«Кто предупреждён — тот вооружён», — так говорила моя бабушка. Но когда Семёныч схватил меня за локоть и прошептал эти слова, холодок пробежал по спине. «Не верь ничему, что говорит директор. Она знает, что ты видела те документы». У меня подкосились ноги. Откуда он узнал?
Стояла промозглая ноябрьская среда. День как день, ничто не предвещало, что моя размеренная жизнь бухгалтера на фабрике «Северное сияние» круто изменится. После обеда у нас было назначено ежемесячное собрание, которое обычно проходило уныло и предсказуемо. Я готовила отчеты, пила чай из любимой кружки с котиками и мысленно составляла список продуктов, которые нужно купить по дороге домой.
Приехала новая директор месяц назад. Валентина Сергеевна — женщина с идеальным каре, в строгих костюмах и с холодной улыбкой. Весь коллектив напрягся, но внешне всё оставалось спокойно. Реорганизация, оптимизация, модернизация — эти слова доносились из ее кабинета ежедневно.
В нашем бухгалтерском отделе работало пять человек. Я, Людмила Ивановна, главбух, на фабрике двадцать лет. Ольга, молодая девчонка, только из института. Нина Петровна, пенсионерка, которая никак не могла расстаться с любимой работой. И Семён Андреевич, или просто Семёныч — мужчина предпенсионного возраста, молчаливый, но дотошный в работе.
Неделю назад случайно заглянула в папку с договорами, которую Валентина Сергеевна забыла в принтере. Обычно я не суюсь в чужие дела, но на первой странице увидела название нашей фабрики и еще какой-то компании, о которой никогда не слышала. Любопытство взяло верх. Я быстро пролистала документы, фотографируя их на телефон. Потом положила папку обратно в лоток и пошла по своим делам, надеясь позже разобраться, что это за странные договоры о переоценке активов.
И вот сегодня, после очередного собрания, где Валентина Сергеевна рассказывала о «светлом будущем нашего предприятия» и «необходимых изменениях в структуре персонала», Семёныч неожиданно схватил меня за локоть в коридоре.
— Люда, задержись на минутку, — его голос звучал непривычно напряженно.
Я недоуменно посмотрела на коллегу:
— Что случилось, Семён Андреевич? У тебя такой вид, будто привидение увидел.
Он оглянулся по сторонам и почти втолкнул меня в пустой кабинет отдела кадров.
— Не верь ничему, что говорит директор. Она знает, что ты видела те документы, — прошептал он, вплотную приблизившись ко мне.
У меня похолодело внутри. Откуда он знает про документы? Я же никому не говорила.
— Какие документы? О чём ты вообще? — попыталась я изобразить недоумение, но голос предательски дрогнул.
— Не придуривайся, Люда, — Семёныч устало вздохнул. — Я видел, как ты фотографировала бумаги из ее папки. И не только я. Камеры видеонаблюдения висят по всему коридору, забыла?
Проклятье! Как я могла быть такой беспечной? Конечно, камеры. Их установили полгода назад после кражи оргтехники.
— И что теперь? — я почувствовала, как ладони становятся влажными от страха. — Она меня уволит?
— Если бы только уволить, — Семёныч покачал головой. — Тут дело серьезнее. Эта Валентина не просто так появилась на нашей фабрике. Я навел справки. Она — специалист по банкротству предприятий. Приходит, создает видимость реорганизации, а на самом деле готовит документы для ликвидации.
— Не может быть! — я ахнула. — «Северное сияние» работает уже тридцать лет. У нас стабильные заказы, прибыль...
— Была прибыль, — перебил меня Семёныч. — А теперь посмотри внимательно на последние финансовые отчеты. Куда делись деньги от контракта с «Меридианом»? Почему внезапно выросли расходы на консультационные услуги? И эта странная компания «АстраИнвест», с которой вдруг заключили договор на аудит...
Я вспомнила документы, которые фотографировала. Там как раз упоминалась эта «АстраИнвест».
— Так это... это что, преднамеренное банкротство? — я даже присела на стул от осознания масштаба происходящего.
— Именно, — кивнул Семёныч. — Классическая схема. Сначала вывод активов через фиктивные договоры, потом сокращение персонала под видом оптимизации, затем доведение до убыточности и — банкротство. Фабрику продадут за копейки «своим» людям, а потом перепродадут втридорога или земля уйдет под застройку. Тут же центр города, место золотое.
