— Ты что, деньги печатаешь? — Кристина Олеговна застыла в прихожей, вертя в руках фирменную обувь внука. — Опять у Ильи новые кроссовки? Ты же месяц назад ему две пары покупала!
Мия отвлеклась от готовки, вытирая руки о фартук. В духовке доходил обед — скоро вернутся с занятий её непоседы.
— Это для улицы, для двора — спокойно ответила она. — Кстати они не такие дорогие, три тысячи всего. А в прошлом месяце, я ему покупала обувь в школу и для физкультуры.
— Три тысячи! — всплеснула руками пожилая женщина. — Умножить на три. Бедный мой Ванечка, все деньги его потратила!
Мия выпрямилась, глядя тёще прямо в глаза:
— Причём тут Иван? Он по пять тысяч на ребёнка платит каждый месяц. А помимо кроссовок, дети ещё одеваются, кушают и на секции ходят.
— Какие пять тысяч? — возмутилась свекровь. — Он говорил, что по двадцать тясяч на каждого платит.
В воздухе повисло напряжённое молчание. Мия твёрдо стояла на своём, не собираясь оправдываться за разумные траты на детей.
Мия усмехнулась, чувствуя, как внутри закипает раздражение. Она решительно достала телефон и открыла банковское приложение.
— Вот, пожалуйста, любуйтесь, — она повернула экран к свекрови. — В прошлом месяце десять тысяч на двух детей. В этом месяце пока задерживает, сказал, что зарплату не выплатили ещё.
Кристина Олеговна неохотно надела очки, вглядываясь в цифры на экране. Её лицо вытянулось от удивления.
Лицо пожилой женщины постепенно меняло выражение. Сначала на нём отразилось искреннее удивление, потом — замешательство, а затем — что-то похожее на осознание.
— Но… как же так… — прошептала она, не отрывая взгляда от экрана. — Он всегда говорил…
— Он всегда вам врал, а вы верили, — перебила Мия. — Я работаю на двух работах. Утром в такси, вечером убираюсь в администрации. Дома ещё подрабатываю, пеку тортики на заказ. Так и живём. Алиментов Ивана нам хватает только квитанции оплатить за квартиру.
— Не может быть! Это всё на деньги моего сына куплено! — свекровь явно не собиралась отступать.
— Кристина Олеговна, вы мне не верите? — Мия почувствовала, как волна злости поднимается внутри. Её голос дрожал от напряжения. —
Я детей вижу, только когда в школу провожаю. Сплю по четыре часа в сутки,похудела, себе во всём отказываю, забыла когда отдыхала последний раз. Пашу, как лошадь в поле, пока ваш Ванечка все выходные на даче проводит с друзьями.
— Работает он! — свекровь вздёрнула подбородок.
— Ага, работает. Уволили его с завода, она сейчас охранник в магазине. Просто вам может не рассказывает? — Мия не могла сдержать сарказм.
— Его зарплаты еле хватает себя прокормить, — Мия горько усмехнулась, качая головой. — Пятнадцать тысяч в месяц — это даже не смешно. На эти деньги он сам едва сводит концы с концами, не говоря уже о детях.
Она на мгновение замолчала, собираясь с мыслями. В её глазах читалась усталость от постоянной борьбы за благополучие семьи.
— А знаете что самое обидное? — Мия посмотрела на свекровь с вызовом. — То, что он ещё и врёт вам, рассказывая сказки о больших алиментах. Как будто не понимает, что правда всегда всплывёт.
Её голос звучал твёрдо и уверенно, в нём больше не было ни тени сомнения. Мия наконец-то смогла открыто сказать то, что давно лежало на душе.
— Я не жалуюсь, — добавила она после паузы. — Просто хочу, чтобы вы знали правду. Мои дети ни в чём не нуждаются благодаря моему труду.
В воздухе повисла тяжёлая пауза. Мия выпрямилась, чувствуя, как внутри разливается странное облегчение от того, что она наконец-то высказала всё, что думала.
— Мой сын никогда мне не врёт! — свекровь резко выпрямилась, её лицо побагровело от гнева. — А где он сейчас работает, вообще не твоё дело!
— Ещё как моё дело! — резко ответила Мия. — Это наши с ним общие дети и я сделаю всё, чтобы они ни в чём не нуждались. Пусть платит алименты как положено, а не как придётся. Мы договаривались по двадцать на каждого. Иван даже не задумывается о том, как сложно одной поднимать двух пацанов. Думает только о себе!
— Ты всегда была неблагодарной! — выпалила она, теряя самоконтроль. — Живёшь в нашей квартире, пользуешься всем…
— Эта квартира общая, мы её в ипотеку брали, — перебила Мия, её голос звучал твёрдо и уверенно. — Только я одна плачу за неё, как и за всё остальное.
В прихожей повисла тяжёлая тишина. Мия понимала — этот разговор ни к чему не приведёт. Свекровь не готова принять правду, какой бы очевидной она ни была.
Из детской выглянул Димка — младший, его любопытные глазки с тревогой смотрели на взрослых.
— Мам, вы чего не спите? — спросил он тихим голосом.
— Скоро пойдём. Подожди меня, сказку тебе почитаю, — Мия улыбнулась сыну. — Иди ложись.
Кристина Олеговна резко схватила свою сумочку, её лицо выражало решимость.
— Я всё выясню. Уверена, что ты на него наговариваешь, — заявила она. — Мой сын любит своих детей!
Мия лишь усмехнулась, глядя вслед уходящей свекрови.
— Конечно выясняйте, — спокойно ответила она. — И спросите заодно, когда он последний раз детей видел. Кажется летом? Сейчас уже октябрь.
— Он занят! У него дела могут быть, — возмутилась свекровь.
— Конечно, — Мия не могла скрыть иронию в голосе. — Много дел, не спорю. То с друзьями срочно нужно в баре посидеть, то телевизор посмотреть, то на рыбалку съездить. К ребёнку заехать через пару кварталов, конечно нет столько времени.
Свекровь хлопнула дверью.
***
Мия без сил опустилась на старое кресло, которое стояло посреди коридора. Её плечи дрожали, а в голове крутились одни и те же мысли. Эти сцены повторялись из раза в раз: свекровь приходит с проверками, устраивает скандал и уходит, выливая на невестку все свои обвинения, негатив и предположения. Мия остаётся с огромной пустотой внутри, снова и снова.
Кристина Олеговна сразу поехала к сыну. В её голове не укладывалось: как её любимый мальчик, её Ваня, может так поступать? Она была уверена — Мия всё выдумывает, специально наговаривает на её сына!
Поднимаясь по лестнице, она сжимала и разжимала кулаки. В её душе бушевала настоящая буря: с одной стороны — материнская любовь и защита сына, с другой — боль за внуков, которые не заслужили такого отношения.
Звонок в дверь прозвучал резко и отрывисто. Кристина Олеговна стояла, выпрямив спину, готовая к любому повороту разговора. Она должна была узнать правду, какой бы горькой та ни оказалась. Тишина за дверью длилась мучительно долго. Наконец, послышались шаркающие шаги, и дверь приоткрылась. То, что увидела Кристина Олеговна, заставило её сердце сжаться от боли и разочарования.
На пороге появился Иван — в поношенных трусах и грязной, застиранной майке, которая когда-то была белой. От сына разило перегаром так сильно, что у свекрови защипало в носу. Небритая щетина покрывала лицо, а глаза были мутными и осоловелыми.
Кристина Олеговна замерла на пороге, не в силах вымолвить ни слова. Её сердце сжалось от боли и разочарования. Где тот заботливый сын, которым она гордилась? Куда делся хороший, прелестный мальчик Ваня?
— Мам? Что? Я сплю— его заплетающийся язык выдавал степень опьянения.
— В каком смысле ты спишь? Два часа дня, среда, — свекровь решительно прошла внутрь, не дожидаясь приглашения.
В этот момент она отчётливо поняла — всё, что рассказывала Мия, было правдой. Её сын опустился на самое дно, забыв о своих обязанностях отца и мужа.
Запах перегара, грязи и немытой посуды ударил в нос. Квартира встретила её царящим беспорядком и атмосферой упадка. То, что она увидела, разбило вдребезги все её представления о собственном сыне.
Кристина Олеговна стояла, не веря своим глазам. Её мальчик, её надежда и опора, превратился в опустившегося человека, которому нет дела ни до кого, кроме себя.
— Что с тобой? — возмутилась Кристина Олеговна, с трудом сдерживая слёзы.
— Нормально всё, — буркнул сын, поправляя сползающие трусы.
— Это ты называешь нормально? Посмотри в кого ты превратился за пол года! Я не узнаю тебя... Почему ты в таком виде?
— Я дома, у меня выходной. Имею право! Я взрослый, мам, забыла?
— Какой выходной? Ты работаешь вообще?
Иван, потирая небритую щёку, мялся:
— Ну… работаю...
— Охранником, мне рассказали. И сколько получаешь?
— Пятнадцать тысяч.
— И всё? А дети твои на что будут жить? У тебя дети есть, помнишь?
— Да всё нормально с детьми. У них мать ещё есть. Справиться.
— Конечно справиться, только не долго. На двух работах, как проклятая. Исхудала вся, ветер сдувает. Ходит в старье, уставшая, замученная. Два пацана на ней одной!
— Сама хотела развестись, теперь пусть выкручивается, как хочет. Я тут при чём?
— Это твои дети! Ты когда их видел?
— Мне некогда детьми заниматься, у меня дела есть. Она мать - пусть растит детей. Что с ними будет?
— Как ты можешь так жить? — её голос дрожал от ярости и боли. — Как ты можешь так относиться к своим детям?
Она сделала шаг вперёд, готовая высказать всё, что накипело на душе. Её глаза сверкали от гнева, а в груди клокотала обида за внуков, за Мию, за себя.
— Ты отец или кто? — голос свекрови звенел от напряжения. — Твои дети нуждаются в тебе, а ты…ты просто трус и предатель!
Иван отступил, впервые за долгое время увидев мать такой — разъярённой, разочарованной, потерявшей всякое уважение к нему. Он понимал, что сейчас услышит правду о себе, какой бы горькой она ни была.
В этот момент время словно остановилось. Всё, что Кристина Олеговна так долго сдерживала в себе, готово было вырваться наружу. Она больше не могла молчать, глядя на то, как её сын разрушает не только свою жизнь, но и жизни своих детей.
Кристина Олеговна не могла больше сдерживаться. Её рука сама потянулась к тяжёлой металлической ложке, лежавшей на столе. Гнев и отчаяние переполняли её.
— Ах ты негодяй! — прорычала она, замахнувшись. Ложка с глухим звуком опустилась на лоб сына.
Иван взвыл от боли, схватившись за голову.
— Мам! Ты с ума сошла?! — его голос дрожал от обиды и неожиданности.
— Что такое? Не нравится?
— Я присылаю детям, сколько могу!
— Это сколько? Говори!
— Не буду! Я со своими детьми сам разберусь!
— Разберётся он!— свекровь наступала на сына. — Детей бросил, пьёшь как свинья, работаешь за гроши!
Кристина Олеговна снова замахнулась ложкой.
— Хорошо, подрабатываю ещё на стройке. Но там ничего особенного.
— Сколько.
— Не больше тридцати тысяч в месяц.
— И что? — ложка замерла в воздухе, — Будешь отдавать всё детям!
— А я на что жить буду?
— Справишься как-нибудь. Пить не надо! — она пнула ногой бутылку. — Глядишь и деньги лишние появятся.
— Мам...
— Закрой рот позорище. Мне сдытно, что у меня такой сын. Я тебя защищала перед Мией, поругалась с ней, думала опять наговаривает.
— Сколько?
— Тридцать-сорок выходит.
— Что?! — она опустила ложку. — И ты детям четыре тысячи платишь?!
— Ну... я же тоже жить должен.
— На что? На пиво? — она пнула ногой бутылку. — На сигареты?
— Мам...
— Молчать! Скотина! Я тебя не такому учила!
Иван молча потирал ушибленный лоб, на котором уже наливалась приличная шишка. Впервые за долгое время он столкнулся с таким гневом матери, и это заставило его задуматься. Но было ли уже поздно что-то менять?
— Больно вообще-то!
— Ничего. Будет тебе напоминанием о том. что в жизни нужно что-то менять! Жрёт тут как свинья, пока его дети голодают.
— Она же сама со мной развелась!
— И что? Дети теперь вам не нужны? Они виноваты, что родители развелись?
— Да у всех так!
— Слышал бы тебя сейчас отец... Позор какой!
— Мам, хватит. Что ты от меня хочешь, я не пойму?
— Чтобы ты человеком стал, для начала. Умойся, приберись, найди работу, детей навести, привези подарки.
— Да они меня видеть не хотят. Мия их настроила!
— Правильно сделала! — голос Кристины Олеговны звенел от праведного гнева. — И это ещё мягко! Прощение просить будешь, на коленях ползать перед женой и детьми!
Она наступала на сына, её глаза сверкали от ярости. Иван съёжился у стены, потирая ушибленный лоб.
— Всё до последней копейки детям отдашь! — продолжала свекровь, потрясая ложкой. — Как ты вообще спать можешь, зная, что твои дети в чём нуждаются?
— Мам, ну что ты… — попытался вставить слово Иван.
— Молчи! — перебила она. — Ты думал, что никто не узнает? Что можно вот так просто кинуть собственных детей?
В её голосе звучала такая боль и разочарование, что даже у Ивана по спине пробежал холодок. Впервые за долгое время он по-настоящему осознал, насколько низко пал в глазах матери.
