Интуиция Семёна Лотоса
В душной, пропахшей капустой и старыми книгами комнате коммунальной квартиры № 47 на окраине Ленинграда, за столом, заваленным испещрёнными вычислениями листами, сидел Семён Лотосов. Он был тихим, невзрачным бухгалтером треста «Сельхозтехснаб», человеком, чьё существование было столь же серо и предсказуемо, как столбцы цифр в его отчетах. Но в черепной коробке этого незаметного человека происходила таинственная и страшная работа, которой он и сам до конца не понимал.
Всё началось после незначительной, казалось бы, травмы головы, полученной при падении со стула в библиотеке. С той поры мир чисел предстал перед ним в ином, лучезарном свете. Он называл это «озарением» или «числовым резонансом». Стоило Семёну взглянуть на любой массив случайных данных — будь то котировки акций в старой газете или список закупок столовой — как его сознание, подобно радиоприёмнику, начинало ловить незримый порядок, скрытую гармонию хаоса. Мозг его, сам того не ведая, производил фантастические вычисления, недоступные самым мощным арифмометрам.
Венец его способности проявился в лотереях. «Спортлото», это детище государства, призванное занять умы и выкачать мелочь из карманов обывателей, стало для Семёна полигоном. Он не «предсказывал» выигрышные номера. Нет. Он «слышал» их, как слышишь навязчивую мелодию. Комбинации цифр складывались в его голове в стройные, неопровержимые формулы, результат которых был столь же очевиден, как дважды два — четыре.
Первые выигрыши были мелкими, и он списывал их на удачу. Но когда он, дрожащей рукой заполнив очередной бланк, угадал все пять чисел, и кассирша в зелёном фартуке, зевнув, вручила ему толстую пачку червонцев, Семён понял: это не удача. Это сила.
Как и инженер Гарин, обуздавший луч невиданной мощи, Семён Лотосов обрёл инструмент немыслимого могущества. Его скромная комната стала лабораторией, а его мозг — гиперболоидом, только не световым, а числовым. Он назвал свой дар «Интуицией» — аппарат, вмонтированный в его собственное существо.
Но могущество, как водится, не осталось тайной. Сначала о «везунчике» зашептались соседи. Затем слухи, подобно испарениям из канализационной трубы, поползли по городу и достигли ушей тех, для кого информация была разменной монетой.
Однажды вечером, когда Семён, по обыкновению, корпел над своими таблицами, дверь его комнаты отворилась без стука. На пороге стояли двое. Один — крупный, в мятом костюме, с лицом, выражавшим спокойную уверенность во власти. Другой — сухопарый, в очках с толстыми стёклами, с глазами-щёлочками, в которых холодно поблёскивал ум.
— Семён Аркадьевич Лотосов? — произнёс крупный. Голос у него был глухой, каменный. — Мы от комиссии по борьбе с нетрудовыми доходами. Побеседовать.
Сухопарый, не представляясь, прошёл к столу, уселся и, взяв один из листков с вычислениями, бегло просмотрел его. На его тонких губах появилась улыбка, похожая на гримасу.
— Любопытно, — прошипел он. — Очень любопытно. Эвристический алгоритм невероятной точности. Эмпирическое обобщение теории вероятностей? Или нечто... большее?
Это был профессор Шмаков, математик-кибернетик, отлучённый от академии за «идеалистические буржуазные теории», а ныне состоявший на службе у могущественного ведомства, которое интересовалось всем — от настроений интеллигенции до закономерностей в случайных числах.
Крупный человек, представившийся товарищем Граниным, изложил суть дела просто:
— Государство, Семён Аркадьевич, не может позволить, чтобы столь мощный инструмент пропадал впустую. Ваш дар — не ваша собственность. Он — достояние республики. Вы будете работать на нас.
Семён, бледный как полотно, пытался сопротивляться, лепетать что-то о совести, о незаконности. Но товарищ Гранин посмотрел на него тяжёлым, спокойным взглядом.
