Планета выглядела так же, как и все планеты земного типа. Бело-голубая жемчужина с желто-зелеными пятнами материков. Здесь было больше воды и меньше суши, чем на Земле, и полярные ледяные шапки были еле-еле видны, что говорило о более теплом климате, но в целом это была планета как планета.
Три человека, собравшиеся в рубке разведывательного корабля «Ибис», внимательно разглядывали изображение на экране.
— Что-то я не вижу никаких следов колонии, — сказал Монтез. Его смуглое скуластое лицо, как всегда, транслировало окружающим все эмоции, которые он испытывал. На данный момент это было разочарование. — За несколько веков они должны были хоть немного расселиться.
— Если они деградировали до каменного века, как те бедолаги на Новой Тоскане, ничего ты не увидишь даже с близкой орбиты, — заметил Фалсен. — Надо поднять архивные данные, посмотреть точные координаты старой базы. — Несмотря на то, что Фалсен формально был капитаном корабля, а Монтез и Кольцов его подчиненными, отношения между тремя исследователями были дружеские. Они работали вместе уже не первый год.
— Уже. — Кольцов нажал несколько клавиш, увеличивая изображение. «Ибис» был еще довольно далеко от планеты, но оптика на нем была достаточно хорошая. Изображение мгновенно надвинулось на людей, создавая иллюзию стремительного скачка. Кольцов еще чуть-чуть подрегулировал картинку, фокусируя оптику на одном из континентов планеты, и выводя в центр экрана темное угловатое пятно на берегу узкого длинного залива. — Расселиться они, может и не расселились, но город построить сумели.
Все-таки корабль был еще далеко. Даже на пределе разрешения пока еще нельзя было разглядеть подробности, по которым можно было бы, например, определить, населен ли город до сих пор, но характерные очертания прямоугольных кварталов, разделенных прямыми улицами, не оставляли никакого сомнения, что это был именно город.
Они нашли еще одну потерянную колонию.
Осталось только выяснить, живут ли еще здесь люди.
*****
Когда Тлайн пришел в себя, первым, что он увидел, было побелевшее, застывшее лицо Сельны. Дальше, за спиной жены маячили еще какие-то люди, но зрение еще не полностью восстановилось, как это обычно бывало после Сеанса, и Тлайн видел их словно в тумане.
Первым делом надо было дать понять, что он вернулся. Тлайн посмотрел на свои руки: слава богу, в них не было никакого оружия. Что ж, уже хорошо. Он медленно поднял руки ладонями вверх и произнес общепринятую фразу:
— Вы должны удостовериться, но по моим ощущениям Сеанс закончен и я обладаю полной волей.
В глазах Сельны промелькнуло какое-то непонятное выражение, и она покачнулась всем телом, словно хотела сделать шаг вперед и броситься к Тлайну, но сдержала себя в последний момент.
Вместо этого, мимо жены Тлайна к нему, все еще стоящему неподвижно с поднятыми руками, протолкались те самые неясные фигуры, оказавшиеся Блюстителями Воли. Они привычно и сноровисто завели ему руки за спину и защелкнули на его запястьях наручники, после чего повели прочь, в Дом Контроля, где Тлайну предстояло отбыть обязательный трехдневный карантин после Сеанса.
Тлайну шел спокойно, не пытаясь задавать вопросы или оглядываться. Он знал, что это ни к чему хорошему не приведет, особенно если учесть то, как выглядела Сельна. Все, что полагается, ему позже расскажут в Доме Контроля.
И все же он, сам того не ожидая, допустил одну ошибку. Он опустил голову и посмотрел под ноги.
Ему с самого начала показалось, что он стоит в какой-то луже, однако учитывая, что сейчас был дождливый сезон, это его не удивило. Но оказалось, что он стоит вовсе не в воде.
Вся мостовая под его ногами была залита кровью.
Позже он долго не мог понять, каким образом сумел дойти до Дома Контроля, не потеряв сознание.
Весь карантин он провел словно в тумане. Блюстители приходили и уходили, пытались с ним о чем-то разговаривать, но Тлайн на них практически не реагировал. Лишь один из них, особенно настойчивый (очевидно, его назначили ответственным за восстановление Тлайна), не оставлял попыток.
Кое-что в итоге все-таки проникло в почти полностью окуклившийся разум Тлайна, и это запустило процесс возвращения к жизни.
— Тлайн, твоей вины нет! Никого нельзя обвинять в том, что натворил занявший его Наездник. Просто тебе очень не повезло. Люди все понимают. Они не станут тебе мстить. Однако, боюсь, тебе придется на какое-то время уехать из города, пожить на дальних плантациях. Пока не… Пока не сгладится память.
— Дети, — с трудом выдавил из себя Тлайн, управляя губами и языком, как будто это были безжизненные посторонние инструменты. Интересно, так же себя чувствуют Наездники, занимая очередного человека? Или для них это естественный процесс?
— Что? — переспросил очевидно не расслышавший его Блюститель.
— Дети, — повторил Тлайн. — Мои дети. Кто-то выжил?
