Иногда жизнь разделяется на «до» и «после» одним резким жестом. Моё «после» длилось десять лет, которые я провёл в заключении, отрезанный от всего, что было мне дорого. А самым болезненным отрывом от прошлого стала потеря связи с Сарой — девушкой, которую я любил всем сердцем. Сейчас мне тридцать пять, и я живу с отцом в Западной Европе, пытаясь выстроить новую жизнь на обломках старой. Но мысль о Саре не отпускала ни на день.
Мы встретились ещё в университете. Ей было тогда чуть больше двадцати, а она казалась мне воплощением всего светлого — умная, красивая, с горящими глазами, полными желания изменить мир к лучшему. Она была младшей сестрой моего лучшего друга, и это делало её в моих глазах запретным плодом. Но чувства оказались сильнее. К моему счастью и удивлению, её брат не стал препятствовать нашим отношениям, и мы провели вместе два прекрасных года. Я был уверен, что впереди у нас целая жизнь, и даже не спешил делать предложение — молодость давала иллюзию бесконечного времени.
Всё рухнуло, когда меня арестовали за политический активизм. Мы жили в стране, где власти жестоко подавляли инакомыслие. Меня приговорили к девяти годам, хотя моя вина заключалась лишь в отстаивании своих убеждений — ничего аморального или насильственного я не совершал. В тот день я потерял не только свободу, но и Сару. Мы не виделись и не разговаривали с момента ареста. Мой лучший друг, её брат, вскоре погиб, а сама Сара была вынуждена уехать из страны, спасаясь от преследований. Позже отец рассказывал, что она пыталась связаться со мной в первые годы, но тщетно — мне было запрещено получать письма и передачи.
После освобождения мы с отцом эмигрировали. Новая жизнь была спокойной, но пустой. Я устроился на стабильную работу, жил тихо и почти ни с кем не общался, кроме психотерапевта и юристов. Стыд за своё прошлое и страх осуждения заставляли меня молчать. Но в глубине души тлела надежда.
Однажды я нашёл Сару в интернете. Она жила в соседней стране, всего в семи часах езды на поезде. Её профили в соцсетях были почти пусты, но я не нашёл ни намёка на мужа или детей. Это придало мне смелости. После долгих колебаний и поддержки отца я написал ей короткое сообщение: без давления, без ожиданий, просто несколько строк с приветом и своими контактами.
Ответ пришёл на следующее утро — звонок с незнакомого номера. Её голос, сперва неуверенный, потом наполненный смехом и слезами, вернул меня в прошлое. Мы говорили неловко, но искренне. Она рассказала, что всё эти годы боялась за меня, особенно в последний год моего срока, когда в стране начались беспорядки. Она пыталась помогать — отправляла посылки, письма, но их отвергали. И она извинялась, будто винила себя за то, что не смогла быть рядом.
С того дня мы начали общаться каждый день. Сначала сообщения, потом долгие телефонные разговоры по вечерам. Она помнила мелочи обо мне, которые я уже забыл: любимые книги, привычки, шутки. Она прислала фото ресторана, оформленного в стиле моего любимого романа, — просто потому, что подумала обо мне. Казалось, время сжимается, и вот-вот всё вернётся назад.
Но мы оба изменились. Она стала сдержаннее, тише, а я — более ранимым и неуверенным. Когда она предложила видеозвонок, я испугался. Тюрьма оставила следы не только в душе, но и на лице: проблемы с зубами, худоба, усталый взгляд. Я боялся, что она увидит другого человека — сломленного, чужого.
Но она настояла на звонке сразу же. И вот её лицо на экране — взрослое, умудрённое, но всё такое же родное. Мы плакали, не в силах вымолвить слово. Она внимательно посмотрела на меня и спросила, почему я так мало ем. Узнав о проблемах с челюстью, она в тот же день заказала мне доставку мягких продуктов. С тех пор она присылает мне еду каждую неделю, несмотря на мои возражения. «Ты кормил меня в универе, теперь моя очередь», — говорила она.
Мы стали ближе. Видеозвонки вошли в привычку. Иногда она просто ставила ноутбук на кухне и мыла посуду, болтая со мной о пустяках. Эти простые моменты дарили ощущение дома, которого мне так не хватало. По её совету я начал выходить из дома: ходить в музеи, встречаться с коллегами, исследовать город. Она будто вернула меня к жизни.
Оказалось, что её новая жизнь не была безоблачной. Она тосковала по прошлому, скучала по брату, боялась протестов в своей стране. И мы могли говорить об этом — так, как не могли бы с другими. Мы понимали друг друга без слов.
А потом она сообщила, что приедет. Поводом стала церковь с витражами работы её любимого художника неподалёку от моего дома. Сначала это были абстрактные планы, но в один вечер они превратились в билеты на поезд. Она приедет на все выходные.
Страх и радость смешались во мне. Я не знал, что ждёт нас, но впервые за долгие годы чувствовал, что время снова пошло вперёд. Возможно, наше «после» только начинается. И на этот раз я готов ценить каждое мгновение.