Вот уже более двух десятилетий Беслан остаётся не просто городом, а раной, которая никак не затягивается. Это место, где женские руки навсегда лишились возможности обнять своих детей, а мужские слёзы текут свободно, без стеснения. Воспоминания тех, кто пережил три дня ада, и их близких, словно призраки, преследуют, не давая покоя. Но, как один, все твердят: жертв этой дикой трагедии забывать нельзя, это просто недопустимо. 333 души, 186 из которых – дети, навсегда остались в стенах того спортзала, вокруг остова которого продолжается жизнь. Сбивчиво, срывающимся голосом, а порой и с железной твёрдостью, очевидцы поведали журналистам истории, которые никогда, никогда не должны повториться.
Сестринская любовь, что крепче стали
«Девочки, ну что вы там копаетесь? Пора в школу! Я сейчас брата соберу и за вами…»
– торопила своих дочурок Эльза Цабиева.
Мама светилась от радости: старшая, Алана, шагает в пятый класс, а младшая, Залина, в третий. И хоть девчонки неслись вприпрыжку, на линейку они всё равно чуточку опоздали. Каждая заняла своё место у своего класса, а спустя каких-то три минуты начался тот самый захват…
«В спортзале повсюду висели бомбы, сотни людей, теснота – это был просто кошмар. Как я упала на корточки, так и не сдвинулась с места. Лишь к вечеру кто-то из соседей передал сестрёнке, где я. Алана кое-как пробралась ко мне. Мы не отпускали друг друга все три дня, не ели, выпили по паре капель воды, которая тогда была ценнее золота. К моменту штурма мы были абсолютно обессилены. Когда террористы засуетились, надели газовые маски и прогремел взрыв, кажется, многие заложники даже не чувствовали ничего. Громкий хлопок, и все разлетелись в разные стороны. Меня отбросило метра на четыре точно. Больше сестрёнку живой я не видела…»,
– вспоминала Залина Плиева.
В день освобождения, 3 сентября, на Залину обрушился кусок потолка.
«Я потеряла сознание. Очнулась не сразу, подняться не смогла, вокруг были только трупы. Полежала ещё минут 15 и вдруг увидела террориста, испугалась, притворилась мёртвой. Потом он исчез. Зашевелила ногами, так меня заметили добровольцы, вытащили из-под завалов и положили на носилки. До сих пор эта картина перед глазами: один свободный врач, а рядом с ним человек тридцать взрослых и детей. Кричат: «Возьми его, он умирает! Нет, возьми моего ребёнка!» Но доктор взглянул на меня, схватил и отправил в операционную. Проснулась я уже в палате, узнала, что у меня травмы, а потом и то, что сестра больше никогда не подержит меня за руку»,
– делилась девушка.
Алана стала одним из ангелов Беслана.
«Слава Богу, мама не успела пойти с нами. Иногда поражаюсь, как родители это пережили. Наверное, благодаря годовалому брату вся семья смогла взять себя в руки. Порой родители винят себя – мол, зачем отпустили, почему не помогли. Но ведь никто ни от чего не застрахован. Родные здоровы, всё в порядке. Ну как в порядке? Мы живём рядом со школой, окна выходят на спортзал. Здесь царит мёртвая тишина. Только в нашем подъезде домой не вернулись восемь детей»,
– говорит она.
Залина верит, что сестра оберегает их семью:
«Она приснилась один раз. Попросила не беспокоить её – родители каждый день, как на вахте, бывали на кладбище. Мы послушались, стали реже ходить на могилу. Я не раз спрашивала маму: «Могли ли мы куда-то переехать?» А она: «Если бы Алана была жива, ни дня бы здесь не остались!» Человек ведь привыкает ко всему: раны заживают, но шрамы остаются. Никогда ничего не забуду, да и не хочу, мы просто обязаны помнить! Жду, когда достроят храм в память о трагедии, зайду туда и поставлю свечу. Мне кажется, там будут обитать души погибших детей, среди которых и моя Аланочка…»
Снова рядом, но не совсем
Когда боевики захватили школу, Таймураз Царахов сначала подумал, что это просто праздничный салют. Потом услышал крики, выстрелы… И тут пришло осознание: беда случилась. Среди заложников оказались его дети – 12-летний Эльбрус и девятилетняя Виктория.
