– Эта комната теперь моя, – сказала племянница и сменила замок.
Люда стояла у двери, зажав в руке пакет с бельём. На губах застыли слова, но она не произнесла их. Только опустила глаза на ключ, торчащий в новеньком замке. Серебристый, с надписью на щеколде — точно такой же недавно устанавливали соседке снизу, когда у неё украли куртку с лестницы. Наверняка мастер тот же, и, скорее всего, звали тоже Людмилу Павловну, только помоложе и повеселее.
– А зачем замок-то менять? – всё же решилась она. – У нас ведь никогда дверей не закрывали...
– Ну так раньше и жила тут ты, – пожала плечами племянница. – А теперь я. И вообще, это моя личная зона. Ты ж сама сказала, раз я поступила, могу к тебе переехать. Вот я и переехала.
Люда попыталась улыбнуться. Сжав зубы, кивнула и пошла на кухню, где с самого утра стыла на плите каша. Она ещё надеялась, что Анька принесёт сдачи с хлебом, но, похоже, в магазин не ходила вовсе.
– Ты ела? – спросила, не оборачиваясь.
– С бутербродами, – отозвалась девушка. – Хлеба, правда, не было. Но я с сыром. Хлеб не люблю вообще.
Люда не стала спрашивать, с каким сыром. Подозревала, что это тот, который она приберегала к воскресному завтраку, что завела привычку делать себе с недавнего времени: омлет с тостом, кофе с молоком и вот этот самый сыр с орехами в маленькой упаковке. Теперь он, видимо, ушёл в бутерброды без хлеба.
– А зачем ты тогда сказала, что за хлебом пошла? – тихо уточнила она.
– Да просто... забыла. Я вообще сегодня вся на нервах. Ты не представляешь, как сложно в университете. У нас препод по математике просто зверь. Я пока с этим жильём разбиралась, вообще забыла, в каком городе живу. Не ругайся, ладно?
Люда снова кивнула. Не ругалась. Просто вылила кашу в раковину. Себе заварила кипяток с мятой. Горло как будто сдавило, и жевать она бы не смогла, даже если бы очень захотела.
Когда три месяца назад Анька приезжала в гости после выпускного, Люде показалось, что всё сложится хорошо. Девчонка смеялась, помогала с огородом, чесала кошку под подбородком и как бы невзначай разглядывала Людину старую швейную машинку, доставшуюся ещё от матери. Тогда же и разговор зашёл:
– Тёть Люд, а можно, если я поступлю, я у тебя поживу?
– Ну а куда ты денешься? Конечно, поживёшь.
– А потом, может, и работать здесь останусь, ты ж знаешь, я всю жизнь мечтала из своей дыры выбраться. А ты у нас прямо как в городе живёшь – и рынок рядом, и автобус до райцентра за пятнадцать минут.
Люда тогда только рукой махнула. Ну какие у неё блага? Однушка в пятиэтажке, которую получала ещё с мужем. Крошечная кухня, комнаты проходные, балкон не застеклён. Да и то: один угол подгнил, нужно менять доски, а она всё откладывала. Да и денег особо не было – жила на пенсию, подрабатывала в школьной столовой, но там платили мало.
А когда Аня поступила, и на радостях позвонила с воплем: «Я еду!», Люда запереживала – как-то всё быстро. Но отказать не могла, она же обещала. И вот — приехала. С чемоданом на колёсиках, с наращёнными ресницами и чёткой уверенностью, что теперь здесь будет по-другому.
– Тут бы перекрасить, конечно, – сказала, глядя на обои в комнате, где раньше стояла Людина кровать. – И шторы сменить. А то эти как из девяностых.
– Ну так я сама и клеила ещё. Они как новые, крепкие.
– Ну да, крепкие... но стремные, тёть Люд. Можно я потом, если что, всё тут переделаю?
Люда тогда не ответила. Не обиделась. Просто подумала, что сначала ребёнок приживётся, а там видно будет.
А потом начались мелочи. Сначала в ванную стали подолгу ходить. Потом вся полка в холодильнике оказалась забита баночками с кремами. Потом пропала пачка сахара. Потом кастрюлю для варки супа отвезли «на общагу подруге».
– А зачем ты замок сменила? – Люда снова подошла к двери комнаты. – Ты же всё равно одна не живёшь.
