От дворовых криков до разных жизней, что держались на нитке
Артём и Сергей знали друг друга с детства. Один всегда с книгой и планом, другой — с синяками и сигаретой.
Артём выстроил жизнь по часам: работа, счета, график, минимум лишнего. Сергей жил так, словно завтра не существует, а деньги горят в руках.
Ольга вошла в его жизнь внезапно, не терпела его срывов, но любила вслепую. Она привыкла к хаосу, а Артём привык вывозить Сергея из ям.
В юности Артём видел кровь и металл на трассе. С тех пор не садился за руль с пьяными и не брал на себя чужую глупость.
Он много раз вытаскивал Сергея такси и эвакуатором. Платил деньги, закрывал глаза, уговаривал дожить до утра.
И каждый раз считал это своим долгом, как будто расписание дружбы. Сергей шутил, что без Артёма давно бы сдох, и в этих словах было больше правды, чем смеха.
Ночь, где просьба друга ударила в самое слабое место
Тот вечер давил тяжестью. Артём еле дошёл до кухни. Телефон звонил так, будто хотел пробить стены.
— Поехали, ну чего ты, как всегда, я жду.
— Я не могу, завтра смена. У меня расписание.
— Да плевать на твоё расписание. Забери, прошу.
— Нет. Такси вызови. Я перевёл деньги.
Он перевёл и бросил трубку, будто выкинул нож из рук. В голове мелькнула картинка: чужая авария, кровь на асфальте. Он думал, что спасает друга от худшего, но вышло иначе.
Он сидел у окна, курил, пепел падал на пол, ночь расползалась по углам. Впервые за многие годы он выбрал себя, а не Сергея.
Утро, которое стёрло прошлое и оставило пустоту в глазах
Звонок в шесть утра ударил, как кулак в лицо. Сергей врезался в лобовое. Жив. Но ноги больше не ходят.
Артём застыл у окна, мимо текли люди, автобусы, смех. Для них жизнь продолжалась, для него обрушилась.
В больнице он увидел Ольгу. Она сидела у койки, взгляд как нож, руки сжаты до белых костяшек.
— Он просил тебя.
— Я перевёл деньги. Я думал, он…
— Он сел за руль.
Она отвернулась. И этой тишиной приговорила. Ни крика, ни слёз — только холод, тяжелее любых слов.
Дом, где каждый день стал пыткой и привычкой
После выписки дом превратился в палату. Поручни на стенах, запах лекарств, глотки тишины.
Артём возил Сергея, мыл его, кормил, растягивал свою жизнь. Работа рушилась, деньги уходили, в глазах — постоянная усталость.
Сергей пытался шутить, но шутки падали в пустоту. Ольга молчала, потом взрывалась, потом снова уходила в себя.
— Не надо было оставлять его тогда одного.
— Я знаю.
— Нет, ты не знаешь.
Она могла исчезнуть в комнату, хлопнуть дверью, не вернуться часами. А потом приносила чай и ставила рядом, будто ничего не было.
Артём ловил себя на том, что ждёт её шагов, звука чашки, даже злых слов. Его собственный дом уже давно был пустым, и здесь он чувствовал жизнь.
Паузы длиннее слов и желание, от которого тесно в воздухе
Вечером Артём поднимал коробку, мышцы дрожали от усталости. Ольга положила ладонь на его руку чуть дольше, чем стоило.
Он поднял взгляд. Она не отвела. В этой секунде рухнули все оправдания.
— Мы делаем что-то неправильное.
— Мы просто держимся.
— Мы рушим то, что осталось.
— А что осталось?
Их дыхание стало громче, чем слова. За стеной Сергей щёлкал пультом, не подозревая.
Артём вернулся домой поздно. Лёг, но не уснул. Он смотрел в потолок и слышал в голове её дыхание.
Разрыв между виной и жаждой жить, где нет спасения
Артём по ночам блуждал по пустым дворам. В голове бились два голоса: долг и желание.
Он понимал: если поддастся, разрушит семью друга окончательно. Если удержится, останется пленником собственной вины.
Днём он снова мыл Сергея, кормил его, отвозил на процедуры. Ольга встречала взглядом, в котором было всё — и злость, и голод.
— Скажи, ты остановишься.
— Я не знаю как.
— Тогда остановлюсь я.
— Не сейчас.
Он чувствовал, что стоит на краю, где рушатся семьи и дружбы. Где любовь и вина жрут друг друга, не оставляя воздуха.
Сергей, не видя всего, благодарил Артёма каждый день. И это делало ещё хуже — благодарность резала сильнее упрёков.
Он собрал сумку и оставил список дел у двери. Сказал коротко: будет помогать, но жить отдельно.
Дверь закрылась. Город остался равнодушным. Ни одного взгляда, ни одной остановки.
Но внутри всё резало осколками. Он не знал, что хуже: предать или остаться.
А вечером всё равно позвонил Ольге. Голос дрожал, но звучал ровно.
Спросил, как Сергей, что нужно купить, во сколько заехать. Она ответила спокойно, как будто ничего не было.
Работа, аптека, реабилитация, дом, тишина, ночь. И это стал их новый порядок — без спасителей и без надежд.