«Как обычно, дочка с сыном оделись и отправились на построение. Приговаривали: «Нам сегодня надо ещё на линейку в музыкальную школу!» Вика помнит отрывками, как стояла рядом со своим классом, что капризничала: «Хочу к маме и папе!» А Эльбрус успокаивал: «Что ты ревёшь?» Ещё рассказывала мне, как уже в зале сын уступил приятелю место, где было побольше пространства, ведь тот плохо себя чувствовал, и пообещал товарищу: «Я тебя разбужу, если нас выпустят!» Сам же встал возле окна, прямо под бомбой… Наверное, моего мальчика одного из первых и накрыла волна. А тот паренёк вышел без единой царапины. Как дочка спаслась? Помогла женщина – вытолкнула её из окна! И мы до сих пор не знаем, кто она!»,
– рассказывал мужчина.
После ликвидации боевиков убитый горем отец стал искать своих детей.
«Дочку направили во Владикавказ с осколочными ранениями. Один из соседей сказал, что видел сына – ему делают операцию. Несколько раз узнавал у медперсонала: «С ним всё нормально?» Меня успокаивали: «Риска нет!» Но оказалось, на столе врача лежал вовсе не мой малыш… Искал его месяц: то в Москве, то в Ростове-на-Дону, до последнего отказывался верить, что сына уже нет. Повторял: найду живым своего мальчика. Увы, ДНК показало, что надежды нет»,
– делился Таймураз.
Через два года после трагедии в двери семьи Цараховых постучалась новая беда:
«Супруга зациклилась на мысли, что сын зовёт её на небеса. Так и случилось. Переходила дорогу, насмерть сбила машина. Похоронил недалеко от Эльбруса. Чувствую ли я сына? Иногда кажется, что да, но такого не может быть… Его нет уже столько лет».
Таймураз нашёл силы жить дальше, а не существовать, как многие родители в этом городе чёрных платков.
«Я работаю. Имел возможность переехать в Канаду или Швейцарию, но не стал»,
– делился мужчина.
Дочка Царахова окончила медакадемию и отучилась в ординатуре: трагедия доказала, что важнее всего – спасать жизни.
С чистого листа, но со шрамами на душе
«Потерять единственного ребёнка и жить с этим – вот настоящий ад. Я сама умерла. Нудная рутина, муки совести, часы на кладбище, самоедство. Время не лечит…»
– не сдерживаясь, делилась Лариса Сокаева.
В то роковое 1 сентября они с дочерью стали заложниками среди тысяч своих земляков. Альбина крепко сжимала маму. А когда взрослым не давали пить, девочка прикасалась к губам, чтобы дать ей хоть немного воды, которую проносила в зал во рту… В этом году маленькой, но такой сильной малышке исполнилось бы 33.
«Она запомнилась солнечной, всегда с улыбкой. После теракта мама Альбины несколько лет не убирала со стеллажа игрушки. Говорила: «Зачем?» Никто и не спорил… Мой отец вместе с сестрёнкиным ходил на опознание. Ужас! Детей различали по крестикам, кольцам, браслетам… Так и нашли Альбину»
– говорил Ацамаз Сокаев, троюродный брат.
Наверное, девочка стала настоящим ангелом-хранителем семьи. В 2006 году у Ларисы и Владимира Сокаевых появился на свет сын. Назвали Георгием, в честь мальчика, который нравился Альбине в школе:
«Ему часто рассказывают о сестре. Мальчик дал силы безутешным родителям».
Но не все порадовались материнству Ларисы.
«Я встретила одну бывшую заложницу, у неё погибла дочь. Она живёт одна. Детей нет. Женщина из тех, кто считает рождение или усыновление предательством памяти погибшего ребёнка. «Теперь ты счастлива?» – резко спросила она меня. Я отшатнулась: «Как ты можешь так говорить?» Лишь когда нашему солнышку исполнилось восемь, смогла признаться: да, счастлива. Но пришла к этому счастью через страшную боль»,
– отмечал Ацамаз.
Как за каменной стеной, но с раненой душой
Каждую годовщину Александр Озиев плачет. Он не стесняется своих слёз, ведь та трагедия забрала у него дорогих сердцу людей – двоюродного брата и тётю.
«Такое ощущение, что их родные не так сильно переносят утрату. Но этого не может быть! Наверное, они просто поставили барьер и обходят стороной воспоминания, а я в них тону»,
– признавался Озиев.
Больше всего Саша тосковал по своему брату Вадиму. Всё детство они провели в одном дворе. Правда, учились в разных школах.
«В тот день я сам был на празднике, и когда пробежала волна про теракт, не придал этому значения, честно говоря. Ведь тогда мы ещё не осознавали, что такое смерть, а потом она вошла в каждый дом. После случившегося перестаёшь верить в Бога. Дети не могли согрешить настолько, чтобы заслужить подобный ужас. Теперь я атеист. Только моя голова и руки виновны в чём-то, сам себя наказываю, когда делаю необдуманные вещи».
– говорил Александр.
Несмотря на то, что Александр не верит в высшие силы, чудо в их семье определённо произошло. Через какое-то время его дядя Сергей, отец Вадима, сам попал в теракт… и выжил.
«Он оказался рядом с заминированной машиной на рынке во Владикавказе. Рассказывал, как после взрыва подумал, что на его плече мороженое, а это оказались чьи-то мозги. Врачи быстро доставили дядю в больницу, ухо и глаз отказали тогда, но сейчас слух и зрение восстановились!»,
– делился Саша.
О трагедии Беслана в семье Озиевых лишний раз вслух не говорят.
«Чувствую только грусть. Думаю, какой Вадим был добрый, за ним – как за каменной стеной. Я таких людей больше не встречал. Помню, его мать с завода приходила, он сразу к ней: «Устала? Что-то болит?» У Вадима остался младший брат – Володя. Крутится, работает, а дядя дома сидит... Знаете, сколько таких потерянных после тех сентябрьских дней, когда Бог отвернулся от Осетии?»,
– поведал Александр.
Мать Беслана: несломленная боль
Под 115-м номером в алфавитном списке погибших числится девятилетняя Алана Доган. Она вместе с мамой и годовалой сестрёнкой Миленой оказалась на том же деревянном полу под прицелами боевиков.
«Когда раздались автоматные очереди, в панике мы с Аланой потерялись. Меня завели в зал последней. Была только одна мысль: «Где же дочка?» Вдруг учительница крикнула: «Анета, она здесь!» Увидев меня, Алана заплакала: «Не ходи сюда, тебя застрелят!» – а сама ползла ко мне сквозь людей. Обняла её, стало не так страшно. Милена плакала от жары, голода и жажды. Она вдавилась в меня, словно снова хотела залезть обратно в живот. Так мы и просидели сутки в уголке»,
– рассказывала Анета Гадиева.
На второй день на переговоры к террористам в школу пустили бывшего президента Ингушетии Руслана Аушева. Он договорился о том, что матерей с грудными детишками освободят.
«Просила, чтобы малышку понесла старшая дочь, умоляла оставить меня в обмен на неё. Но никто не слушал… Так мы с Милой живы, а Алана...»,
– сетовала Анета.
В память о дочке, которую не удалось спасти, Анета стала сопредседателем комитета «Матери Беслана»,
«Я как будто до сих пор во 2 сентября 2004-го. И вроде хочется отключиться, а не можешь. Двигаешься, что-то делаешь, потом снова накатывает. Мы пытаемся активизировать процесс расследования, ведь дело до сих пор не раскрыто. Наш долг – не молчать, не давать стереть трагедию! Мы помогаем всем жертвам. Организуем поездки тем, у кого навсегда испорчено здоровье, добиваемся льгот…»,
-говорит она.
Женщина верит: в трудном деле её выручает погибшая дочь.
«Если говорить о земных мечтах, хочу, чтобы Милену не касались беды, чтобы она чувствовала себя уверенно и любила жизнь. Есть ещё небесные грёзы – желаю встретиться с Аланой, воскрешения и соединения двух миров…»
– делится заложница.
💖 Мы стараемся делать этот канал уютным уголком для всех, кто любит мир звёзд. Если вам нравится, что мы делаем, поддержите нас — это вдохновляет нас на новые истории!