Блюститель глубоко вздохнул и положил руки на стол перед собой, сплетя мосластые пальцы в увесистый клубок.
— Тлайн, что именно ты помнишь… Какое у тебя последнее воспоминание перед Наездником?
Этого вопроса Тлайн боялся больше всего. Однако он знал, что блюстители никогда ничего не спрашивают просто так. У этих людей был огромный опыт общения с теми, кого только что покинул Наездник. Поэтому Тлайн постарался все-таки преодолеть отчаянное сопротивление собственной психики.
— Я приехал в летний интернат… С моей женой Сельной. Мы навещали наших сыновей. — Боль стала почти физической и он поднял полный отчаяния взгляд на Блюстителя. — Прошу вас, не надо этой подготовки. Скажите мне все на чистоту. Все равно правды не избежать. Мои сыновья… Я их… — Он замолчал, не в силах продолжить.
Блюститель вздохнул и еле заметно улыбнулся. Немного лишь самыми уголками рта, но Тлайна словно окатило жгуче-холодной водой. Как этот чертов блюститель может улыбаться, когда с его мальчиками… Когда Тлайн сам…
— По протоколу я обязан сначала выяснить уровень осознания восстанавливаемого, — сказал Блюститель. — Но, думаю, в твоем случае, мы можем сделать исключение из правил. С твоими сыновьями все в порядке. Во всяком случае, физически.
Тлайна захлестнула волна чувств, такая мощная, что он едва в ней не утонул, не захлебнулся в сложной смеси из благодарности, облегчения, растерянности и… Да, и ужаса. Он с надеждой и непониманием посмотрел на Блюстителя.
— В порядке? Они не?.. Но тогда кого я… Я же видел кровь! — Только сейчас до его сознания дошла странная оговорка Блюстителя. — Вы сказали... физически? Что это значит?
Улыбка с губ Блюстителя исчезла.
— Твои сыновья не пострадали непосредственно от действий Наездника. Однако все случилось у них на глазах. Немногие взрослые способны перенести такое зрелище, даже те, кто сам некогда побывал в твоей шкуре. — Блюститель посмотрел Тлайну прямо и в глаза, и от его жесткого колючего взгляда Тлайну стало не по себе. — Находясь в твоем сознании, Наездник убил трех человек. Твоя… Твоя семья видела все это. От начала до конца. Боюсь, они еще не скоро смогут это забыть.
Пустота навалилась на Тлайна, сжала его за горло, а сердце упало куда-то глубоко вниз, на самое дно ледяного колодца. Значит, ему не показалось.
— Однако мальчики полностью понимают ситуацию. — Слова Блюстителя доносились до Тлайна. — Ты отличный отец, Тлайн, ты воспитал их самым достойным образом. Конечно, они все еще в шоке, но, я думаю, со временем они будут полностью на твоей стороне. Никто не может отвечать за действия Наездника, это они знают четко.
— Кто?.. — большего Тлайн из себя выдавить не смог, но Блюститель отлично его понял.
— Двое посетителей кофейни, в которой ты отдыхал с семьей, и официантка. По посетителям уже идет следствие, а вот официантка… Бедная девочка. Она не разобралась в ситуации и попыталась помешать Наезднику.
— Я их… Прямо там, в кафе?
Блюститель глубоко вздохнул.
— Еще раз. Не ты, Тлайн. Их убил Наездник. Ты был всего лишь безвольным инструментом. И ты не хуже меня знаешь, что Наездники никогда не предпринимают ничего без особых на то причин. Я уверен, что за этими двумя наверняка числятся какие-то темные дела. А официантка… Тлайн, ну ведь любой человек знает, что нельзя вмешиваться, если кого-то оседлал Наездник.
Слова Блюстителя доносились до Тлайна словно сквозь толстый слой ваты. Ну почему, почему Наездник выбрал его для такого страшного дела? Тлайн знавал многих людей, которых Наездники использовали регулярно, и порой даже подолгу — по несколько дней, только для того, чтобы, например, повлиять на результаты выборов или провести через Большой Совет какой-то закон. И вот впервые в жизни эта участь выпала на долю Тлайна… Для экзекуции.
Часть его сознания, вырвавшись из пучины отчаяния, отметила, что Блюститель внезапно утратил интерес к своему подопечному и подошел к окну. Судя по лицу чиновника, там явно происходило нечто необычное. Нечто, что затмевало даже недавнее происшествие с участием Тлайна. Но что может быть более неожиданным, чем внезапная экзекуция, проведенная Наездником.
Тлайн поневоле и сам заинтересовался. Он встал и выглянул в узкое окно.
Все люди на площади стояли неподвижно, задрав головы. Многие показывали рукой куда-то в небо тем, кто выходил из окружавших площадь зданий поинтересоваться, что происходит. Тлайн как и Блюститель тоже посмотрел наверх, как раз в тот момент, когда большой темный силуэт заслонил солнце.
Почти в полной тишине, издавая лишь едва уловимое гудение, с неба на площадь медленно опускался какой-то огромный искусственный агрегат.
Тлайн совершенно точно знал, что эта штуковина никак не могла быть построена в городе. У не было видно ни дымовой трубы, ни колес, ни емкости для легкого газа, как у грузовых дирижаблей Северных Фермерств. Он даже отдаленно не мог представить себе, как этот агрегат может держаться в воздухе.
И тем не менее вот он, прямо перед глазами Тлайна. Продолговатый металлический корпус, медленно опускающийся на площадь, на которой уже образовалось достаточное для его безопасного приземления пространство, когда люди осторожно отодвинулись к стенам зданий.
Но было совершенно ясно, что создали эту машину люди, потому что на ее борту красовалась хорошо заметная надпись. Буквы имели немного непривычную форму, но все же их можно было разобрать без малейших усилий.
Исследовательский корабль «Ибис». Земля.
*****
— Потрясающая культура! — Монтез буквально приплясывал на месте от возбуждения. Читать выведенную на экран информацию в режиме такой подтанцовки было не слишком удобно, но успокоиться он не мог. — Олег, ты понимаешь, насколько это уникальный случай? Все потерянные колонии, которые до сих были найдены заново, либо катастрофически деградировали, либо потихоньку прогрессировали. Некоторые даже до предкосмической эры. Но здесь все словно замерло на сотни лет! О-о-о, чувствую, социологи со всей Федерации будут просто землю рыть, лишь бы попасть сюда на полевые исследования. Такой невероятный материал!
Кольцов с улыбкой посмотрел на товарища. Монтез, наверное, уже сочиняет заголовок для будущей монографии. Все-таки один из его университетских дипломов был именно по социологии примитивных обществ. Хотя здешнее общество все-таки нельзя было назвать откровенно примитивным…
— Думаю, это связано с их необычной религией, — сказал Кольцов. С экрана коммуникатора на них смотрел капитан Фалсен, сидевший в рубке «Ибис», оставшегося на орбите. — Этот культ Наездников нечто совершенно необычное. Я просмотрел все, что нашел в архивах Службы Дальней Разведки, и даже раньше, времен до Рассеяния. Ничего даже отдаленно похожего.
Монтез экспансивно кивнул, всплеснув от избытка чувств руками.
— А ты заметил, что они сами не говорят об этом как о религии? Для них это абсолютная реальность, повседневный факт! Это чистейшей воды первобытное мистическое мышление, как уанимистов каменного века! И при этом у них достаточно развитая экономика, кое-какая технология на уровне примерно земного девятнадцатого века, сельское хозяйство фермерского типа… Но полное отсутствие экспансии! Потому что, видите ли, Наездники решили, что это неправильное решение! Я пока еще не понял до конца, каким образом они регулируют рождаемость и вообще численность населения. Те, с кем удалось поговорить, уходили от ответа…
— Добавь сюда язык, — сказал Кольцов. — Это, опять-таки, первая из потерянных колоний, с жителями которой можно разговаривать без киберлингвиста. Словарь, конечно, чуть-чуть отличается, но по большей части, за счет новых понятий, которые появились на НАШЕЙ стороне, а они каким-то образом сумели его законсервировать почти на пол-тысячелетия.
— Именно так! Жду, не дождусь, пока можно будет вплотную заняться исследованиями. Я уже дал понять представителям местного Совета, что меня интересует все, и в первую очередь возможность поговорить с населением города и, если есть такая возможность, и сельских окрестностей тоже. — Монтез наконец немного успокоился и сел в поворачивающееся кресло. — Мне ужасно хочется попасть в этот их храм, Дом Контроля, как они его называют, и поговорить с жрецами, но я решил пока не слишком давить. Хотя, должен признать, они восприняли наше прибытие на редкость спокойно.
— Я бы даже сказал, стоически, — кивнул Кольцов. — Удивились, конечно, но не надолго. Собрались, кто был поблизости, посмотрели на шаттл, переговорили с тобой и потом разошлись по своим делам, как ни в чем не бывало. — Он показал на обзорный экран, демонстрировавший участок площади около шаттла.
И впрямь, местные жители, казалось, почти не интересовались огромным по их меркам кораблем, спустившимся с неба. Одни деловито куда-то направлялись, другие стояли у небольших лавочек на первых этажах двух-трех этажных зданий и неторопливо выбирали товары или торговались с такими же равнодушными к происшествию продавцами. Лишь изредка кто-нибудь бросал взгляды на шаттл, но любопытства (или каких-то других эмоций, скажем, страха или благоговения, которые часто встречались на планетах, деградировавших до неолита) в этих взглядах было не больше, чем если бы они видели редких гостей из дальней деревни или соседнего города.
Впрочем, никаких соседних городов на планете не было, и этот факт отдельно смущал исследователей.
— Да, это удивительно, — признал Монтез. — Хотя из нескольких вопросов, которые я успел задать, я понял, что они, в общем-то, сохранили смутную память о своем происхождении и понимают, что мы прилетели с тех же миров, что их далекие предки. Ладно, допустим, это действительно убирает из уравнения мистический страх и часть любопытства. Но не до такой же степени! В конце концов, это не первый мир, в котором сохранилась история заселения, но и там прибытие людей извне всегда вызывало заметное оживление. Черт, да даже мой сынишка обязательно прибежал бы поглазеть на корабль, хотя он сам побывал уже на трех планетах за пределами Земли!
— Интересно, что дети тут есть, и не так уж мало, — сказал Кольцов. — Явно более чем достаточно на первый взгляд для того, чтобы население могло увеличиваться. Но их тут совсем на мало. Всего один город и его окрестности.
— Я тщательно просканирую всю планету, — сказал Фалсен, до того момента молча слушавший их разговор. — Вдруг мы что-то упустили. Какие-нибудь примитивные племена или, скажем, развалины старых поселений. Но пока что у меня складывается впечатление, что дело обстоит именно так, как и выглядит напервый взгляд: один-единственный заселенный район на весь мир. Это, конечно загадка, которую нам предстоит разгадать.
— По-моему, к нам пришли, — сказал вдруг Монтез, показывая на экран. Действительно, от большого здания в дальнем конце площади к шаттлу достаточно целеустремленным шагом направлялась группа из четырех человек. Подойдя к кораблю землян, они остановились, терпеливо глядя на шаттл. Одеты они были, как и все здесь, в неброскую практичную одежду неярких тонов. Ничего похожего на оружие ни у кого не было видно. Кольцову вдруг пришло в голову, что они до сих пор вообще не видели здесь ни одного вооруженного человека и чего-либо, что можно было бы принять за оружие, если не считать ножей и топоров в лавке мясника. То же необычная черта, но нельзя сказать, чтобы такая уж неприятная. Иногда (и даже довольно часто) потомки бывших колонистов оказывались весьма агрессивными…
— Ну что ж, проявим уважение, — сказал он. — Выйдем поговорим. Выглядят они вполне мирно… Но персональные защитные поля ставим на режим экстренного реагирования. Снайперов на крышах я вроде бы не вижу, но пока мы точно не выясним, что у них на уме, лучше не рисковать.
Он ждал, что Монтез начнет возражать, но тот был слишком увлечен предстоящим разговором с местными, что только мимоходом кивнул, вставая с кресла.
— Я буду следить за переговорами, — сказал Фалсен. — Постарайтесь, не перекрывать обзор нагрудным камерам. И ведите себя аккуратно. Пока местные выглядят мирными, и мне совершенно не хотелось бы, чтобы мы каким-нибудь неаккуратным поступком это изменили в худшую сторону.
Если четыре человека, поджидавшие землян у входной рампы шаттла, и заметили легкое голубое сияние защитных полей вокруг Монтеза и Кольцова, виду они не подали. Вместо этого они подняли руки ладонями вверх. Земляне уже знали, что так выглядит местный жест приветствия и ответили тем же.
— Совет должен обсудить сложившееся положение и принять решение, как действовать дальше, — сказал один из местных, представившийся как Ксойн, младший заседатель Совета. — До тех пор, пока Совет не выработает единое решение, мы просим вас не предпринимать никаких активных действий. Иначе реакция со стороны Наездников может быть непредсказуемой и резкой.
— Извините, если я нарушаю какие-нибудь табу, — сказал Монтез. — Но я хотел бы узнать: а разве вы не можете выяснить волю ваших богов через их жрецов? — он показал в сторону массивного здания, которое во время первых разговоров с местными они обозначили, как «Дом Контроля». — Или они должны сначала выполнить какой-то ритуал?
Четверо членов делегации переглянулись. Кольцову показалось, что на их лицах промелькнуло отчетливое недоумение.
— Вы снова используете эти странные слова, — сказала женщина, которую звали Венга, и которая тоже оказалась младшим заседателем. Кольцов мысленно поставил местным маленький плюсик: далеко не во всех примитивных сообществах женщины допускались в органы управления. — Почему вы называете Блюстителей Воли жрецами? И что такое «боги», «ритуал», «табу»? Нам незнакомы эти понятия.
Кольцов заметил, что Монтез растерялся. До сих пор никакого непонимания с местными жителями не возникало, поскольку они говорили на немного архаичной, но в целой очень мало изменившейся интерлингве, универсальном языке почти всего человечества. Удивительно, но в условиях длительной изоляции язык почти не трансформировался. Но сейчас общение явно зашло в тупик.
— Это достаточно редкие термины, мы используем их на Земле для обозначения некоторых культурных особенностей разных народов, — пришел он на выручку Монтезу. — Просто нам интересно, как вы выстраиваете свои отношения с этими Наездниками, как это влияет на вашу повседневную жизнь и развитие общества. Надеюсь, это не запретная информация?
Местные снова переглянулись.
— Нет, конечно, — сказала Венга. — Во всяком случае, до тех пор, пока Наездники не решат иначе. В любом случае, тут почти нечего рассказывать, поскольку мы ничего не выстраиваем. Наездники сами определяют что нужно.
