Я взобрался на Эверест, и то, что я увидел и пережил там, навсегда изменит ваше представление об этой горе.
Базовый лагерь
У подножия Эвереста, в окружении льда и вершин, я стоял в замерзшей деревне, не похожей ни на одну другую на Земле, — Базовом лагере. Расположенный на высоте более пяти тысяч трехсот тридцати пяти метров над уровнем моря, это не просто лагерь. Это гудящий центр разноцветных палаток, позвякивающих кислородных баллонов, обрывков радиоболтовни и хруста ботинок по льду. Здесь начинается каждое восхождение на Эверест, и там же оно может закончиться. Живя здесь, чувствуешь себя так, словно разбиваешь лагерь на другой планете. Ночи здесь очень холодные, температура опускается ниже минус восемнадцати по Цельсию. Я просыпаюсь от наледи на моем спальном мешке и приглушенного грохота лавин где-то вдалеке. Несмотря на экстремальные условия для жизни, в базовом лагере есть свои удобства. Там есть палатка-столовая, где альпинисты ютятся вокруг пропановых обогревателей, потягивая чай с маслом или горячую воду с лимоном. В рационе много риса, картофеля, чечевицы, макаронных изделий — всего калорийного, что питает организм в разреженном воздухе. Нет ничего странного в том, чтобы весь день перекусывать шоколадными батончиками и солеными лакомствами. В некоторых местах есть солнечные батареи для зарядки снаряжения, спутниковый интернет и даже душевые палатки с подогревом, хотя вода едва теплая, и холод возвращается, как только я выхожу.
Некоторые команды даже привозят кофемашины для приготовления эспрессо и надувные шезлонги. В течение дня я совершу короткие походы к близлежащим хребтам или в базовый лагерь пумори. Это акклиматизационные подъемы, помогающие моему организму адаптироваться к недостатку кислорода. Каждый шаг дается все труднее. Мое сердце бьется быстрее. Даже небольшой холм может вызвать у меня одышку, головокружение и потребность в отдыхе. Базовый лагерь также является местом, где начинается настоящее восхождение. Вертолеты с жужжанием прилетают и улетают, иногда доставляя припасы, иногда забирая кого-то, кто не смог тут освоиться.
Ледовые врачи — местные эксперты — исследуют ледопад кхумбу и восстанавливают лестницы через зияющие трещины. Их ежедневные отчеты определяют весь мой график. Я жду, тренируюсь, ем и надеюсь, что погода продержится. А еще есть вид. Когда солнце встает и освещает вершины нупцзе и Эвереста, все становится золотым. Ночью звезды кажутся такими близкими, что можно дотронуться. Никакого светового загрязнения, никаких звуков, кроме ветра — только я, гора и холодная правда того, что впереди.
Ледопад Кхумбу
Сразу за Базовым лагерем возвышается ледопад Кхумбу - ледяной лабиринт, которого альпинисты боятся больше всего на свете. В чём проблема? Постоянно меняющийся ландшафт из вздымающихся льдов, глубоких расселин и скрытых ловушек. Думайте о нем как о гигантском заминированном лабиринте-ловушке, который каждую ночь изменяется. Простираясь на высоте от пяти тысяч трехсот тридцати пяти до пяти тысяч девятисот сорока четырех метров, он выглядит почти нереальным: зазубренные ледяные глыбы размером со здания сложены так, словно готовы рухнуть. И иногда они падают. Лед движется. Лестница, перекинутая через расщелину утром, может искорежиться или исчезнуть к вечеру.
Здесь нельзя задерживаться. Большинство команд, включая мою, выезжают до восхода солнца, когда холод ещё немного сковывает лед. На каждом шагу я натягиваю страховочные тросы, но я знаю, что даже это не гарантия. Возвышающиеся сераки — массивные вертикальные глыбы льда — могут вырваться на свободу без предупреждения, сокрушая все внизу. Некоторые из самых худших трагедий Эвереста произошли именно здесь. Моя жизнь зависит от легендарной команды альпинистов-шерпов, которые тщательно восстанавливают маршрут, устанавливают канаты и лестницы. То, что они делают, не просто смело — это ещё и тончайшая работа.
Обычно они идут первыми, не имея при себе ничего, кроме снаряжения, прокладывая безопасный путь. И они делают это сезон за сезоном. В ледопаде есть своя красота. Здесь устрашающе тихо, если не считать отдаленных трещин и стонов, которые звучат так, словно гора дышит. Цвета меняются от ослепительно белого к ледниково-синему. Пересекать ледопад — все равно что проходить через пасть замерзшего зверя - красиво, устрашающе и незабываемо.
