Библейские образы в поэзии Николая Гумилёва.
Читайте также:
Библия - первоисточник. Именно она легла в основу творческих поисков Николая Гумилёва в последнем, ещё прижизненном сборнике, вышедшем за несколько дней до того, как автор был расстрелян. "Огненный столп", 1921 год, который, по мнению критиков и читателей, является самым зрелым, самым высоким творением поэта. В данном сборник и помещено стихотворение "Слово":
... Но забыли мы, что осиянно
Только СЛОВО средь земных тревог,
И в Евангелье от Иоанна
Сказано, что слово это - Бог.
Могущество слова здесь противопоставлено речевому невежеству, бессилию, кощунству, которое поэт ощутил ранее многих, да ещё в обстановке, когда противоречивые процессы в языке катастрофического времени многие были склонны толковать однозначно как обновление, освобождение от классово чужой речевой культуры, как создание нового языка:
Мы Ему поставили пределом
Скудные пределы естества,
И, как пчёлы в улье опустелом,
Дурно пахнут мёртвые слова.
Это стихотворение о языке - средоточии духа, хранителе и создателе культуры.
Оно оказалось пророчеством и предупреждением.
Поэт, для которого нет ничего выше ТВОРЯЩЕГО слова, социальные потрясения воспринимает острее всего через язык.
Революция 1917 года XX века стала важнейшим событием русской истории столетия. Она распорядилась судьбами (и жизнями) многих людей; поэтов, судьбой поэзии. Гумилёва она убила. Ходасевича выдворила в эмиграцию. Ахматова, Пастернак, Мандельштам в соприкосновении с нею и противостоянии ей создали такую поэзию преодоления, какую вряд ли можно было бы ожидать в более спокойные времена. Маяковский, исступлённо ей служивший, растратил свой дар. Блока революция погубила.
Само название сборника Николая Гумилёва "Огненный столп" многозначительно. Это напоминание о ветхозаветной книге Неемии:
"В столпе облачном Ты вёл их днём и в столпе огненном - ночью, чтобы освещать им путь, по которому идти им".
Первое стихотворение сборника называется "Память". Это память о собственном жизненном пути, который представлен здесь как перемена души в едином теле и память о храме, возводимом человеческими усилиями, отсылка к иерусалимскому храму, который был в ветхом завете возведён царём Соломоном и впоследствии разрушен во времена Нового Завета, потому что храм в новозаветные времена, это не столько здания церквей, храм - созидаемая благодатью Божией человеческая душа, а в более широком смысле - дух живущего на земле народа:
Я - угрюмый и упрямый зодчий
Храма, восстающего во мгле.
Я возревновал о славе Отчей,
Как на небесах, и на Земле..
(отсылка к молитве "Отче наш, сущий на небесах.. Да приидет Царствие Твое, яко на Небеси и на Земли).
Сердце будет пламенем палимо
Вплоть до дня, когда взойдут, ясны,
Стены Нового Иерусалима
На полях моей родной страны...
Ощутимо тут борение противоположных чувств, как это и было в последние годы жизни поэта. В "Памяти" можно уловить сложную систему перекличек с Апокалипсисом:
"И увидел я новое небо и новую землю: ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет; И вот я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего". (Откровение, глава 21)
Возведение счастливого Царства поэту, вослед за Иоанном Богословом, видится в трагическом свете:
И тогда повеет ветер странный -
И прольётся с неба страшный свет:
Это Млечный путь расцвёл нежданно
Садом ослепительных планет.
Предо мной предстанет, мне неведом,
Путник, скрыв лицо, но всё пойму,
Видя Льва, стремящегося следом,
И Орла, летящего к Нему.
Крикну я.. но разве кто поможет,
Чтоб моя душа не умерла?
Только змеи сбрасывают кожу.
Мы меняем души, не тела.
К заслугам Гумилёва - поэта можно отнести введение в русскую поэзию "элемента мужественного романтизма" (Д. Святополк - Мирский), а также создание собственной традиции, опирающейся на принцип особо строгого отбора поэтических лексических средств, сочетание напряжённого лиризма с декламативными интонациями, патетики - с лёгкой иронией. Холодноватая сдержанность повествования, приглушённость лиризма - характерные признаки гумилёвских созданий. Им выбрана ПЛАСТИЧЕСКАЯ ВЫРАЗИТЕЛЬНОСТЬ ОБРАЗА в поэзии.
Мысли о добром хлебе, почитаемой и милой женщине, розовой заре и бессмертных стихах соседствуют с ощущением вечной недоступности желанного, а ощущение свободы от пределов времени и пространства обрывается приземлённой, жуткой конкретностью:
В красной рубашке, с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь, в ящике скользком, на самом дне.
Но в стихах последнего сборника нет ни жалобы, ни отчаяния, ни сомнения в избранном пути, а слышится мотив прощания в стихотворении "Мои читатели", бесстрашного и светлого, как сама поэзия.
Кому нравится направление мысли, подписывайтесь на канал. Будет ещё много хороших интересных поэтических и прозаических статей.
Читайте также: