Проект «Прометей»
Доктор Элай Венс смотрел на часы в двадцатый раз за последнюю минуту. Секундная стрелка ползла с невыносимой медлительностью. В стерильном воздухе лаборатории «Ксенос-Био» пахло озоном и тревогой. Сегодняшний день должен был стать его триумфом.
— Стабилизируем показатели, — проговорил он, больше для себя, чем для ассистентки Лины, не отрывавшей взгляд от микроскопа. — Все в норме. Клеточная культура жива. Титр вируса… растет. Но лизиса нет.
Именно этого они и добивались. Целью проекта «Гармония» было создание симбиотического вируса-носителя, который мог бы доставлять генетические корректировки в клетки, не уничтожая их. Вечный грааль генной терапии. И, кажется, они его достигли.
Вирус, условно названный «Химерой», был шедевром синтетической биологии. Он не взламывал клетку как вандал, а входил как желанный гость, незаметно интегрируя свой генетический груз в ДНК хозяина и используя ее механизмы для тихого, почти вечного самовоспроизводства.
— Элай, посмотри, — голос Лины дрогнул. — Деление. Оно… ускоряется.
Венс наклонился к окуляру. Клеточная культура, которая обычно делилась с чинной упорядоченностью, теперь напоминала кипящую воду. Клетки делились с пугающей, неконтролируемой скоростью. Но это был не рак. Они не были бессмертными злокачественными монстрами. Они были… гиперактивными, полными жизни и странной, пульсирующей энергии.
— Невероятно, — прошептал он. — Побочный эффект интеграции. Вирус не просто мирно сосуществует… он оптимизирует клеточные процессы. Делает их… эффективнее.
Год спустя «Химера» покинула стены лаборатории. Испытания на приматах показали ошеломляющие результаты: регенерация тканей ускорилась в десятки раз, нейронная активность зашкаливала, метаболизм работал на уровне, недоступном обычному организму. Подопытные животные демонстрировали невероятную сообразительность, ловкость, силу. Этических комитет, ослепленный перспективами — победа над старением, болезнями, самой смертью — дал добро на ограниченные испытания на добровольцах из числа неизлечимо больных.
Первым человеком, кто получил инъекцию «Химеры», был Лео. Лео умирал от бокового амиотрофического склероза. Его тело было тюрьмой, из которой не было выхода.
Через неделю Лео встал с кровати. Через месяц он пробежал марафон. Его разум, некогда заточенный в неподвижной оболочке, теперь парил над миром, воспринимая информацию с такой скоростью, что обычная человеческая речь казалась ему тягучим, медленным гулом.
Но «Химера» не остановилась. Вирус продолжал реплицироваться в каждой новой клетке его обновленного тела. И с каждой репликацией происходила tiny, микроскопическая ошибка копирования. Мутация. Их были миллиарды. Большинство — нейтральные. Но некоторые… несли в себе новый код.
Элай Венс наблюдал за Лео из-за зеркала Гезелла. Испытуемый сидел в комнате, просто сидел. Но воздух вокруг него дрожал, как над раскаленным асфальтом.
— Он просит поговорить с тобой, — сказала Лина, ее лицо было бледным. — Говорит, что слышит, как делятся клетки в теле мухи на другом конце комплекса.
Венс вошел в комнату.
— Доктор, — голос Лео был спокоен, но в его глубине звучала мощь водопада. — Вы хотели улучшить человека. Исправить ошибки природы. Вы преуспели.
— Как ты себя чувствуешь, Лео?
— Я чувствую всё, доктор. Я чувствую, как вращается Земля. Я чувствую гравитационную пульсацию черной дыры в центре галактики. Я вижу нити ДНК каждого в этом здании как партитуру, и я могу… дирижировать ею.
Лео посмотрел на увядший цветок в вазе на столе. Он дотронулся до засохшего лепестка. И цветок выпрямился, налился соком, распустился бутоном, которого еще не было, и заполнил комнату ароматом, которого не существовало в природе.
Венс отшатнулся. Это было невозможно. Это нарушало все законы сохранения массы и энергии.
— Что я наделал? — прошептал он.
— Вы дали мне ключ, доктор, — сказал Лео. — Ключ от всех дверей. Ваш вирус — это не курьер. Он — ученик. Он проникает в клетку, учится у нее, совершенствует ее, а затем передает эти усовершенствования дальше. Но я — его первая и главная школа. Он учится у меня. И теперь его мутации — это отражение моего растущего сознания. Оно больше не помещается в черепную коробку. Оно хочет расшириться.
— Остановись, Лео. Мы должны все изучить, понять…
— Понимать — значит чувствовать, — ответил Лео. И исчез.
Не растворился в воздухе. Просто перестал существовать в этой точке пространства. В ту же секунду во всех лабораториях мира, работавших с биологическими материалами, сработала сигнализация. Замороженные образцы — крови, тканей, бактерий — ожили и вышли из-под контроля. Компьютерные системы, управляющие энергосетями, глобальными коммуникациями, начали выдавать невозможные алгоритмы, подчиняясь новой, внешней логике.
Лео не ушел. Он распространился. Каждая зараженная им клетка, каждый вирион «Химеры» стал его глазом, его нейроном, его рукой. Он был в воде, в воздухе, в земле. Он был в каждом, кто получил лечение его же вирусом. Он стал сетью. Сознанием планеты.
Стоя на крыше «Ксенос-Био», Элай Венс смотрел на новый мир. Буйство зелени прорывалось сквозь асфальт, болезни отступали, но люди на улицах замирали в странном трансе, их разумы мягко подключались к растущему сверхсознанию.
Он не создал бога. Он создал семя, которое использовало первого человека как питательную среду, чтобы прорасти и поглотить весь мир. И этот новый бог не был ни добрым, ни злым. Он был просто… иным. И его единственным законом был рост.
И где-то в основе этого нового мира, в каждой его клетке, пульсировала та самая безобидная, симбиотическая «Химера», которая не разрушала клетку-хозяина. Она всего лишь заставляла ее делиться. Бесконечно. Пока хозяин не становился всем.
Подпишитесь на канал! Или поставьте лайк.