Зона смерти
На высоте семь тысяч девятьсот двадцать четыре метра и выше я нахожусь на территории, на которой человеческому телу трудно выжить. Это зона смерти, где кислорода на треть меньше, чем на уровне моря. Каждый час - азартная игра. Я задерживаюсь слишком долго, и мое тело начинает отказывать, даже если я просто стою на месте. Сначала я чувствую это в голове. Мысли затуманиваются. Простые решения кажутся монументальными. Я видел, как альпинисты галлюцинируют, представляя людей, которых там нет, или слыша голоса. Мои мышцы перестают реагировать так, как должны. Мои пальцы немеют даже в тяжелых перчатках.
Говорить тяжело. Есть еще тяжелее. Дыхание становится той еще задачей. Даже с кислородными масками я делаю пять или шесть вдохов, чтобы сделать один шаг. Это вскарабкивание: медленное и изматывающее. Если я что-то роняю, я всерьез задумываюсь, стоит ли это поднимать. Слишком долго отдыхаю, и моя энергия иссякает быстрее, чем я успеваю восстановиться. Обморожение тоже представляет опасность. Открытая кожа может замерзнуть за считанные минуты. Губы трескаются. Очки запотевают и замерзают. Бутылки с водой становятся твердыми. Каждое действие становится испытанием: поправляю рюкзак, закрепляю скобы, отстегиваюсь от веревки.
Я должен продумать всё заранее, потому что ошибка здесь может положить конец моему восхождению или что еще хуже. И все же, именно здесь сбываются те самые заветные мечты. Когда я выныриваю за облака и вижу изгиб Земли, ничто с этим не сравнится. Ветер воет так, словно пытается сбить меня с ног, и все же я стою почти над всем, что существует на этой планете. Это ошеломляет. И есть один важный момент: настоящая проблема не в том, чтобы достичь вершины. Нужно спуститься вниз до того, как мое тело откажет.
Тела на горе
По верхним склонам Эвереста разбросаны молчаливые, застывшие фигуры альпинистов, которые так и не вернулись обратно. Большинство из них до сих пор находятся там, где упали. В разреженном воздухе на большой высоте, где вертолеты не могут летать, а спасательные команды не могут перевозить тяжелые грузы, эвакуировать тело практически невозможно. Один из самых известных – Зеленые ботинки, альпинист, лежащий в небольшой скальной нише недалеко от маршрута восхождения. В течение многих лет почти все, кто поднимался на вершину, проходили мимо него. Ни вывески, ни мемориальной доски — просто мужчина, свернувшийся калачиком на боку.
И он не единственный. Есть также Немка, Спящая красавица и многие другие, известные под прозвищами вместо настоящих имен. Они служат пугающими указателями на тропе: тихим напоминанием о том, что у Эвереста нет любимчиков. Я видел, как альпинисты останавливаются. Другие обходят и продолжают идти. На таких высотах даже помощь кому-то в беде может стоить вам собственной жизни. Это жестокая правда экстремального альпинизма. Тем не менее, наличие этих тел вызывает споры. Некоторые считают, что следует приложить усилия, чтобы вернуть их домой. Другие говорят, что они выбрали гору и должны оставаться там, где умерли.
В последние годы предпринимались попытки эвакуировать некоторые из них, особенно тех, что расположены недалеко от основных маршрутов, но это требует недель планирования и огромного риска. Это часть истории Эвереста — истории, вмерзшей в лед. У каждого из них была мечта, они тренировались и поднялись к небу. Большинство знало, на что идет. А гора, безразличная и огромная, просто делала то, что делает всегда — ждала.
Ступень Хиллари
На протяжении десятилетий прямо под вершиной Эвереста возвышалась двенадцатиметровая вертикальная скала, известная как Ступень Хиллари. Это было последнее настоящее препятствие перед достижением финальной вершины — и для меня это была бы одна из самых нервирующих частей восхождения. Одно неверное движение означало падение на тысячи метров вниз. Сэр Эдмунд Хиллари и тенцинг норгей были первыми, кто поднялся на нее в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году. Тогда не было никаких веревок, никаких заранее закрепленных тросов — только чистый альпинизм. С тех пор почти каждый альпинист, достигавший вершины, проходил через это естественное узкое место, часто цепляясь за старые веревки, вмерзшие в камень.
