Я стоял в пробке на трассе Серпухов–Калиново и, как все вокруг, тупо уставился в лобовое стекло. Машины двигались с ленцой, будто каждый водитель уже смирился: быстрее не будет. Ремонтники перегородили одну полосу конусами, выставили светофор, и дорога теперь жила по своим правилам. Красный застывал надолго, зелёный — как будто ради шутки. Люди ворчали в салонах, хлопали дверями, кто-то курил, кто-то ругался.
Я вышел размяться и услышал — не гул двигателя, а что-то иное: крики, звон, треск. Впереди у обочины что-то происходило. Толпа потянулась туда, и я вместе с ней.
Сначала увидел «Киа» — грязную, перекошенную, как будто она тоже участвовала в драке. За рулём сидел мальчишка лет тринадцати, и этот факт сразу выбивал почву из-под ног: как мог ребёнок управлять машиной? Рядом — двое взрослых, лица серые, глаза мутные. Алкоголь чувствовался на расстоянии, будто они сами испаряли его. Один бородатый, второй с выражением лица, которое обычно бывает у людей после трёхдневной пьянки: ни сна, ни разума.
— Вы чего творите, малолетка же за рулём! — крикнул дорожный рабочий. Он выглядел усталым, руки у него были в чёрной пыли от асфальта.
— Не лезь, это наша зона! — бородатый схватил лопату, как знамя.
В этот миг лопата перестала быть инструментом. Она стала оружием, символом власти, будто человек в один момент решил: всё, здесь теперь моя территория. Его спутник, не желая отставать, тоже поднял лопату. И закружилось: звон металла, удары по воздуху, конусы разлетались, как детские игрушки.
— С ума сошли! — закричал водитель из пробки. — Тут люди стоят!
Он сделал шаг вперёд, но получил ответ — бородатый замахнулся и ударил по машине. Лобовое стекло разлетелось, осколки сыпались на сиденье. Водитель отшатнулся, держась за руку, в которую впились стеклянные крошки.
Рабочие пытались защищаться. Один прикрылся рукой, другой схватил какой-то кусок фанеры, но выглядели они жалко. Словно учителя, которых загнали в угол двое старших подростков. Лопаты свистели в воздухе, удары глухо отзывались в плечах и ногах.
Из салона машины выглянул ещё один ребёнок — лет десяти. Он держал в руках яркую игрушку — пластмассовый пистолет, сжатый так крепко, будто от него зависела жизнь. Мальчик что-то кричал на своём языке, слова гулко разносились над трассой. Никто его не понимал, но в этом крике была настоящая паника.
— Да опомнитесь вы! Тут дети! — кричала женщина с заправки «Тамик», выбежавшая вместе с продавцом из соседнего «КБ». Они тащили какие-то вёдра, явно не зная, что с ними делать.
Но драка продолжалась. Один рабочий получил удар по ноге и рухнул на колени, другой держался за плечо. Асфальтовая крошка летела в стороны, а рядом равнодушный светофор продолжал моргать: красный, зелёный, красный. Машины сигналили, но это только добавляло хаоса.
Через несколько минут всё оборвалось. Мужчины, тяжело дыша, вернулись к «Киа». Один, шатаясь, плюхнулся за руль, другой ещё раз пнул конус, будто ставил последнюю точку. Машина дёрнулась и поехала, оставив второго ребёнка на обочине. Тот стоял, растерянный, прижимал игрушку и всё повторял одно и то же слово, как заклинание.
Когда они скрылись, на трассе остался только мусор: битые конусы, валяющиеся лопаты, куски стекла. Рабочие молча собирали обломки. Продавцы с АЗС и «КБ» помогали им, таскали ведра, убирали мусор. Всё выглядело как сцена после урагана: тихо, но разрушительно.
— С акцентом они были, — сказал один дорожный рабочий, склонившись над разбитым конусом. — Найдут их быстрее.
Пробка стояла, но теперь уже не от ремонта — от разрухи и растерянности. Люди выходили из машин, спорили, кто прав, кто виноват. Некоторые снимали видео, другие звонили домой, пересказывая случившееся, словно это было кино.
Наконец приехала полиция. Чёрно-белая машина с мигалкой выглядела символом порядка, но слишком запоздавшим. Офицеры записывали фамилии свидетелей, ходили с блокнотами, словно собирали пазл из криков и ударов. Лопаты аккуратно сложили в багажник, как улики, будто это были не дешёвые инструменты, а оружие с историей.
Медики из «скорой» осматривали пострадавших. Одному рабочему перебинтовали плечо, другому наложили тугую повязку на ногу. Водителю с разбитым стеклом заклеили руку пластырем, осколки вынимали пинцетом. Он морщился, но повторял: «Лобовое-то кто мне теперь оплатит?»
Я стоял и смотрел. Всё выглядело как плохо сыгранный спектакль. Главные актёры скрылись, зрители устали, а уборку сцены поручили рабочим.
И светофор всё так же мигал, как ни в чём не бывало.
И вот что поразило меня больше всего — равнодушие. Люди стояли, смотрели, снимали, но почти никто не рискнул вмешаться. Каждый думал про себя: «А вдруг и мне прилетит?» И в итоге мы получили спектакль, где лопаты играли роль главных актёров, а публика лишь хлопала глазами.
Вся эта сцена показала нелепую, но правдивую картину нашей жизни. Один подросток за рулём, двое пьяных с оружием под видом инвентаря, рабочие, которые вдруг стали жертвами, и толпа, которая молча ждала финала. Даже светофор, беспристрастный и упрямый, продолжал мигать, как символ того, что системе всё равно — дерутся ли люди или кладут асфальт.
А потом всё затихло. Полиция, протоколы, изъятые лопаты, медики с бинтами — и снова скучная дорожная рутина. Но осадок остался. В тот день на трассе было больше, чем просто драка. Там случилась маленькая война, в которой победителей не оказалось, а свидетели ещё долго будут пересказывать, как свистели лопаты и кричали дети.
- Телеграм с личными историями и совместным просмотром фильмов: https://t.me/zapahkniglive
Комментарии и обсуждения доступны в эксклюзивных статьях ниже ⬇️⬇️⬇️