Мы боимся тюрьмы и всего, что с ней связано. Мы подсознательно верим, что с хорошим человеком (со мной) плохое не случается, поэтому в такое ужасное место мы не попадем.
Так ли это? Вопрос спорный.
Однако читать про тюрьму и про людей, которые туда попали, уже не так страшно. А иногда даже очень интересно.
Про такой опыт я и хочу вам рассказать в этой статье. А если точнее, то я расскажу вам про повесть Сергея Донатовича Довлатова «Зона. Записки надзирателя».
Про что повесть? Необычная структура
Фактически повесть «Зона. Записки надзирателя» (далее просто «Зона») – сборник из 14 рассказов про заключенных и их охранников. Эти рассказы чередуются с дневниковыми записями автора. Именно с этого произведения началось писательство Сергея Довлатова.
Почему он выбрал такую странную тему для повести? Об этом я уже писал в недавней статье:
Если коротко, то Довлатов служил три года во внутренних войсках, охранявших исправительный лагерь в Коми. Свой опыт надзирателя и свои мысли он и перенес в эту повесть.
Две стороны лагерной жизни
Молодого Довлатова поразила жизнь заключенных. Глубина и разнообразие этой жизни. И ее правда.
Он был ошеломлен тем, как низко может пасть человек:
Я увидел человека, полностью низведенного до животного состояния.
Например, Довлатов общался там с одним человеком, который когда-то засолил в бочке жену и детей.
Но, несмотря на все ужасы и бессмысленную жестокость, Сергей Донатович увидел и другое – в лагерной жизни точно так же, как и в «свободной», существуют добро, достоинство и любовь. Человек способен высоко парить.
Что особенного есть в заключенных?
Кроме вышеупомянутой особенности жизни зеков, Довлатов отметил и другие. Сначала про более очевидные.
1️⃣ Заключенные чрезвычайно ценили жизненные блага – еда, тепло, возможность не работать. Прям как у нас с вами! 🙂 Но такие обыденные вещи не просто ценились, а становились буквально драгоценными.
2️⃣ Особый лагерный язык. Как это ни удивительно, в нем мало бранных слов. Уголовник дорожит своей речью и знает ей цену. Ему важно качество, а не децибелы. Он предпочитает точность – изобилию.
Речь бывалого лагерника заменяет ему все привычные гражданские украшения. А именно – прическу, заграничный костюм, ботинки, галстук и очки. Более того – деньги, положение в обществе, награды и регалии.
Хорошо поставленная речь часто бывает единственным оружием лагерного сторожила. Единственным для него рычагом общественного влияния. Незыблемым и устойчивым фундаментом его репутации.
Добротная лагерная речь вызывает уважение к мастеру. Трудовые заслуги в лагере не котируются. Скорее – наоборот. Вольные достижения забыты. Остается – слово.
Изысканная речь является в лагере преимуществом такого же масштаба, как физическая сила.
Хороший рассказчик в лагере значит гораздо больше, чем хороший писатель в Москве.
А теперь про менее очевидное.
3️⃣ Огромное значение для зека имеет переписка с родными. Не каждому с этим повезло: не у всех есть родственники да и не все родственники хотят поддерживать связь с уголовником. Но те, кому повезло, чрезвычайно дорожат такой перепиской. «Письмо из дома – лагерная святыня».
4️⃣ Особое отношение к женщинам. Ввиду их редкости. Работающих в лагере женщин провожают всегда восторженные глаза. 😍 Она уподобляется зрелищу, театру, чистому кино. И причина не обязательно в вожделении.
Мне очень понравилась короткая история про заключенного, который полюбил школьную учительницу. Он видел ее только на расстоянии – за оградой. Но забирался на крышу барака, когда она шла в школу, чтобы полюбоваться ей и различить, какое на ней сегодня платье – зеленое или коричневое.
И лишь однажды они случайно пересеклись, без слов. На память об этой встрече у него остался ее оранжевый шарф. «Сидеть ему оставалось четырнадцать лет…»
Особый путь автора. И причем тут Солженицын и детективы?
Мне показалось крайне любопытным, как Сергей Довлатов описал литературу про тюрьмы, заключенных и преступников.
Во-первых, есть «каторжная» литература. К ней относится, например, «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына. (Это я тоже читаю сейчас 😊) В таких книгах каторжник – фигура страдающая, трагическая, заслуживающая жалости. А охранник – соответственно – злодей.
Во-вторых, есть «полицейская» литература. В ней каторжник (преступник) – чудовище, исчадие ада. А полицейский (детектив) – герой.
Довлатов, когда стал надзирателем, склонялся к первой категории. То есть для него заключенный – жертва. Ведь Сергей Донатович все-таки воспитывался русской литературой, для которой гуманизм более характерен.
Но позднее он обнаружил третий путь. Суть его в том, что мир по разные стороны «решетки» одинаков. Есть очевидное сходство между лагерем и волей, заключенными и надзирателями.
По обе стороны запретки расстилался единый и бездушный мир.
Мы говорили на одном приблатненном языке. Распевали одинаковые сентиментальные песни. Претерпевали одни и те же лишения.
Мы даже выглядели одинаково.
И все это отчетливо ощущается, когда читаешь «Зону». Мне такой подход у Довлатова был по душе.
Зона сделала из Довлатова писателя
В конце книги Сергей Донатович Довлатов рассуждает про случайности. Он с гораздо большей вероятностью мог бы стать спортсменом, журналистом или кем-то еще. Но случай свел его с тюрьмой, которая фактически изменила его.
Видно, кому-то очень хотелось сделать из меня писателя.
И нам, читателям, остается только сказать спасибо этому случаю, потому что иначе не было бы такого замечательного писателя, как Сергей Довлатов.
***
В книге, которую я читал, есть еще другие произведения Довлатова. Если вам интересны мои будущие отзывы о них, не забудьте подписаться на канал. ❤️
Беру книгу: в Телеграм 🍀 Вконтакте 🍀 RUTUBE