Город просыпается неохотно, будто расставаясь со сном против воли — улицы растворяются в сером утреннем полумраке. Башенные часы на площади Святой Сигилии бьют одинокую шестерку, и звук этот будто пробегает по спинам прохожих ледяными пальцами.
Я стою на мостовой, где, по слухам, давным-давно исчезают тени. Ветер приносит запах мокрой меди и чего-то пряного, будто кто-то опять жёг травы для отпугивания духов. Уличные фонари — тонкие артерии янтарного света — растворяются в утренней дымке. Через арочные окна кофейни на углу доносится негромкое бормотание:
— Ты видел ту девочку на кладбище? — шепчет кто-то в пол-голоса.
— Оставь, нам не нужны новые неприятности, — хрипло отвечает другой, нервно помешивая ложкой сахар в прозрачной чашке.
Там, где заканчиваются мостовые и начинается старый район магов, стены выцветшие, будто изношенное кружево, а сквозь щели в кирпичной кладке пробирается свет, пульсирующий туманными сполохами. Я здесь не впервые, но каждый шаг — будто по лезвию ножа.
Сегодня у меня есть цель. И я сделаю то, что не сумел ни один из них.
***
В Градоране день начинается не с солнца — это роскошь, которую башни и туман прячут. Здесь все строения направлены вверх, к небу, словно город надеется когда-нибудь вырасти за пределы собственных страхов. Брусчатка выщербленная, рукой почти ощупываешь вмятины прошлых столетий.
Город магии и сомнений… Талисманы продают на каждом углу: стеклянные подвески (“от сглаза”), бумажные амулеты на удачу, чернильные рисунки символов на дверях школ и аптек. Но держат их многие не потому, что верят — а потому, что глупо не верить, когда в подворотне находят очередную безликую тень.
Я иду вдоль рынка. Торговцы здесь трещат без остановки:
— Три снадобья по цене двух! Только сегодня, только при полной луне!
— Лечение от тоски, гарантия силы, сохраните любовь до осени!
Женщина в чёрном плаще продаёт макабричные куклы с паучьими ногами — её глаза встречаются с моими, и я чувствую дурной холод. Она говорит негромко, почти по-матерински:
— Береги свою душу, путешественник. Здесь многое ищет трещины.
На набережной квартиры тесно прижаты друг к другу, окна утыканы ветхими портьерами, а за стеклом — силуэты, обнимающиеся, греющие ладони о чашки, или просто усталые глаза.
В этом городе даже магии мало — здесь пустоту заполняет ожидание.
А я хочу сделать шаг тем, кто не решился. Ищу девушку, о которой шепчут в кофейне, — или хотя бы тени, что она оставила.
***
Уже третью ночь подряд я блуждаю по этим закоулкам — будто не ищу, а уговариваю город раскрыть передо мной свои тайны.
В одной из грязных, залитых синеватым светом арок — мальчишка с огромными глазами и лицом, усыпанным веснушками. Он тонко насвистывает мелодию “что-то про потерю”, а когда замечает меня, отступает к гнилому фонарю.
— Ты её тоже ищешь? — в его голосе нет детства, только старость страха.
— Кого?
— Дочь туманов. Ту, что может ходить меж стенами. Говорят, если её позвать, она прячет тебя в своей дымке. И ты исчезаешь… для врагов, для себя. Навсегда.
Я опускаю глаза — мои ботинки в вязкой грязи, полная луна видна только в остатках дождевой лужи.
Вдруг над крышами гудит проклятый трамвай — “Полнолуние”, рейс только ночью, только для тех, кто платит воспоминаниями.
— Твои мысли слишком громкие, — бормочет прохожий рядом, закутанный в шарф по самые глаза.
— Откуда ты знаешь?
— Здесь город слышит каждый шёпот. Особенно тех, кто ищет ответы.
Я сжимаю в ладони старый медальон — моя последняя привязка к тому, что было до магии, до Гранорана. Неуверенно шагаю к остановке, где фонарь моргает жёлтым, как усталый глаз древнего зверя.
Город будто затаил дыхание. Или я сам на грани: сделать ещё шаг… или остаться зрителем чужих чудес.
***
Вагон “Полнолуния” внутри оказался на удивление просторным — под потолком висели гирлянды то ли из засохших ключей, то ли из теней. Пассажиры не смотрели друг на друга, каждый держал в руках настоящую потерю: письмо, обрывок фотографии, игрушку.
Я скользил взглядом по их лицам, словно угадывал: что они хотят спрятать от себя?
Передо мной оказалась Она — хрупкая, будто сотканная из сырого, чуть светящегося тумана, глаза цвета февральской лужи, улыбка, которая растекается и сливается с дыханием вагона.
— Ты не боишься забыть дорогу обратно? — её голос был холоднее стекла, но в нём улавливалось что-то давно забытое, почти родное.
— Я, кажется, давно уже не помню, зачем пришёл, — вырывается у меня неожиданно.
Она протягивает ладонь — из неё стекает тонкая лента дыма, и вдруг все шумы в вагоне превращаются в шёпот: воспоминания пассажиров, мечущиеся мотыльки прошлого.
— Отдать самое ценное, чтобы стать невидимым? Граноран берёт только взамен, — тихо говорит Она.
Я прижимаю к груди свой медальон и вдруг понимаю: если сейчас соглашусь — не останется ничего, кроме города и утреннего тумана.
— Хочешь исчезнуть или найти себя? — шепчет мой отражённый в окне силуэт, и туман медленно размывает черты.
***
Утром Граноран встречает меня рассветной артерией улиц — уже без марева и полутонов.
Я держу в руках свой медальон —тяжёлый, как воспоминание, и вдруг понимаю: город ничего не забрал, если я не отдал себя сам.
Сколько ночей мы уговариваем себя исчезнуть, только бы не чувствовать тяжести — но настоящая магия, кажется, начинается именно там, где выбираешь остаться, несмотря на боль.
Иногда тайные вагоны продолжают свой путь — но сегодня их дверей для меня больше нет. Граноран стал чуть светлее, а я — чуть честнее перед собой.
Магия города не в том, что уносит. А в том, что возвращает тебя к себе новому.
Граноран — как сама жизнь: он предлагает исчезнуть, забыться, сбежать. Но вся настоящая магия начинается, когда ты выбираешь остаться — и учишься не терять себя, даже в мире, полном мистики и теней.