Когда я пришел с армии, то меня огорошила новостью собственная невеста, а я простил

– Лена, ну как так вообще? Мы ж с детства вместе. Ты ко мне в армию приезжала, свидания у нас были, обо всём мечтали… Как ты могла встречаться и со мной, и с ним одновременно? – слова застревали в горле, хотелось убежать, исчезнуть, но я стоял и смотрел ей в глаза. Любовь… говорят, она окрыляет. Но почему-то иногда кажется, будто не крылья даёт, а камень на шею. Сбросить бы, легче стало бы, а не получается. Хотел злиться на неё, ненавидеть – не вышло. Я любил. До боли. До бессонницы. До сжатых кулаков и дрожи в голосе. – Жень… всё как-то закрутилось, пока ты в армии был, – она смотрела в сторону, не на меня. – Виделись мы, да. Но ты как будто вдали. И я тоже, наверное, не так уж тебя любила, если честно. Прости. Она никогда не врала. Как есть – так и скажет. Бабка ещё тогда говорила: "Сложная она, Ленка твоя. Но без фальши". Да, не врёт. Даже не делает вид, что ребёнок точно мой. А ведь могла бы соврать, я бы и поверил. – А этот… твой, ну, любовник? Он-то что? Жениться не хочет? Ребёнок ему по барабану? Почему ты уверена, что беременна именно от него, а не от меня? – я понимал, что задаю слишком много вопросов, но не мог остановиться. Словно пытался схватить хоть какую-то правду из этого хаоса. – Он… женат. И не любит меня. И я его не люблю. Ребёнок точно от него. С тобой мы всегда предохранялись, – ответила она спокойно. Без эмоций. Как будто речь шла не о нашей жизни. – А с ним ты что, не предохранялась? – я почувствовал, как закипает внутри. – Вот сейчас спросил – и сам же пожалел, да? – фыркнула она. – Может, люблю тебя. Но говорить об этом сейчас – это как ножом по сердцу. Пошло это звучит. И неправильно. Я не стал больше спрашивать. Ни про него, ни про чувства. Всё и так ясно. Имени его не захотел знать – не хочу, чтоб жил в моей голове. И вдруг вырвалось: – Лен, давай поженимся. Люблю я тебя. – Женя, только запомни: если хоть раз упрекнёшь меня за того ребёнка или за прошлое – уйду. Без разговоров, – в её глазах блеснуло что-то волчье, хищное. Не испугала, но задела. Я кивнул. Так и стали жить. Бабка, конечно, всё чувствовала. Не спрашивала ничего, не лезла. Просто была рядом. Помогала, по дому крутилась, молча гладила мне рубашки и обнимала Ленку, когда та плакала. Понимала она больше, чем говорила. Прошло пять месяцев. Родился наш сын. Красивый, с чёрной шевелюрой и мамиными глазами. В один из дней Лена подошла ко мне с листком бумаги. – Это тебе, – протянула. На бумаге – результат ДНК. – Зачем ты это… – я опешил. – От тебя он, – спокойно сказала она. И улыбнулась. Улыбка у неё была… такая, что сердце сжималось. Как будто она ничего и не ломала, как будто не было той боли. – Но ты же говорила, что от него. Зачем? – Проверяла. Себя, тебя. Знала, что твой, но хотела понять, останешься ли со мной. И да, было с ним. Один раз. Он меня напоил. Почти силой всё это случилось. Не оправдываюсь, просто… так вышло. Он не местный, уехал давно. – Не будем об этом, – сказал я. – Но если вдруг он объявится… я ему лицо разобью. Без шуток. Даже если за это в тюрьму загремлю. – Не появится, – коротко ответила она. Я обнял сына. Моего. Ленку – тоже мою. И вдруг понял: всё правильно сделал. Всё. Вечером бабка тихо шепнула: – Я же говорила, что твой, что любит она. – Мамулечка моя… – я впервые назвал её так. Хотя всю жизнь считал матерью. Она прислонилась ко мне и заплакала. Тихо-тихо. Бабка всегда чувствовала вину, что в детстве отдала меня в интернат – болела, не могла заботиться. Боялась, что сломаюсь, а я выжил. Да ещё как. И женился по любви. Пусть и не простой. Но настоящей. Ленка в ту ночь впервые с момента свадьбы пришла ко мне в постель. Легла рядом. Молча. Просто положила голову мне на плечо. Мы не говорили, просто были рядом. Последний раз мы были вместе в армии – тогда всё и началось. Тогда и родился наш сын, хоть и не сразу. Я знал, что я у неё первый. И был уверен – несмотря ни на что – остался единственным. Теперь у нас всё будет иначе. Будет по-настоящему. Мы дали друг другу клятву ещё в детстве – быть вместе в горе и в радости. И мы сдержим это. Я – точно.