— Родина, Семён Аркадьевич, не просит. Родина даёт задания. Или вы предпочитаете, чтобы ваши «фокусы» были квалифицированы как мошенничество с конфискацией? У нас уже есть заключение профессора, что ваш «дар» — это шарлатанство, основанное на подлоге. Но мы даём вам шанс послужить.
И Семён сломался. Его ГиперИнтуитор был национализирован.
Его перевезли в секретный НИИ, за кодовым названием «Лотос». В стерильной лаборатории, под присмотром профессора Шмакова и неотступного взгляда товарища Гранина, Семён начал работу. Задача была грандиозна: вывести формулу абсолютного выигрыша в международных лотереях. План был прост и гениален: обрушить на капиталистический мир финансовую катастрофу. Обваливать их лотереи один за другим, выкачивая гигантские средства в казну СССР, подрывая саму веру в священный для Запада закон случайной прибыли.
Недели превращались в месяцы. Семён, превратившийся в бледного затворника, день и ночь гнал свой мозг на износ. Он вычислял, предсказывал, и в Швеции, во Франции, в США счастливчики-«подставные лица» получали гигантские джекпоты. Деньги тайными ручейками текли в советские спецфонды.
Профессор Шмаков ликовал. Он уже видел себя новым Ньютоном, открывшим законы мировой случайности. Товарищ Гранин докладывал на самый верх о феноменальных успехах операции «Случайность».
Но мощь Интуиции была небезгранична. Семён чахнул, его мучили чудовищные мигрени. Он видел цифры во сне, они преследовали его, требуя всё новых и новых жертв. Он понял, что стал рабом собственного дара, винтиком в гигантской, бездушной государственной машине. Его сила, которую он когда-то мечтал использовать для помощи матери или покупки новых книг, служила теперь абстрактной и жестокой идее.
Однажды ночью, во время очередного сеанса, его сознание, доведённое до предела, дало сбой. Цифры на листах поплыли, формулы рассыпались. В ушах стоял оглушительный звон. И в этом звоне он услышал не цифры, а голоса — тысячи голосов простых людей по всему миру, которые верили в удачу, в случайный шанс, в надежду, что завтрашний день будет лучше. Он понял, что уничтожает не «капиталистическую систему», а эту хрупкую, наивную надежду.
Наступил день решающего розыгрыша — американской лотереи «Мультимиллион». Ставка была огромна. Семён, собрав последние силы, сел за стол. Профессор Шмаков и товарищ Гранин замерли у его плеча.
Он вывел числа. Комбинацию, которая должна была принести десятки миллионов долларов. Но это была ложь. Его мозг, в акте последнего, отчаянного сопротивления, выдал не результат вычислений, а протест.
Через несколько часов из-за океана пришла шифровка. Выиграла не их комбинация. Выиграл никому не известный фермер из Айовы.
В лаборатории воцарилась могильная тишина.
— Промах, — сухо констатировал профессор Шмаков, смотря на Семёна с ледяным презрением. — Ваш аппарат дал сбой.
Товарищ Гранин молча положил руку на плечо Семёна. В его прикосновении не было ни угрозы, ни гнева. Была лишь тяжесть несокрушимой власти.
— Ничего, Семён Аркадьевич, — тихо сказал он. — Отдохнёте. А потом попробуем снова. Родина терпелива. Родина умеет ждать.
Семён Лотосов опустил голову на стол, заваленный бумагами с цифрами, которые once были для него музыкой сфер, а теперь стали лишь тюремной решёткой. Его гиперболоид был сломан. Но не государственной машиной. Он был сломан пониманием, что даже способность побеждать случайность — всего лишь жалкий инструмент в руках слепой и безжалостной необходимости обстоятельств, необходимости, перед которой равно бессильны и удача, и гений.
Подпишитесь на канал. Или поставьте лайк!