Кто бы мог подумать, что строгая девица в шлеме, богиня мудрости, которая однажды удивительнейшим образом в ослепительном свете молний родившаяся из головы своего отца Зевса, могла сама себя превратить в забавного шута?
Афина Паллада – это мраморно-красивейшая женщина, совершенная и безупречная, защитница городов и наук, владевшая многими ремеслами: сама ткала, пряжу пряла, знатным поваром-кулинаром была. К тому же изобретательница и выдумщица какая! Понапридумывала много нужных и полезных вещей: повозку-колесницу, к ней упряжь для лошадей и волов, плуг, грабли; да еще и корабль, чтоб по морям плавать, домашнюю утварь – ложки, плошки, поварешки…
Могла ли она сама себя определить в шуты гороховые? Не верится, но таки да: это факт.
Вот античные авторы любят приписывать богам изобретения: Деметра дала людям хлеб, Дионис – виноград, Афродита – искусство обольщения. Афина же, по всем канонам, должна была даровать человечеству нечто стройное, рациональное, дисциплинирующее. И она вдруг ко всем своим прочим изобретения выбрала… флейту.
Не странно ли? Казалось бы, музыка – это удел Диониса и его менад, которые всегда были подшофе. Ну, или изнеженного Аполлона в окружении танцующих муз. Но Афина захотела доказать, что и дыхание, этот хаос ветров, можно подчинить числу, т.е., доказать, что чувство прекрасного ей не чуждо, но все можно структурировать и систематизировать. В этом был её характер: упорядочить даже вздох – богиня была ярой перфекционисткой.
Вот так и родилась у нее идея создания музыкального инструмента – флейты. Сколько труда вложила она в это! Афина сама отправилась на болота Фригии, где тщательно выбирала камыши, которые должны были быть не слишком толстые и не слишком тонкие, словно военачальник, формирующий строй фаланги: срезала стебли, словно будущие копья. Она вымеряла длину, выжигала и подгоняла отверстия, прилаживала пробки, высчитывала интервалы так, словно планировала военную кампанию. Её руки, привычные к копью и циркулю, сливались в едином движении: изобретение шло не от страсти, а от рассудка, и это было величественно.
Никто и никогда не видел богиню такой вдохновлённой: с обнажённой головой, без щита и шлема, склонившейся над тонкой тростинкой. Даже Афродита, та самая томная царица любовных утех, ухмыляясь, прошептала: «Неужели эта девица умеет быть страстной?»
И да, Афина была страстной, но к делу, а не к мужчинам. Она жгла своё сердце ради звука.
💥«Почему Афина Паллада не смогла найти себе мужа и отказалась от брака»
И вот: появилась флейта – дыхание, сведённое в математику. Афина мечтала, что люди перестанут кричать и плакать в бездне хаоса и научатся облекать страсть в пропорцию.
Первое испытание было торжественным. Весь Олимп собрался в ротонде Зевса в ожидании: сам громовержец с напускным привычным безразличием – самодовольный и даже как бы подрёмывающий; Гера с кислой строгостью справедливого судьи, Аполлон с лирой в руках и с настороженной улыбкой, готовый оборонять своё музыкальное первенство; Пан с затаенным хохотом в бороде: ведь свирель была его гордостью.
Афина гордо подняла флейту, приложила её к губам и заиграла. Что это было? Не танец, не гимн любовникам. Звуки были такими резкими, ясными, что даже крикливая Эрида замолчала. Музыка строгая, как мраморный портик, резкая, как свет утра, не звала к танцу, не опьяняла, а возвышала: это был марш мысли, гимн разуму, мелодия для стен и колонн.
Зевс кивнул: «Серьёзно». Гера заметила: «Похвально». Даже Аполлон нахмурился: «Да, не дурно».
А Афина сияла. Она ощутила, что наконец-то создала искусство, достойное её имени. Её руки дрожали, как у влюблённой. Она думала: «Вот оно, моё наследие. Лира будет украшать праздники, но флейта станет орудием воспитания. Люди будут победоносно маршировать под неё, философы – размышлять о космосе, дети – учиться дыханию гармонии. Я подарю миру не любовь, не войну, но ритм порядка».
И именно в этот миг свершилось падение.
Пан, чья природа – смеяться, заметил неладное. Он хмыкнул и указал вниз: «Гляньте, как щёки у мудрейшей раздулись! Словно кузнечные мехи!» – и ткнул пальцем в ближайший источник, что медленно струился у подножия Олимпа. И Афина сама склонилась к воде.
Там отражалась она, богиня Афина Паллада, гордая девица в золотом хитоне… И рядом – лицо странной незнакомки, с раздутыми толстыми щеками, с глазами, превратившимися в щёлки, с шутовской гримасой. Это было её собственное отражение.
Распухшие щёки, искривленный нос, исчезнувший подбородок... Она, богиня, строгая и мраморно-прекрасная, выглядела как деревенский пьяница, пытающийся свистнуть в тростинку. Не грозная девица, а уставший пастух с кривым ртом.
Мгновение – и её сердце оборвалось: в тот миг рухнула вся стройность её замысла.