— Но почему ты мне это рассказываешь? — спросила я, пытаясь справиться с шоком.
— Потому что ты попала под прицел. Валентина поручила айтишнику просмотреть записи камер за последнюю неделю. Он мой племянник, шепнул мне по-родственному. Она знает, что ты видела документы, и теперь будет искать способ от тебя избавиться.
— Господи, — я схватилась за голову. — И что мне теперь делать?
— Для начала — удали фотографии с телефона. Но сначала перешли их мне, — Семёныч протянул мне бумажку с электронным адресом. — Я связался с бывшим директором, Михал Палычем. Он на пенсии, но до сих пор переживает за фабрику. У него есть связи в администрации города и прокуратуре.
— А если она меня просто уволит? У меня ипотека, мать больная... — я почувствовала, как паника накрывает с головой.
— Не уволит, пока не будет уверена, что ты не сделала копии документов, — покачал головой Семёныч. — Скорее попытается выяснить, что ты знаешь и кому рассказала. Будет давить психологически, может, даже запугивать. Поэтому делай вид, что ничего не происходит. Работай как обычно. Если спросит про документы — скажи, что просто хотела разобраться в новых формах отчетности, ничего особенного не заметила.
В дверь постучали, и мы оба подскочили от неожиданности. В кабинет заглянула Нина Петровна:
— Ой, а я думала, тут Марья Степановна. Документы на новенькую принесла подписать.
— Она вышла куда-то, — ответил Семёныч, стараясь говорить спокойно. — Мы тут с Людмилой как раз обсуждали... новую систему премирования.
— Какую еще систему? — нахмурилась Нина Петровна. — Первый раз слышу.
— Валентина Сергеевна только обмолвилась, — вмешалась я, подхватывая легенду. — Сказала, будет индивидуальный подход теперь.
— Ох, чует мое сердце, не к добру все эти новшества, — вздохнула Нина Петровна и ушла, оставив нас снова наедине.
— Видишь, уже все нервничают, — заметил Семёныч. — Такие, как наша новая директриса, умеют создавать атмосферу тревоги. Людей проще сокращать, когда они запуганы и деморализованы.
Я кивнула, вспоминая, как за этот месяц изменилась атмосфера на фабрике. Раньше между отделами была дружба, вместе отмечали праздники, ходили друг к другу в гости. А теперь все ходят с напряженными лицами, перешептываются по углам.
— Ладно, нам пора возвращаться, а то еще заподозрят неладное, — Семёныч направился к двери, но я остановила его:
— Семён Андреевич, а почему ты решил мне помочь? Рискуешь ведь тоже.
Он усмехнулся:
— Знаешь, Люда, мне до пенсии всего ничего осталось. Жена умерла, детей нет. А на этой фабрике я тридцать лет отработал. Она для меня как дом родной. И людей здесь знаю всех. У кого дети, у кого внуки, кто чем живет. Не могу я смотреть, как какая-то залетная пиджачница все разрушит.
В его словах было столько искренней боли, что я невольно прониклась уважением к этому молчаливому человеку, которого раньше считала просто занудным бухгалтером.
— Спасибо, — только и смогла сказать я.
— Не за что, — он слегка улыбнулся. — Кстати, на твоем месте я бы еще пересмотрел должностные инструкции. Валентина наверняка попытается найти какое-нибудь нарушение с твоей стороны, чтобы уволить по статье.
Я кивнула, мысленно делая заметку перечитать все нормативные документы.
Когда мы вышли из кабинета, в коридоре стояла Валентина Сергеевна, разговаривая с начальником охраны. Увидев нас, она прервала беседу и улыбнулась той самой холодной улыбкой, от которой у меня всегда пробегали мурашки по коже.
— Людмила Ивановна, как раз вас ищу. Зайдите ко мне через полчаса, нужно обсудить один вопрос.
— Конечно, Валентина Сергеевна, — я постаралась, чтобы голос звучал ровно.
Когда она удалилась, Семёныч тихо сказал:
— Началось. Помни: ничего не знаешь, ничего не понимаешь, просто делаешь свою работу.
Я глубоко вздохнула и направилась к себе в отдел, чувствуя, как за спиной сгущаются тучи. Но страх постепенно уступал место решимости. В конце концов, «кто предупрежден — тот вооружен», как говорила моя бабушка. И я не позволю какой-то залетной пиджачнице разрушить то, что создавалось десятилетиями. Даже если придется бороться.