— То есть они определяют, что им нужно от вас? — попытался перехватить инициативу Монтез.
Венга покачала головой.
— Не им от нас. Наездники определяют, что нужно сделать, чтобы мы процветали. До тех пор, пока мы поступаем правильно, они не вмешиваются, но в случае чего, они сами исправляют ситуацию.
Глаза Монтеза сверкали от возбуждения. Кольцов давно уже не видел его настолько захваченным новым открытием.
— И тогда они передают свою волю через жрецов… Извините, через Блюстителей Воли? — спросил он. — Поэтому они так и называются? Поскольку сообщают всем волю Наездников?
И снова то же полное недоумение отразилось на лицах всей четверки.
— Наездники никому ничего не сообщают, — наконец сказал Ксойн. — Они просто делают. — Он бросил быстрый взгляд на Дом Контроля. — Но я попробую поговорить с Блюстителями. Мы не хотели дополнительных контактов до того, как будет ясна реакция Наездников, но, думаю, может быть, беседа с Блюстителями и пойдет вам на пользу. До тех пор, пожалуйста, не разговаривайте ни с кем из горожан. Это может закончиться нехорошо… Для всех. Завтра все решится, тем или иным путем.
Прежде чем слегка оторопевшие земляне успели ответить, он кивнул, вся группа повторила жест с поднятыми руками и чинным неторопливым шагом удалилась в дом Совета.
Кольцов задумчиво посмотрел им вслед.
— У тебя не сложилось ощущения, что мы только что получили достаточно недвусмысленную угрозу? — спросил он Монтеза. От последней фразы Ксойна у него и впрямь остался на душе неприятный осадок.
— Да ладно тебе, Олег, — отмахнулся Монтез. — Обычная настороженная реакция лидеров замкнутой общины, которые подозревают, что их власти что-то может угрожать. До тех пор, пока они жили тут своим маленьким мирком, они вполне могли держать население в повиновении, запугивая их своей расплывчатой теологией. Политтехнология, известная еще со времен фараонов. Немногочисленное образованное меньшинство помыкает остальными.
— Они не невежественны, — заметил Кольцов. — Им известно электричество, они используют паровые машины и даже дирижабли. Такой уровень технологий плохо сочетается с религиозным мракобесием.
— Да, это странно, — признал Монтез. — Но ты же сам видишь, что происходит. У них по запретом даже сами понятия религии и бога, и в то же время они и шагу шагнуть не могут без разрешения жреческой верхушки!
— Ну, нам спешить некуда, — сказал Кольцов. — Подождем, пока они там разберутся в своем Совете. Может, и с этими Блюстителями Воли удастся тоже переговорить в скором времени.
— Если они будут тянуть с этим делом, то мы можем просто слетать на какую-нибудь дальнюю ферму и пообщаться с людьми там, с глазу на глаз, — сказал Монтез. — Ничего похожего на телеграфные провода или радиоантенны мы не видели, и в радиоэфире тут девственно тихо. Там, скорее всего, еще ничего не знают о нашем прибытии, так что местная верхушка не успеет запугать население.
— Ну, отсутствие средств связи вполне понятно, — сказал Кольцов. — Зачем они там, где все население живет практически в одном городе, не считая пары деревень и хуторов? Концепция дальней связи не может возникнуть там, где не с кем связываться. А по поводу запугивания — это ты зря. На мой взгляд, никто тут не выглядит запуганным, скорее равнодушным. Да ты сам посмотри! — Он широким жестом обвел площадь, на которой шла своим чередом жизнь небольшого города. — Они же вообще не обращают на нас никакого внимания! Словно к ним каждый день прилетают космические корабли с людьми из других миров. Запугиванием такой реакции не добьешься.
— Ты прав, ты прав, — рассеянно ответил Монтез. Кольцов видел, что мысли его витают где-то очень далеко. — Ладно, сыграем пока по правилам этого самого Совета. Что толку торчать тут снаружи? Говорить нам ни с кем не разрешают, а следить за местными мы можем и на экране. — И он, не говоря больше ни слова, ушел внутрь шаттла.
Кольцов задержался еще немного, рассматривая парадоксально спокойный городской пейзаж вокруг. Словно из учебного фильма «жизнь провинциального Европейского города в конце девятнадцатого века», только в несколько идеализированной версии. На улицах чисто, нет ни нищих, ни да даже плохо одетых, неопрятных людей, хотя и показного богатства тоже не заметно. Ни в людях, ни в постройках. Все чинно и благородно. Однако его не покидало неприятное ощущение, что за всем этим утопическим порядком что-то скрывается. Возможно даже что-то темное и страшное.
В дальнем конце площади двое мужчин в кожаных фартуках принесли несколько ведер воды, окатили из них участок мостовой и, опустившись на колени, принялись активно тереть булыжники жесткими щетками. Кольцову очень хотелось подойти и посмотреть, что за грязь они нашли в этом на удивление вылизанном городе (в котором не было кстати, ни лошадей ни других тягловых животных), но он тоже решил не перечить пока представителям местных властей и ушел в шаттл, закрыв за собой рампу.
