Стоило нам оказаться среди людей, как Максим тут же находил повод меня «прищемить».
— Алиса, дорогая, ты бы лучше зелень помельче рвала, — его голос, сладкий и притворно-заботливый, резанул слух. — Смотри, тетя Ира с трудом жует.
Тетя Ира, добродушная и слегка глуховатая, только улыбнулась в ответ:
— Да все прекрасно, Максимка. Очень вкусно.
Но он уже вошел в раж.
— Нет, я серьезно. Это же элементарно — взять нож поострее. Правильно я говорю?
Он искал подтверждения у окружающих, как всегда. Я глубоко вздохнула. Я была его вечным проектом, «недоделкой», которую он усердно «шлифовал».
— Взял бы и порезал, — спокойно ответила я.
Пиком всего стал поход в галерею в прошлые выходные. Я надела сиреневое платье, в котором чувствовала себя королевой. Максим окинул меня критическим взглядом.
— Ты в этом?
— Мне нравится, — ответила я.
— Надеюсь, ты не собираешься так ходить по залам? Сидит как-то криво. И цвет… Слишком вызывающий.
Он говорил это негромко, но достаточно громко для пары проходящих мимо студентов.
А сегодня, на его же дне рождения, за столом его сестра Марина, милая и непосредственная, обняла меня за плечи.
— Алис, ты просто сияешь! Похудела, да?
Максим фыркнул, откладывая нож.
— Сияет от чего? От того, что неделю на кефире просидела? Так это не здоровое похудение, это обезвоживание. Видишь, как кости торчат? Нее, раньше лучше было.
В комнате наступила неловкая тишина. Боль, острая и колкая, пронзила меня насквозь. Я подняла на него глаза.
— Для чего ты мне это говоришь?
Он искренне удивился.
— Я сказал лишь правду, а на нее не обижаются.
Я вышла на балкон к холодному ночному воздуху. За мной вышла Марина.
— Все нормально? — ее голос был полон искреннего участия.
Я лишь покачала головой.
— Он всегда был таким зазнайкой, — вздохнула она. — Помню, как в детстве он на конкурсе чтецов стих забыл и простоял всю минуту, открыв рот. Мы его потом «золотой рыбкой» звали.
Я слабо улыбнулась.
— Он не рассказывал.
— Так он же этот эпизод из памяти стер! Сейчас он у тебя гений и идеал? — Марина хитро подмигнула. — Пошли назад. Кофе остывает.
Мы вернулись к столу. Марина непринужденно разлила кофе и вдруг сказала:
— Макс, а помнишь, как ты на свидании с той рыжей художницей в фонтан провалился? Мы тогда с папой час отмывали тебя от утиного помета.
Максим замер с куском торта.
— Что? Ничего такого не было.
— Как не было? — подхватила тетя Ира. — Было-было! Еще мама говорила, что ты ходил, пахнул навозом.
За столом пробежал смешок. Максим покраснел.
— Марина, хватит.
— А что? Я лишь правду сказала. А на правду, ты сам только что подтвердил, не обижаются.
Он смотрел на сестру, и я видела, как до него доходило. Доходило то, что я чувствовала все эти годы — жгучий стыд, унижение, беспомощность. Он откашлялся и налил себе вина, стараясь сделать вид, что все в порядке.
Когда гости разошлись, я пошла в спальню. Максим застал меня за раскладыванием вещей.
— Ты что это? — в его голосе прозвучала тревога.
— Ухожу.
— Куда? Из-за какой-то шутки? Ты что, обиделась?
— Нет. Я просто устала от твоей «правды». Я хочу жить с мужчиной, который будет видеть во мне человека, а не груду недочетов.
Он молчал, наблюдая, как я кладу в чемодан свитер. Этот самовлюбленный индюк действительно верил, что я никуда не денусь. Что выдержу все его «шлифовки» ради призрачного идеала.
— Ты вернешься, — тихо сказал он в спину, когда я уже выходила.
Я обернулась.
— Нет, Максим. Просто сегодня я наконец-то поняла не твою правду, а свою. И она мне нравится гораздо больше.