Переход по Ступени Хиллари требовал не грубой силы, а мужества. Порывы ветра могли бы вывести меня из равновесия. Альпинистам, поднимающимся и спускающимся, приходилось обходить друг друга на пространстве, едва достаточном для одного человека. Но в 2015 году, мощное землетрясение потрясло Непал и Эверест. Когда пыль осела, люди заметили нечто шокирующее — ступень Хиллари исчезла или, по крайней мере, кардинально изменилась. Культовый острый край был заменен более пологим, покрытым щебнем склоном. Для некоторых это облегчило восхождение. Для других это стерло исторический и символический вызов.
Было ли это работой природы или просто изменением восприятия, факт остается фактом — ступень, которая когда-то испытывал нервы лучших альпинистов мира, уже не та, что была. Тем не менее, я слышал истории об этом последнем рывке, об альпинистах, цепляющихся замерзшими пальцами за холодную скалу и смотрящих вверх, на вершину мира.
Джордж Мэллори
Задолго до появления GPS, тёплого снаряжения или кислородов в баллонах два британских альпиниста отправились покорять Эверест в 1924 году. Одним из них был Джордж Мэллори, учитель, ставший исследователем, который, когда его спросили, почему он хочет взобраться на самую высокую гору в мире, как известно, ответил: “Потому что она существует”. Мэллори пропал недалеко от вершины, и почти столетие альпинистскому миру не давал покоя вопрос — добрался ли он до вершины перед смертью? Несколько лет назад команда, проводившая поиск на северном склоне Эвереста, обнаружила тело. Одежда, ботинки и его костюм были целы.
Бирка на жилете подтверждала: это был Джордж Мэллори. Он был найден лежащим лицом вниз на камнях с раскинутыми руками, словно пытался остановить затяжное падение. Травма от веревки на его талии намекала на возможный несчастный случай с его партнером Эндрю Ирвином, тело которого до сих пор не найдено. Но что поразило меня больше всего, так это состояние останков Мэллори — это своего рода капсула времени из забытой эпохи исследований. Сегодня альпинисты вроде меня все еще проходят недалеко от того места, где был найден Мэллори. Его история является навязчивым напоминанием о притяжении к Эвересту — мечте, опасности и тайне, которые витают в разреженном воздухе.
Стоял он на вершине или нет, наследие Мэллори продолжает жить в камнях и льду горы, которую он любил.
Пробки на Эвересте
На высоте почти восемь тысяч восемьсот сорок восемь метров пробки, состоящие из людей, не просто расстраивают и нервируют — они очень опасны для жизни. Я видел, как Эверест кишел альпинистами, создавая одну из самых причудливых и опасных ситуаций в альпинизме — очереди людей, ожидающих своей очереди, чтобы коснуться заветной вершины. Я наблюдал за альпинистами, стоящими плечом к плечу вдоль узкого гребня у самой вершины, часами ожидающими на ледяном ветру, когда всего несколько метров отделяют их от отвесного обрыва. Кислорода становится мало. Подкрадывается сильное обморожение. Даже снятие перчатки становится большим риском.
У каждого альпиниста ограниченный запас дополнительного кислорода, и если задержка затянется надолго, баллон может иссякнуть. Я видел, как люди падали в обморок всего в нескольких метрах от безопасного места или вершины. Другие, не дойдя до нее, спускаются в тумане замешательства, борясь с истощением и горной болезнью. Почему это происходит? Отчасти потому, что все восходят в стабильные погодные периоды в мае. В такие дни сотни людей пытаются подняться на вершину, и гора просто не может справиться с таким потоком. Гиды и альпинисты теперь пытаются распределять восхождения, но проблема все еще не решена.
Эверест это и мечта, и бизнес, и я заметил, что некоторые операторы ставят количество клиентов превыше безопасности. Пока не будут введены более строгие правила или квоты, на Эвересте будут продолжаться пробки, которые ставят под угрозу жизни людей в одном из самых суровых мест на Земле.
Что едят на Эвересте
Еда на высоте — это не про чувство голода, это про выживание. В базовом лагере Эвереста и выше каждый кусочек должен подпитывать организм для защиты от высоты, холода и истощения. Чем выше я поднимаюсь, тем труднее становится есть. У меня пропадает аппетит. Даже воду становится трудно глотать. Но мое тело сжигает тысячи калорий в день для того, чтобы функционировать. В базовом лагере питание начинается с простых блюд — риса, чечевицы, картофеля, яиц. Они теплые и легко усваиваются. Я ем их почти ежедневно. Кроме того, здесь подают жареную лапшу, супы, пасту с консервированным тунцом, а также много сладкого чая.