Когда он поднялся в рубку и навел камеру на нужное место, мужчины уже закончили работу и ушли. Ничего интересного после них не осталось, только начисто отмытое пятно на булыжной мостовой.
Ну и ладно. Завтра после новых переговоров, возможно, что-то и прояснится. В том числе и с этой непонятной религией, которую сами местные религией, похоже, и не считают.
*****
— Я не могу уехать сейчас на плантации.
Блюститель молча смотрел на Тлайна. Неопытному человеку могло показаться, что он вообще задремал, опершись на сложенные «домиком» руки, но по острому прищуру глаз Тлайн понимал, что блюститель напряженно размышляет.
— Неужели вы не понимаете? Я же историк! Это шанс всей моей жизни! Я просто не прощу себе, если встреча с прародителями пройдет без моего участия. — Тлайн вдруг понял, что это звучит очень эгоистично, и попытался зайти с другого края. — Кроме того, я, вероятно, лучше других могу представить себе образ мышления прародителей. В конце концов, это моя специальность.
— В городе есть и другие историки, — сказал Блюститель.
Тлайн пренебрежительно махнул рукой.
— Кто? Ксойн? Он давно уже забросил академическую работу, политические интриги в Совете интересуют его куда больше науки. Остальные лишь компиляторы, никто из них не добавил в историю ничего нового. Городу нужен я!
Блюститель снова умолк на некоторое время, внимательно рассматривая Тлайна.
— Быстро же вы забыли о вашем сеансе с Наездником, — наконец сказал он. — Вас прямо не узнать. Я даже в какой-то момент подумал, что у вас начался новый сеанс.
Тлайн, уже набиравший в грудь воздуха для новой тирады, моментально обмяк и сдулся, словно из него выпустили весь воздух. Жуткая картина: он сам, стоящий в луже крови, стекающей и по его безвольно обвисшим рукам, снова вернулась кошмарным призрачным видением, затмевающим серую комнату с сидящем за столом Блюстителем. И глаза Сельны, белые от ужаса и понимания произошедшего.
— Но я думаю, в ваших словах есть рациональное зерно, — продолжил Блюститель. — Конечно, я не могу принимать такие решения в одиночку, однако я передам ваши соображения и своему руководству, и Совету. Более того, я даже готов поддержать их от своего имени. Не удивлюсь, если уже завтра вы сможете войти в состав группы по переговорам с Прародителями.
Тлайн растерянно посмотрел на Блюстителя.
— Но как же… Я же не закончил карантин!
Блюститель встал и улыбнулся.
— В вашем случае я вполне могу взять на себя ответственность и досрочно завершить карантин. Очевидно, что Наездник, который воспользовался вами, больше не связан с вашим сознанием, а я склонен согласиться с тем, что вы можете принести значительную пользу Городу на переговорах с Прародителями. Вы переночуете здесь, в Доме Контроля, а к завтрашнему утру, я полагаю, все уже будет решено. Всего доброго. — Блюститель быстро вскинул руки в прощальном жесте и вышел из комнаты.
Тлайну казалось, что его бедная голова вот-вот взорвется от бурливших в ней противоречивых мыслей и эмоций. Ужас от того, что натворил Наездник его руками, облегчение от того, что его семья не пострадала, восторг от невероятного события: появления Прародителей, отчаяние от того, что он может не попасть на встречу с ними, надежда, что все-таки попадет, даже неприязнь к бывшим ученым, превратившимся в чиновников, которые могут все погубить… Наконец, гипотезы и планы о том, как следует строить общение с прародителями. Все это было слишком много для одного скромного историка и учителя.
Чтобы хоть чуть-чуть отвлечься от этого внутреннего эмоционального шторма, Тлайн встал и подошел к окну.
Корабль Прародителей был там же, где и приземлился сегодня днем, в самом центре городской площади. Он казался огромным, невероятно сложным, величественным, и в то же время Тлайн знал, что это всего лишь небольшой спускаемый аппарат, а настоящий корабль находится где-то далеко вверху, на орбите вокруг Мира. Подавляющая часть исходных архивов Города была давным-давно утрачена, но из обрывков информации, которую ему удавалось найти, Тлайн знал, что межзвездные корабли не способны садиться на планеты.
Он попытался представить себе эту махину, но не смог. Точно так жеу него никогда не получалось представить себе густо населенные миры Прародителей, с сотнями и тысячами городов, размерами многократно превосходящие его родной Город, хотя из сохранившихся сведений о прошлом получалось, что именно так устроена жизнь где-то там, на далеких звездах.
Теперь, когда Прародители вернулись, у него будет возможность узнать о них все. Ну, или все, что они посчитают нужным о себе рассказать. Но это все равно невероятно много, в тысячи раз больше, чем он мог себе представить! Их появление — событие огромного значения, событие, которое изменит все, буквально перевернет жизнь Города с ног на голову!
Обжигающе-холодная мысль вдруг словно окатила Тлайна ледяной водой.
Наездники!
Как они воспримут появление Прародителей?