— Собирайся! — приказала Кристина Олеговна. — Поедешь со мной. Будем решать, как ты будешь исправлять свои ошибки.
— Куда? — в его голосе промелькнула паника.
— Туда, где ты наконец-то возьмёшь на себя ответственность за свою жизнь и жизнь своих детей! — твёрдо ответила она, глядя сыну прямо в глаза.
Иван молчал, понимая, что теперь пути назад нет. Мать не оставит его в покое, пока он не исправится. И впервые за долгое время он начал задумываться о том, каким отцом и человеком он стал.
Кристина Олеговна твёрдо решила, что сегодня начнётся новая жизнь её сына. Она не могла допустить, чтобы он и дальше позорил их семью своим видом и поведением.
— Поехали, — скомандовала она, садясь за руль. — Сначала приведём тебя в божеский вид.
Дорога до парикмахерской заняла всего несколько минут, но для Ивана они показались вечностью. Он молча сидел рядом с матерью, пытаясь осмыслить происходящее.
В салоне свекровь решительно взяла всё в свои руки.
— Мне нужно, чтобы моего сына побрили, подстригли и сделали приличный вид, — обратилась она к мастеру.
Пока Иван сидел в кресле, его мать не отходила ни на шаг. Она следила за каждым движением парикмахера, словно боялась, что тот сделает что-то не так.
— Вот так-то лучше, — удовлетворённо кивнула Кристина Олеговна, когда работа была закончена. — Теперь ты хотя бы похож на человека, а не на опустившегося бродягу.
Иван посмотрел на себя в зеркало и едва узнал своё отражение. Свежий, аккуратно подстриженный, чисто выбритый — он действительно выглядел совершенно иначе.
— Мам… — начал было он, но она перебила:
— Молчи. Сначала дела, потом разговоры. Теперь едем искать тебе нормальную работу.
В этот момент Иван понял, что его жизнь действительно меняется. И впервые за долгое время он почувствовал проблеск надежды на лучшее будущее.
***
На следующий день Мия открыла дверь и замерла от изумления. На пороге стоял Иван — совершенно неузнаваемый.
Он предстал перед ней в чистой, отглаженной одежде, аккуратно выбритый, с новой стрижкой. Но внимание сразу привлекало яркое красное пятно на лбу — напоминание о вчерашнем разговоре с матерью.
— Здравствуй, Мия, — голос его звучал непривычно робко. — Можно войти?
Мия всё ещё не могла прийти в себя от неожиданности. Тот неряшливый, опустившийся мужчина, которого она знала последние месяцы, исчез без следа. Перед ней стоял совершенно другой человек.
— Что… что случилось? — наконец выдавила она.
— Много чего, — он неловко переступил с ноги на ногу. — Мама вчера навестила меня… и мы поговорили.
Мия отступила, пропуская его внутрь. В воздухе витало ощущение чего-то нового, неизведанного. Возможно ли, что этот человек действительно изменился? Или это всего лишь маска, за которой скрывается всё тот же равнодушный отец?
— Я… я хотел бы поговорить о детях, — продолжил Иван, глядя ей в глаза. — И об алиментах.
— Говори.
— Я принёс деньги, в следующем месяце ещё принесу. Ты говори, если детям нужна обувь новая или одежда. Я заработаю.
— Деньги? Ты?
Мия осторожно взяла протянутый конверт, её руки слегка дрожали. Внутри лежали деньги — сорок тысяч рублей.
— Это что?
— По двадцать на каждого, как обещал. Если мало, я ещё пришлю переводом.
— Саша, это ты?
— Я просто понял, как тебе тяжело одной с двумя детьми...
Мия заметила, как он машинально растирал красное пятно на лбу.
— Это она тебя?
— Нет, это я на работе ударился об дверь. Не важно! Где Илья с Димкой?
— В школе, утро ведь.
— Точно, совсем забыл. Может я их встречу? Сюрприз будет. В парке погуляем, мороженное поедим? Можно?
Мия застыла, не в силах поверить в происходящее. Пять долгих лет после развода Иван появлялся в их жизни лишь изредка, словно случайный прохожий, не имеющий к ним никакого отношения. А теперь он стоит перед ней — преображённый, с конвертом денег, с искренним желанием увидеть детей, стать частью их жизни.
В её памяти промелькнули все эти годы борьбы, одиночества, бессонных ночей. Все те моменты, когда дети спрашивали о папе, а она не знала, что ответить. Все те разы, когда приходилось отказывать им в мелочах, потому что денег хватало только на необходимое.
— Я не верю. А где ты раньше был?
— Раньше я видимо был в каком-то тумане. Я всё понял, прости...
