайдах или ожидание кивка от старшего коллеги.
К обеду я уже сомневался: создали ли мы вообще хоть что-то?
Дворник, который в тот день выносил мусорные корзины, сделал очевидно полезное дело, в то время как я почти всё время притворялся, что занят.
Именно тогда я почувствовал, что во мне начинается долгая внутренняя борьба.
Люди на вершине не всегда делают больше, они несут ответственность
Один врач как-то сказал мне: ему платят не за часы, проведённые в операционной, а за годы ответственности, которые он берёт на себя. Если что-то пойдёт не так, под суд попадёт не медсестра, а он.
Медсестру могут уволить, но именно его имя окажется в иске о врачебной халатности.
Этот разговор помог мне понять, почему деньги привязываются к определённым ролям. Дело не всегда в результате работы, а в том, кто возьмёт на себя вину, если всё рухнет.
В финансах я увидел то же самое. Мой начальник объяснил: меня ценят не за количество часов и усилий, а за то, что я сумел сэкономить или заработать.
Он говорил: «Покажи мне отдачу от своей зарплаты». Если я менял страховой план и экономил компании шестьдесят тысяч долларов — это важно. Если я настраивал платежи так, что освобождался денежный поток — это тоже важно.
Никого не волновало, сколько часов я работал, главное — сколько денег я сохранил или принёс.
Тем не менее эта логика рушилась перед лицом реальности.
Я вспоминал санитаров в США. Им доверяли огромную ответственность, но их совершенно не ценили.
Они сутками ухаживали за пациентами, убирали за другими, дарили эмоциональную поддержку больным. Для всех они были взаимозаменяемы, и их зарплата это отражала.
В то же время администраторы больниц сидели в кондиционированных кабинетах, принимали решения по графикам и данным, а потом уходили домой с бонусами в сотни тысяч долларов.
Такая иерархия повторялась во всех отраслях, где я работал.
Иногда работа выглядит «невидимой», но это не делает её справедливой
Однажды мой друг-подрядчик сказал: «Одним письмом я могу превратить прибыльный проект в убыточный».
Вот почему некоторые должности, кажущиеся со стороны тихими и неприметными, оплачиваются очень высоко. Инженер, который сидит, закинув ноги на стол и думая над проблемой в коде, может выглядеть ленивым, но одно его решение может стоить компании миллионы.
Когда я сам стал работать с крупными системами, я понял это ещё лучше. Маленькое изменение в коде или в процессе, которое на бумаге кажется незначительным, может вызвать цепную реакцию в тысячах транзакций.
Например, если уборщик пропустил пару мазков шваброй — магазин потеряет двадцать рупий. Но если аналитик ошибся на одну десятичную — убытки могут составить миллионы.
Именно последствия, а не количество пота, оказываются решающим фактором в зарплате.
Но даже понимая это, я не мог избавиться от чувства несправедливости.
Друг, управляющий баром, говорил: если хоть один его сотрудник обслужит несовершеннолетнего, штраф заплатит он — десять тысяч долларов, и ему запретят работать на этой должности.
При этом его зарплата отличалась от зарплаты барменов всего на пятьдесят центов в час.
Ответственность никогда не совпадала с оплатой.
Для «маленьких людей» ответственность не превращалась в зарплату. Для топ-менеджера — это, скорее всего, означало «золотой парашют».
Они проваливались — и уходили с акциями и бонусами на миллионы, а люди под ними оставались без работы.
Эти философские различия только укрепили моё убеждение, что система построена не только на риске, но и на власти.
Важнее всего было то, кто подписывает контракт, кто ближе к денежным потокам и кто может уйти «чистым». А не то, какую пользу ты приносишь обществу.
Истина, которую я теперь знаю: деньги следуют за властью, а не за полезностью
Раньше я думал, что экономика сломана.
Но, может быть, она работает именно так, как задумано.
Зарплаты не следуют за полезностью, они следуют за прибылью и дефицитом. Если ты хорош в своей работе, трудно заменим и находишься рядом с денежным потоком — ты получишь компенсацию. Если же ты работаешь «на босса», а твоя работа очевидна и доступна каждому — тебя не будут ценить.
Я работал за минимальную зарплату, а теперь имею карьеру с гораздо лучшими доходами. Это странно: раньше самый тяжёлый труд, после которого рубашка была мокрой от пота, оплачивался хуже всего.
Теперь лёгкая и узкоспециализированная работа приносит больше всего денег.
Экономика вознаграждает дефицит, а не усилие.
Кто-то говорит — это жадность, кто-то — что это эффективность. А я просто называю это правдой.
И всё же каждый раз, проходя мимо стройки, где мужчины обедают на солнце из своих стальных контейнеров, я чувствую внутри дисбаланс. Их труд создаёт мир, в котором мы стоим, а мой труд — это перекладывание цифр на экране телефона.
Сердце не может смириться с тем, что я теперь зарабатываю больше, даже если рынок может это оправдать.
Если взглянуть шире, здесь играет роль культурный нарратив. Культуры сами выбирают, что ценить.
Мы выбрали прибыль вместо заботы, ответственность вместо усилий, дефицит вместо изобилия.
Медсестра, учитель, уборщик, водитель — это единственный клей, который держит мир.
Но так как их можно заменить, мы обращаемся с ними как с одноразовыми.
До тех пор, пока однажды они не закончатся — и тогда мир начнёт шататься.
Что я знаю теперь
С возрастом я всё больше убеждаюсь: полезность и зарплата никогда не совпадут.
Рынок платит за прибыль и рычаги влияния, а не за достоинство или усилия.
Тем не менее я не воспринимаю это как должное. Это противоречие влияет на то, как я веду себя.
Я не собираюсь менять системы, но я отказываюсь умывать руки в отношении людей, которые их создают. Я уважаю их труд, щедро оставляю чаевые и признаю их работу.
Потому что я знаю: деньги не определяют ценность.
Это простая и весомая истина: деньги следуют за властью, а не за пользой.