В истории российского кинематографа есть лица, которые становятся не просто изображением на экране, а отражением целой эпохи. Лицо Александра Абдулова – именно такое: с пронзительным, чуть грустным взглядом, открытым лбом и удивительной, неактерской искренностью.
Он был не просто артистом, он был метафорой. Метафорой романтики 80-х, мечтательности, внутренней силы и той самой «русской души», которую так трудно объяснить словами, но так легко можно было увидеть в его героях.
Его биография словно сошла со страниц романа о провинциальном мальчике, рожденном для сцены. Александр Гавриилович Абдулов появился на свет 29 мая 1953 года в далеком тобольском краю, в семье режиссера. Театр был его колыбелью.
Переезд в Фергану, затем первая роль в отцовском спектакле, и наконец – дерзкий побег в Москву. Поступление в ГИТИС с первой же попытки и удача: его замечает сам Марк Захаров. Этот момент стал судьбоносным. Театр «Ленком» навсегда стал его творческим домом, а Захаров – крестным отцом в большом кино.
Фильмография Абдулова – это карта эпохи. Он не боялся быть разным, искал и находил. Но в массовом сознании он навсегда остался рыцарем. Рыцарем в самых разных его проявлениях.
В «Обыкновенном чуде» он – Медведь, заколдованный принц, олицетворяющий самую суть преображения силой любви. Его мощь и в то же время трогательная незащищенность разбивали сердца. В «Том самом Мюнхгаузене» он – Генрих Рамкопф, бюргер и антипод гениального выдумщика. Казалось бы, роль отрицательная, но Абдулов наделяет своего персонажа не просто тупостью, а трагикомичным непониманием иного мира, делая его глубоким и узнаваемым.
А потом был «Гардемарины, вперед!» и его Никита Оленев. Идеальный герой для советского экрана: благородный, отважный, влюбленный, с идеальной улыбкой и горящими глазами. Он стал кумиром миллионов, символом чести и достоинства. Это была роль-легенда, роль-знамя.
Но настоящим, зрелым, многогранным актером он стал в работах у Петра Тодоровского. В «Заставе Ильича» («Мне двадцать лет») еще юный, а в «Утомленных солнцем» – глубоко трагичный и сложный Кирьян, комдив, раздавленный машиной репрессий. Здесь не было ни капли романтического героизма «гардемарина», была лишь горькая правда и обреченность, сыгранная с потрясающей внутренней силой.
Особенности его характера угадывались во всех его ролях. Он был человеком-стихией. Широким, щедрым, иногда безрассудным. Его увлечение мотоспортом, каскадерские трюки, которые он выполнял сам, – все это было проявление его бесстрашия и жажды жизни.
Говорили о его бесконечной доброте, готовности помочь, о его «мальчишестве», которое он пронес через годы. Но в этой широте была и трагедия: он не щадил себя, жил на износ, словно предчувствуя, что времени отпущено не так много.
Личная жизнь Абдулова всегда была на виду, обрастая мифами и легендами. От бурного романа с Ириной Алферовой, который стал одним из главных сюжетов светской хроники 80-х, до позднего, но настоящего счастья с Юлией Мешиной, подарившей ему дочь. Его отношения с женщинами были такими же, как и он сам – страстными, преданными, эмоциональными. Он был рыцарем не только на экране, но и в жизни, защищая и оберегая тех, кого любил.
Уход Александра Абдулова в январе 2008 года стал личным горем для всей страны. Уходил не просто актер – уходила часть мифа о нас самих, о нашей романтике, о нашем «советском» и уже «русском» идеализме. Он был тем мостом, который соединял эпохи.
Сегодня, пересматривая его фильмы, понимаешь, что секрет его обаяния был не в идеальной внешности или поставленном голосе. Он был в **уязвимости**. Его сильные герои всегда несли в себе какую-то грусть, рану, которую пытались преодолеть.
Он умел играть не силу, а преодоление слабости. Не идеал, а стремление к нему. Он был рыцарем, но без непробиваемых доспехов – с открытым сердцем, которое так много чувствовало и так много любило. И в этом его главная правда и его вечная роль.