Калории здесь определяют все. Затем идут закуски — шоколадные батончики, печенье, соленые крекеры. Это быстрые источники энергии, которые не застывают на морозе. Также распространены пакеты с арахисовым маслом и сухое молоко. Горячие напитки пьём постоянно. Гидратация - это ежедневная битва на высоте. Над базовым лагерем совсем другой мир. Во втором лагере и выше питание урезано. Сублимированные продукты решают. Я ловлю себя на том, что разогреваю пакетики с макаронами, чили или рисом на крошечных газовых плитах внутри хлопающих палаток. На все это уходит много времени. Кипячение воды становится рутиной.
При температуре минус тридцать градусов еда замерзает еще до того, как я её доедаю. И все же еда оказывает психологическое воздействие. Хорошая еда может поднять мне настроение. Что-нибудь сладкое может рассеять мысленный туман. Я даже взял с собой своего рода небольшие деликатесы — мармеладных мишек, пакетики с медом, а также порошкообразный суп из дома.
Шерпы
Каждый альпинист на Эвересте, независимо от того, впервые ли он здесь или уже бывал здесь раньше, зависит прежде всего от одной группы людей — шерпов. Без них Эверест не был бы покорен — по крайней мере, не таким количеством людей и уж точно не так безопасно. Шерпы — это этническая группа, проживающая в Гималаях. Они жили в высокогорных условиях на протяжении многих поколений, и их тела приспособились к жизни там, где другим трудно дышать. Я видел, как они носят грузы весом более тридцати килограммов, строят лагеря, крепят веревки, готовят еду и даже поднимаются на вершину несколько раз за один сезон — иногда без дополнительного кислорода.
Такие имена, как тенцинг норгей, который стоял рядом с Хиллари на первом подтвержденном восхождении, и шерпа ками рита, который поднимался на вершину тридцать один раз, стали легендами. Но на каждое известное имя приходятся тысячи других, работающих в тени: передвигающихся по ледопаду Кхумбу в темноте, закрепляющих лестницы, таскающих снаряжение и рискующих своей жизнью на каждом шагу. Они знают настроение горы, звук тающего льда, характер ветра. Они действуют как переводчики, стратеги и сотрудники экстренных служб одновременно, когда что-то идет не так. И все же многие по-прежнему зарабатывают лишь малую толику того, что зарабатывают иностранные гиды.
Они подвергаются огромному риску. Ситуация постепенно меняется, поскольку все больше людей осознают их вклад, и некоторые компании наконец-то начинают предлагать им более выгодные условия страхования и оплаты. Но помимо денег, меня больше всего впечатляет их глубокое уважение — к горе, к традициям и к самой работе. Многие из них чувствуют духовную связь с Эверестом. Их тихая смелость — это сердце каждой истории о восхождении, которую рассказывают люди.
Баллоны с кислородом
Как только я поднимаюсь выше семи тысяч девятисот двадцати четырех метров, даже самые простые задачи кажутся мне марафонским забегом. Вот тут—то и пригодятся кислородные баллоны - стальные баллоны, наполненные сжатой надеждой. Система достаточно проста — баллон, регулятор, шланг и маска. Каждый баллон весит около трех килограммов и обеспечивает мне от пяти до десяти часов работы при более высоком расходе энергии. Во время моего рывка на вершину я возьму с собой как минимум два баллона, а дополнительные припасу в Четвертом лагере, чтобы поменять их по пути. Здесь, наверху, дело не только в том, чтобы легче дышать.
Кислород помогает мне ясно мыслить и продолжать двигаться. Без него каждый шаг требует в пять раз больше усилий, а риск высотной болезни возрастает до небес. Но это ненадежно — регуляторы могут замерзнуть, клапаны могут заклинить, а сами баллоны могут пересохнуть в самый неподходящий момент. Вот почему я всегда проверяю свои приборы и почему шерпы носят с собой запасные на случай, если что-то пойдет не так. Продолжаются дебаты: восходить с кислородом или без него? Некоторые элитные альпинисты обходятся без этого, но для меня риск слишком высок. Даже с кислородом нет гарантии, что я достигну вершины.
Но без них восхождение превращается во что—то совершенно другое – абсолютно жестокое восхождение с постоянным кислородным голоданием на одно из самых тяжелых и враждебных мест на Земле. Мое снаряжение сегодня легче и надежнее того, что было у альпинистов в прошлом, но это все равно всего лишь инструмент. Здесь, наверху, оно не может думать за меня. Я должен точно знать, как его использовать.