Музыка продолжала звучать, но уже казалась ей издёвкой. Пан хохотал во всё горло, Афродита прикрывала лицо, чтобы скрыть смех, а даже Гера сжала губы, чтобы не хихикнуть.
Афина побледнела.
«Что же это? – думала она. – Я дарю миру гармонию, а сама превращаюсь в посмешище?! Разве достойно это дочери Зевса? Разве можно позволить, чтобы люди запомнили меня не по копью, не по мудрости, а по раздувшимся щекам?»
Гнев Афины – это молния разума. Но здесь был гнев тщеславия. В одну секунду она возненавидела собственное творение. Флейта, ещё недавно бывшая орудием гармонии, превратилась в символ уродства. Афина оторвала флейту от губ и швырнула её прочь. Флейта упала в траву и затихла, словно дитя, отвергнутое матерью.
«Будь проклят этот инструмент! Пусть играет кто угодно, но не я! Я – Афина, а не лицедейка!»
Олимп облегчённо вздохнул. Аполлон радостно забрал обратно своё музыкальное первенство. Пан ещё долго насвистывал карикатурные мелодии. Афродита с удовольствием рассказывала по всему миру, что Афина «раздувается, как лягушка».
Но история на этом не кончилась.
Фригийский сатир Марсий, существо, презираемое и смешное, козлоногий шут Диониса, подобрал ту самую флейту. Он не стыдился раздувать щёки – напротив, гордился. Он играл так страстно, что его звуки соперничали с самой лирой Аполлона.
И тут скрытая ирония: Афина отвергла дар, потому что он уродовал её красоту, а смертный полукозёл обрел в нём источник силы. Можно ли представить большую сатиру судьбы?
Афина, богиня рассудка, оказалась рабыней собственного тщеславия. Ради лица в зеркале она пожертвовала своим величайшим изобретением. А сатир, простак и весельчак, поднял то, что она откинула, и бросил вызов самому богу музыки.
Здесь скрыта сатира, которую древние, может, и не понимали до конца. Разумная богиня оказалась рабыней того, что мы называем образ. Она выбрала не истину, не звук, а отражение. И предпочла гордое молчание музыке, которая могла бы воспитать поколения.
Так Олимп получил ещё один урок: боги могут ковать молнии и строить города, но малейшее пятно на щеке способно их остановить. Человеку же иногда достаточно наглости, чтобы взять отвергнутый дар и превратить его в вызов богам.
С тех пор флейта осталась «подозрительным» инструментом. Афина никогда к ней не прикасалась. Аполлон сделал всё, чтобы утвердить флейту как недостойное искусство. Но всякий раз, когда воздух проходит сквозь тростинку и рождается пронзительный, почти дерзкий звук, в нём слышится и отзвук того дня, когда богиня мудрости впервые испугалась собственного отражения.
Таков закон: изобретение не принадлежит изобретателю, оно живёт по своим законам. Афина мечтала дать людям разумную музыку, а дала им повод смеяться над богами.
Подозрительный инструмент флейта ассоциировалась не с величием, а с гримасой. А греки стали считать музыку флейты низшим искусством. Но за каждым звуком этого простого тростникового стержня стоит тень богини, которая однажды испугалась зеркала.
Можно ли винить её? Возможно, да: гордость сильнее логики. Но именно в этой слабости Афина становится ближе к человеку. Она показала, что даже богиня мудрости подчиняется закону тщеславия: мы готовы отказаться от истины ради красивого лица в отражении.
Флейта – это не только музыка, это урок. Она напоминает, что самое глупое решение может исходить от самой мудрой головы. Что величие рушится не от врага, а от собственного страха быть смешным.
И, может быть, именно поэтому флейта звучит так пронзительно: она несёт в себе память о божественном стыде. Каждый её звук – не только дыхание, но и смех над теми, кто слишком серьёзен, чтобы принять собственное уродство.
И ещё. Флейта, оставленная Афиной и подобранная сатиром, – это не просто инструмент. Это метафора самой человеческой жизни. Мы дышим и превращаем дыхание то в песню, то в стон. Мы надуваем щёки, становимся смешными, и именно в этом смешном скрывается наша человеческая подлинная сила.
Афина хотела, чтобы дыхание стало формулой, строгим числом. Но дыхание упрямо: оно вырывается кривым, прерывистым, трагикомическим. Человек всегда пребывает между гимном и карикатурой.
Разве нет? Каждый наш подвиг может обернуться случайной нелепостью, и каждый триумф – тенью комедии. И всё же мы продолжаем играть. Может быть, именно в этом и есть мудрость, которая выше Афины: не бояться собственного уродства, не прятаться от зеркала, а дуть до конца, пока есть воздух.
Так что флейта – это не провал богини, а её величайший подарок. Она показала нам правду: красота не в том, чтобы никогда не быть смешным, а в том, чтобы звучать, даже если смех сопровождает каждый твой вдох.
P.S. Спасибо за моральную и материальную поддержку! Благодаря вам мифы оживают здесь и сейчас.
💥«Когда бог влюбился в нимфу: страсть, которая породила чудо»