Невидимые и неосязаемые, именно Наездники Сознания были хранителями хрупкой маленькой общины Города. Именно благодаря их опеке Город смог выжить на чужой планете и просуществовать здесь столько веков, в отрыве от великой цивилизации Прародителей. Его обитатели не превратились в грязных дикарей и не вымерли от голода и болезней. Наездники правили им, не общаясь напрямую с жителями, но жестко и неуклонно проводя в жизнь суровую, но необходимую политику, занимая в нужные ключевые моменты сознания конкретных жителей города и выполняя их руками то, что нужно было выполнить.
Конечно, далеко не всегда это было физическое устранение тех, кто угрожал жизни Города. К примеру, легенда гласила, что один из первых правителей Города, во времена еще до образования Совета, целых пятнадцать лет находился под контролем наездника, выстраивая систему управления, и когда его Великий Сеанс закончился, сошел с ума, обнаружив что не помнит почти треть своей жизни… Конечно, это была всего лишь легенда, но теперь Тлайн, сам недавно переживший Сеанс Подселения, готов был поверить в любые легенды о могуществе Наездников.
Но главным было то, что Город выжил и процветал, в первую очередь благодаря тому, что Наездники последовательно искореняли любые могущие ему угрожать неожиданности.
И вот теперь — прибытие Прародителей. Событие, какого Город еще не знал со времен основания. Фактор, способный нарушить стабильность, выстроенную за века тщательного регулирования.
Внезапно Тлайн понял, что ему надо предпринять.
Иначе может произойти нечто ужасное.
*****
— Такого я не ожидал, — сказал Монтез. — Если все это правда, пусть даже хотя бы отчасти, то это меняет все. Хотя, если честно, поверить в это очень и очень непросто. Ментальные паразиты это нечто из дешевых дурацких книжонок. Но что-то мне подсказывает, что местные жители вряд ли знакомы с низкопробной литературой для бестолковых подростков. И если он врет, то с какой целью?
Кольцов покачал головой.
— Непохоже, чтобы он врал. Парень выглядит вполне искренне испуганным и возбужденным до предела. И та история, которую он рассказал о самом себе… Как этот гипотетический Наездник заставил его убить трех человек, которые как-то угрожали стабильной жизни города! На том самом месте, которое сегодня чистили местные дворники. Отмывали кровь, надо полагать. Зачем выдумывать о себе такое?
— Если это все-таки культ, то какой-то невероятно изощренный, — сказал Монтез. — Из рассказанного им следует, что у них вполне рациональное мышление, что бы я там ни думал поначалу. Они не верят, что болезни вызывают маленькие бесы, они пользуются паровыми машинами и в какой-то мере электричеством, они печатают книги и газеты, у них есть нормальные физика, химия, астрономия, анатомия примерно на уровне конца девятнадцатого века. Черт, да с таким уровнем развития они должны были бы уже заселить всю эту планету, строить мегаполисы на других континентах! А они по-прежнему живут в одном-единственном городе, потому что Наездники полагают, что так будет стабильнее!
— И он согласился на полное обследование, — заметил Кольцов. — Он в жизни не видел сложной медицинской аппаратуры или какой-либо еще, но не испытывает никакого страха перед ней, только любопытство, смешанное с восторгом. Точь-в-точь как ты при открытии новой интересной диковины. Обычная реакция ученого.
Они оба посмотрели на экран, демонстрировавший спокойное лицо Тлайна, лежавшего в компактном медицинском сканере, которым был оборудован шаттл. Глаза местного историка были закрыты, тело расслабленно. Кольцов подумал, что далеко не все его соотечественники так спокойно относятся к процедурам полного сканирования. А тут человек, для которого предел технического совершенства — паровая машина и неуклюжие громоздкие дирижабли.
Маленькая цивилизация абсолютных стоиков.
Хотя, конечно, осознание того, что ты в любой момент можешь превратиться из разумного существа в инструмент неведомого Наездника, выполняя все его прихоти, несомненно, способствует выработке подобного стоицизма.
Если эти Наездники вообще существуют.
Пока сканирование тела, и, особенно, мозга Тлайна не выявило никаких отклонений от нормальной человеческой анатомии и физиологии. Никаких мутаций, следов экзотических заболеваний или вмешательства паразитов. Человек как человек, со слегка повышенными давлением и уровнем холестерина, как и положено кабинетному ученому.
Но что-то же должно было быть! Ведь, как ни крути, а рассказанное Тлайном парадоксальным образом очень хорошо укладывалось в общую картину. Маленькая колония, существующая в странном социальном стазисе на протяжении веков, была невозможна без какого-то мощного стабилизирующего фактора. Тлайн утверждал, что этим фактором были Наездники Сознания, но он не мог толком объяснить, что они из себя представляют, кроме того, что они вполне реальны, и не имеют никакого отношения к религии. Собственно, никакой религии у местных жителей вообще не было.
