Вечер опускался на ярмарочную площадь, раскрашивая небо в багряные и фиолетовые тона. Цыганский табор, расположившийся у края площади, гудел и переливался разноцветьем шатров и юбок. Звуки скрипки, гитары и бубна сливались в пестрый, пьянящий мотив. Люди тянулись к табору, словно мотыльки к огню, привлеченные обещанием гаданий, танцев и хитрых сделок.
Среди этой суеты, почти незаметно, появилась женщина. Белая женщина. Она не была броско одета, не кричала, зазывая к себе. В ее лице не было ни улыбки, ни хмурости – лишь спокойствие, которое странно контрастировало с царящим вокруг хаосом. Она подошла к самому большому шатру, где, судя по всему, находился глава табора.
Цыганский барон, здоровенный мужчина с густыми усами и золотыми зубами, сидел на расшитом ковре, пересчитывая выручку. Вокруг него вились дети, а у ног дремала огромная овчарка. Он даже не поднял головы, когда женщина вошла.
Она остановилась в нескольких шагах от него и тихо произнесла всего одну фразу: «Тень отца твоего ищет тебя».
Тишина, воцарившаяся после этих слов, была оглушительной. Скрипка замолчала, бубен перестал бить, смех угас. Барон медленно поднял голову. В его глазах, обычно лучившихся хитростью и жадностью, застыл первобытный ужас. Овчарка зарычала, но он жестом заставил ее замолчать.
Он смотрел на женщину, словно на призрак. Она не шевелилась, не говорила ничего больше. Лишь ее взгляд, спокойный и пронзительный, буравил его насквозь.
И тогда началось. Сначала тихо, потом все громче и громче. Цыгане, хватая все, что у них было, начали в панике покидать площадь. Шатры оставались несобранными, вещи – брошенными. Они бежали, не оглядываясь, словно их преследовала сама смерть. Барон, побледнев, как полотно, первым сорвался с места и побежал, бормоча себе под нос что то по цыгански.
Женщина осталась стоять посреди опустевшей площади, одинокая и неподвижная, словно памятник. Вечер опустился окончательно, и ее фигура растворилась в темноте. Только тишина и запах тлеющих костров напоминали о том, что здесь совсем недавно был цыганский табор.