Это было не поле боя. Это была бойня. Потом – могила. А потом – забытье на шесть с лишним тысяч лет. Пока в конце XX века лопаты археологов не вскрыли этот пласт древнего ужаса на северо-востоке Франции, в землях Эльзаса. Ямы на участках Ахенхайм “Strasse 2, RD 45” и Бергхайм “Saulager”. Глубокие, как звериные ловушки. И в них – неупокоенные. Восемьдесят два человека. Их кости кричали безмолвным криком, рассказывая историю, от которой стынет кровь. Историю, которую помогли восстановить остеоархеолог Доктор Тереза Фернандес-Креспо из Университета Вальядолида и её коллеги, опубликовавшие своё шокирующее исследование в журнале Science Advances.
Следы на костях
Они не просто умерли. Их ломали. Целенаправленно, методично, с леденящей душу жестокостью. Нижние конечности переломаны мощными ударами дубинок – чтобы не могли бежать. Черепа проломлены. Рёбра сломаны от тупых травм. А на некоторых – аккуратные проколы. Не для убийства. Для чего-то иного. «На некоторых скелетах есть следы - проколы, - которые могут указывать на то, что тела были выставлены на всеобщее обозрение после пыток и убийства», - писала в своём отчёте доктор Фернандес-Креспо. Они были частью зрелища. Частью праздника.
Но самое жуткое – это руки. Вернее, их отсутствие. Левая рука. Аккуратно, умело отсечена от тела. И сложена в яме отдельно, будто драгоценный трофей. Четыре отрубленные кисти в яме 124 в Ахенхайме, семь – в яме 157 в Бергхайме. Безжалостный, ритуальный счет. Это был не хаос битвы. Это был четкий, страшный протокол ненависти.
Чужая кровь, чужая земля
Ученые, как детективы, всматривались в мельчайшие детали. Они прочитали историю жизни и смерти, зашифрованную в химии костей и зубов. Мультиизотопный анализ не лжёт. Он рассказал всё.
Те, кого пытали, кого калечили, чьи руки сложили в ямы – они были чужими. Не из этих мест. Их детство прошло где-то далеко, в долине реки Сены, в окрестностях Парижского бассейна. Их пища, их вода были другими. По их костям было видно – они были носителями культуры Бишхайм (Bischheim Occidental du Rhin Supérieur, BORS), захватчиками, рвавшимися на эти плодородные земли Эльзаса с запада, чтобы вытеснить местные общины культуры Брюбах-Оберберген.
А те, кто лежал в других ямах, целые, не тронутые изуверствами? Они были местными. Своими. Их химический портрет идеально совпал с портретом земли, на которой их нашли. Они погибли, защищая свои дома, свои поля, свои семьи от нашествия чужаков. Они пали героями.
Но победили не они.
Театр жестокости
Победили свои. И устроили кровавый карнавал в честь своей победы. Картина проступает мрачная и отчётливая.
Сначала был бой. Жестокий, яростный. Местные, отстояв свою землю, возможно, под предводительством вождя, чьё имя мы никогда не узнаем, одержали верх. Часть врагов полегла на поле, и с них, уже с мёртвых, победители сняли главный трофей – левую кисть. Сложили в мешки. Других, еще живых, захватили в плен. Связали. Переломали им ноги, чтобы не разбежались.
Потом началось празднование. Пленников приволокли в поселение. И на центральной площади, на глазах у всей общины – стариков, женщин, детей – устроили показательную казнь. Это был не просто акт мести. Это был ритуал сплочения через жестокость, унижение врага, возведение его в ранг не-людя. Их били дубинами, добивали, насаживали на колья. А потом, под ликующие крики толпы, отрубали им левые руки уже посмертно, присоединяя к трофеям, добытым в бою.
Эти руки значили что-то очень важное. Символизировали отнятую силу. Лишение власти. Точного ответа нет. Есть только немой укор костей, зарытых в ямах Бергхайма и Ахенхайма между 4295 и 4165 годом до н.э.
Тени прошлого
Всё было кончено. Трофеи и изуродованные тела сгребли в ямы, как мусор. Забросали землёй. И старались забыть. Шесть тысяч лет спустя мы читаем эту историю как самый мрачный тру-крайм роман, написанный не чернилами, а болью и страхом.
Мы видим не абстрактных «древних людей». Мы видим конкретных мужчин культуры Бишхайм, которые шли на северо-восток Франции, движимые голодом или жаждой завоеваний. Мы видим мужчин культуры Брюбах-Оберберген, встающих на пути захватчиков, чтобы защитить свои очаги. Мы видим ярость, триумф и ту бездну бесчеловечности, в которую можно скатиться, опьянённым победой.
Эта история не имеет конца. Она не имеет морали. Она просто есть. Жестокий, шокирующий, трагический памятник тому, что самое страшное чудовище всегда скрывается не в темноте, а в человеческой душе. И его пробуждению порой достаточно одного повода – звона оружия и запаха чужой крови.