— И что теперь?
— Я хочу стать для них лучшим отцом. Попробую, вдруг получится.
— Саш, им отец нужен не раз в год, а каждый день. Они каждый день кушают, встают в школу, ходят на секции, одеваются, гуляют.
— Знаю. Я был эгоистом.
Мия внимательно вглядывалась в лицо бывшего мужа. Что-то неуловимо изменилось в его облике. Он выглядел трезвым — ни запаха алкоголя, ни заплетающейся речи, ни стеклянного взгляда. Его глаза больше не были теми пустыми, безразличными глазами, которые она привыкла видеть все эти годы. В них появилась какая-то новая глубина, словно за последние сутки в его душе произошёл переворот.
Мия невольно отметила, как он держится — не развязно, не вызывающе, а с какой-то непривычной робостью. В его движениях появилась неуверенность человека, который действительно хочет что-то изменить в своей жизни.
— Приходи в шесть. Поужинаем вместе.
— Правда?
— Да, только без сюрпризов. Спокойно, тихо, по-семейному.
— Хорошо. Спасибо.
Иван ушёл, оставив после себя странное ощущение нереальности происходящего. Мия медленно закрыла дверь, прислонилась к ней спиной, чувствуя, как дрожат колени. В руках она держала конверт — простой, ничем не примечательный, но сейчас он казался ей тяжелее золота. Впервые за пять долгих лет она держала в руках нормальную сумму денег, предназначенную для детей. Не жалкие подачки, а настоящие алименты.
Достала телефон, набрала номер свекрови.
— Кристина Олеговна? Это Мия. Спасибо вам.
— Он приходил? — голос настороженный.
— Да. Я знаю, что вы повлияли на Ивана. Он ведь раньше таким не был. Говорит, что всё понял. Ваши методы работают!
Молчание. Потом тихо:
— Я ложкой его стукнула. Не выдержала, прям по лбу шибанула. Может там кнопка была какая, не знаю.
Мия представила картину и не удержалась — рассмеялась.
— Так вот какие методы! — улыбнулась Мия. — Я заметила, он пятно трёт на лбу.
— Странно это, конечно, — призналась свекровь. — Взрослый мужик врооде. Но по-другому до него, похоже, не доходило.
— Видимо с ним только так, — мягко ответила Мия. — Разложу по дому ложки, пусть лежат на видном месте, как напоминание.
— Мия, прости меня, столько тебе наговорила, — голос свекрови дрогнул. — Я думала ты наговариваешь на сына. Он жаловался, сколько ты из него денег вытягиваешь. Как-то в долг у меня даже брал, говорил, тебе срочно нужно. Я верила...
— Проехали..., — ответила Мия. — Надеюсь, он действительно изменился.
— Обещал, — задумчиво произнесла свекровь. — Посмотрим...
Вечером ровно в шесть раздался звонок в дверь. Мия открыла и увидела Ивана — он стоял с лёгкой неуверенностью, но без подарков, как она и просила.
Дети, игравшие в соседней комнате, замерли при его появлении. Димка спрятался за мамину юбку, а Илья сделал вид, что увлечённо рассматривает что-то в телефоне. Было видно, как они напряжены — за месяцы отсутствия отца они успели отвыкнуть от его присутствия в их жизни.
Иван неловко переступил с ноги на ногу, но не отступил. Он присел на корточки перед детьми, стараясь установить с ними зрительный контакт.
— Ну что, ребята, как ваши дела в школе? — его голос звучал непривычно мягко, почти робко.
Илья, всё ещё настороженно, начал рассказывать про новый проект по математике. Постепенно его рассказ становился всё более оживлённым — отец действительно слушал, задавал вопросы, проявлял искренний интерес. Димка, видя, что брат расслабился, тоже осмелел. Он достал свой альбом с рисунками и начал показывать папе свои работы, хотя и не решался подойти слишком близко.
Мия наблюдала за этой сценой со стороны, стараясь не мешать, но и не упускать детей из виду. В её душе боролись противоречивые чувства: радость от того, что дети снова общаются с отцом, и настороженность, рождённая годами его отсутствия.
Иван старался изо всех сил. Он задавал вопросы о друзьях, школьных делах, даже о любимых мультфильмах. Было видно, что он действительно хочет быть частью их жизни, хочет наладить отношения. Время текло медленно, но атмосфера постепенно становилась теплее. Дети, хоть и не до конца доверяли, но уже не прятались и не сторонились отца. А это было хорошим знаком.
Может быть, у них действительно появился шанс построить новые, здоровые отношения? Время покажет, но первый шаг был сделан, и это уже было немало.
Спасибо за внимание!