– Да мало ли, – отозвалась Аня. – Ко мне подруга заходит. Я ж не хочу, чтобы кто попало по квартире шарился.
– Я – это кто попало? – уточнила Люда.
– Да не в этом смысле. Просто мне неудобно, если я, например, сплю, а ты входишь. Мы же с тобой разные поколения, тёть Люд. У нас всё по-другому. Ты понимаешь?
Люда ничего не ответила. Она понимала. Вот только ей казалось, что поколение здесь ни при чём. В её поколении тоже были хамы и невежи. И в этом — полно нормальных ребят. Но свои — не всегда родные, и родные — не всегда свои.
Вечером Аня позвала в гости подруг. Пришли трое. Смех стоял до двенадцати, потом кто-то хлопнул дверью, кто-то включал музыку, один парень пытался завести чайник, но забыл налить в него воду, и пластмасса потемнела.
– Это кто его включил? – наутро спросила Люда, показывая на расплавленную ручку.
– Я не видела. Наверное, Димка. Он вчера вообще никакой был, даже имя моё перепутал. Представляешь?
– А кто платить будет за чайник?
– Ну купим новый. Ты ж не против? Они вон по акции сейчас в «Магните» по пятьсот рублей.
Люда промолчала. Просто отложила чайник в угол. Пошла на работу без завтрака. На работе снова затопило потолок, посудомойка выругалась, потом пришёл директор и сделал выговор за вчерашнюю просрочку на складе. Вроде не её вина, а получилось, что виновата.
Когда вернулась домой, на кухне стоял запах духов. Не её. Горько-сладкий, густой, как у молодых. За столом сидели две девчонки и смеялись над чем-то в телефоне.
– Привет, тёть Люд, – весело сказала Аня. – Это Ленка, с моего потока. Она пару дней у нас перекантуется. Можно?
– У нас? – переспросила Люда. – У нас? Я, кажется, не давала на это согласия.
– Ну тёть Люд, вы же не против. Это ж на пару дней всего.
– Мне никто даже не сказал. Я пришла — у меня на кухне чужие люди.
– Ну не чужие, Ленка почти как сестра...
– А я тебе не сестра?
Аня закатила глаза, а потом встала и пошла в комнату. Замок щёлкнул.
На следующее утро Люда проснулась от шума. В ванной кто-то плескался, хохотал, потом уронил флакон. Из комнаты доносился голос: «Где моё бельё, кто брал?». На кухне стоял запах пережаренного бекона. Вокруг — крошки, чай в кружке недопит, хлеб с надкушенным краем на подоконнике.
Люда не выдержала.
– Ань, иди сюда.
– Чего?
– Уходите.
– Куда уходите?
– Отсюда. Ты, твоя Ленка, замок свой забирай, чайник покупай. Я не гостиница.
– Тёть Люд, ты чего?
– Я не гостиница, я не общага, я не баба, которая будет ходить за вами и вытирать крошки. Я устала. Я хотела помочь, а ты села на шею. Твоя комната? Ну так не моя. Я пойду. Вот прямо сейчас и пойду.
Аня встала. Сняла наушники. Глаза у неё были удивлённые, как будто Люда только что сказала что-то совсем неслыханное.
– Ты что, выгоняешь?
– Нет. Я сама ухожу. К Гале. Она давно звала. А ты живи. Только запомни: взрослость — это не замок на двери. Это ответственность.
Собирала она вещи быстро. Не много у неё было — две сумки, швейная машинка, аптечка, старый пуховик. Пока запихивала всё в такси, из окна выглянула Аня. Лицо бледное, губы дрожат.
– Тёть Люд... Я же не думала, что ты всерьёз.
– А ты думай.
– Я не хотела...
– А получилось.
Она захлопнула дверь машины, попросила водителя ехать. Галя встретила её у подъезда, как и обещала: в халате, с пирогом и смущённой улыбкой.
– Я тебе постелила в комнате Мишки, он теперь с женой живёт. Там тепло. Ты уж не обижайся, если что не так.
Люда кивнула, сняла ботинки, поставила сумку у стены и прошла в комнату.
Села на диван и, впервые за долгое время, заплакала.
Не от боли.
От облегчения.