Эверест ночью
Восхождение на Эверест — это не просто борьба с высотой - это борьба со временем. Восхождения на вершину начинаются посреди ночи, обычно около полуночи, когда выпадает плотный снег, ветер ослабевает и риск схода лавин ниже. Это значит войти в Зону Смерти в полной темноте, когда налобный фонарь отбрасывает тонкий луч на лед и камни. Мир сжимается, пока я не вижу ничего, кроме своих ботинок, веревки впереди и мерцания света. Звезды сияют ярче, чем я когда-либо видел, но нет времени ими любоваться. Каждая пауза — это момент, чтобы прислушаться — к трещинам во льду, внезапному изменению ветра, мелким сигналам, которые могут означать опасность.
В этой темноте гора кажется огромной и древней. Меня это успокаивает каким-то образом, который я не могу точно объяснить, хотя я слышал, как другие называли это сюрреалистичным. В любом случае, именно в этот момент Эверест кажется живым. Восхождение в темноте означает доверие. Я доверяю своему гиду, веревке, своей подготовке. Нет никаких ориентиров, по которым можно было бы ориентироваться — только слабый след, оставленный на снегу теми, кто шел впереди. А затем, когда солнце начинает подниматься, небо меняет цвет с черного на темно-фиолетовый и золотой. Гребень вершины светится, и я осознаю, насколько высоко я нахожусь.
Ночное восхождение на Эверест — это полноценное выживание. Но это также одна из самых незабываемых частей моего путешествия. Холод, звёзды, пустота — наверху царит такая тишина, которую я никогда не забуду в своей жизни. В этой темноте кажется, что весь остальной мир полностью исчез или его никогда не было.
Как тело отказывает на Эвересте
Восхождение на Эверест доводит мое тело до предела. На высоте более семи тысяч девятисот двадцати четырех метров я чувствую, как все начинает отказывать. Я похудел почти на девять килограммов всего за несколько недель здесь, на высоте. Моему организму не хватает кислорода, и если он не адаптируется, все может быстро пойти под откос. Я знаю, что отек легких на большой высоте может наполнить мои легкие жидкостью, а отек мозга на большой высоте может вызвать у меня помутнение рассудка, головокружение, потерю сознания и так далее. И то, и другое убивает, если это игнорировать. И потом, не забывайте про обморожение.
Пальцы рук, ног, носы — все, что не закрыто, подвергается риску. Даже в перчатках мои руки могут терять чувствительность, из-за чего мне трудно застегивать страховочные тросы или работать с молниями. Обезвоживание подкрадывается незаметно. Холод притупляет мою жажду, но я теряю влагу с каждым вдохом. Приходится заставлять себя постоянно пить, иначе я почувствую головную боль, мышечные спазмы и внезапную усталость. Заснуть сложно — высота мешает моему дыханию. Я просыпаюсь, задыхаясь, или вообще не могу заснуть. Восстановление замедляется. Заживление порезов занимает целую вечность. Пищеварение кажется вялым.
Иногда я полностью теряю аппетит, а вместе с ним и всякую энергию. Высота и истощение нарушают мою память, скорость реакции и здравый смысл. Я видел, как альпинисты забывают, зачем они цепляются за веревку, или совершают ошибки, которые, как снежный ком, приводят к катастрофам. И все же человеческое тело удивительное. При надлежащей акклиматизации, осторожности и стойкости мы все равно достигаем вершины и спускаемся обратно. Но все меняются. Эверест оставляет след — физический, ментальный и эмоциональный, — который остается еще долго после того, как с ботинок сходит снег.
На вершине мира
После нескольких недель восхождения, борьбы с высотой, льдом, усталостью и страхом, я делаю последний шаг. Вот оно! Вершина Эвереста. Восемь тысяч восемьсот сорок восемь метров над уровнем моря. Я стою на вершине мира. Воздух разреженный, и мое дыхание эхом раздается внутри маски. Вокруг меня только небо и изгиб самой Земли. С одной стороны простирается Тибет, с другой — Непал. Несколько минут я нахожусь наедине с тишиной. Делаю несколько фотографий. Могу поднять флаг. Но никаких криков, никаких громких празднований — слишком холодно и слишком рискованно оставаться здесь. Мой кислород заканчивается.
Но в этот момент я часть крошечного клуба — тех, кто стоял там, где ревет реактивный ветер. И тут до меня доходит: это еще не конец. Это только половина пути. Вершина невероятна, но спуститься живым — вот настоящая победа. И все же те несколько минут на крыше мира я не забуду никогда.
На этом всё! Хотели бы покорить Эверест? Напишите в комментариях! И не забудьте посмотреть другие видео!