Дом Контроля оказался не храмом, а чем-то вроде больницы для тех, кто недавно пережил Сеанс с Наездником. Блюстители воли — не жрецы, а люди, специально обученные отличать, находится ли человек еще под влиянием Наездника или контролирует свои действия, и действительно ли недавно совершенные им поступки были результатом Сеанса, а не его собственной воли. Впрочем, Тлайн утверждал, что такие попытки использовать Наездников в качестве оправдания встречались крайне редко, поскольку это могло быть сочтено за дестабилизирующий фактор, а этого Наездники не любили.
— Тлайн, с вами все в порядке? Вы хорошо себя чувствуете? — спросил Монтез в микрофон.
Человек в сканнере открыл глаза.
— Да, спасибо, все хорошо. Вы уже закончили? Мне надо вернуться в Дом Контроля не позже шести утра. Вряд ли меня хватятся раньше, но в шесть принесут завтрак.
Вот еще одно странное обстоятельство. Какой же это Дом Контроля, если кто угодно может покинуть его незамеченным в любой момент? Очевидно, самодисциплина у местных жителей достигает поистине невероятных высот.
— Извините, Тлайн, еще чуть-чуть, хорошо? Мы хотим сделать полную ментограмму.
Глаза Тлайна расширились.
— Вы хотите прочитать мои мысли?
Монтез с улыбкой покачал головой, но тут же сообразил, что Тлайн его не видит.
— Нет, конечно. Это невозможно. Ментограмма дает… Как бы это сформулировать… Картину мозговой активности, то, каким образом в целом функционирует ваше сознание, но мы не можем прочитать ваши конкретные мысли. В лучшем случае по ментограмме можно определить, что человек волнуется, или радуется, или напряженно решает логические задачи, но главная ее ценность — сравнительная. Есть стандартные паттерны ментограмм, и по сличению с ними можно найти в конкретной ментограмме какие-то отклонения.
— То есть вы хотите понять, не сошел ли я с ума?
Кольцов восхищенно помотал головой. Этот местный историк был на редкость смышленым парнем.
— Ну, вы, конечно, сильно утрируете и упрощаете, — сказал Монтез. — Но ментограмму можно использовать и для диагностики психических заболеваний, это правда. Нам интересно, есть ли какие-то принципиальные отличия жителей города от нас… Землян. Что-то, что может быть вызвано длительным взаимодействием с Наездниками.
— Хорошо, — спокойно ответил Тлайн. — Но я уже говорил вам, что девяносто процентов населения никогда не испытывают Сеанс. И даже для оставшихся десяти Сеанс чаще всего проходит так быстро и легко, что им не требуется особый режим восстановления. Мне просто… Не повезло.
Ментосканирование уже началось, и оба землянина отметили резкий эмоциональный всплеск при словах Тлайна о Сеансе. Что бы это ни было, оно оставило глубокий след в его душе.
— Ничего страшного, Тлайн, — сказал Монтез. — Все в порядке. Просто постарайтесь расслабиться.
— Вы говорите прямо как Блюститель Воли, — заметил Тлайн. — Но вы правы. Я должен помочь вам разобраться, чтобы не случилось что-нибудь ужасное. Я попробую.
А ведь у него получится, подумал Кольцов. Он впервые в жизни видит космический корабль, впервые за много поколений на это планете, он лежит в сложнейшем устройстве, далеко за пределами его понимания, и все же вот, пожалуйста: ментограмма наглядно демонстрирует, что он УЖЕ расслабляется. Такому идеальному владению собой можно только позавидовать.
— Ничего, — произнес Монтез, глядя на экран ментоскопа. — Совершенно ничего. Абсолютно обычный человек, такой же как мы с тобой. И знаешь… В этом заключается отдельная проблема.
— В смысле? Какая проблема? — Кольцов оторвался от экрана и повернулся к коллеге. — Что ты имеешь в виду?
Монтез показал на постепенно детализирующуюся трехмерную ментограмму Тлайна.
— Если бы Наездники были каким-то продуктом массового психоза местных жителей, заставляющего их время от времени совершать разные поступки (особенно такие страшные, как тот, в котором признался Тлайн), то это обязательно бы отразилось на ментограмме. Кстати, и повышенная религиозность, даже если они ее сами так не называют, тоже была бы видна очень хорошо. Не скажу, что я такой уж опытный ментоскопист, но даже я вижу, что ничего похожего здесь нет.
— Первое, что приходит в голову — он просто виртуозно врет.
Монтез покачал головой.
— Ирония в том, что и вранье, точнее, стоящая за ним ментальная активность (надо же постоянно помнить детальную версию рассказанного) тоже была бы видна на ментограмме, даже пока он молчит. Ну надо ли говорить, что несмотря на всю неправдоподобность, все, что нам сообщил Тлайн вполне увязывается в достаточно логичную картину.
— В которой остается одно решительно непонятное звено, — заметил Кольцов. — Кто или что такое эти самые Наездники Сознания?
Монтез задумчиво посмотрел на спокойно лежащего в чреве сканера Тлайна.
— Надо как следует прошерстить главную базу данных «Ибиса». Попробовать поискать по перекрестным ссылкам и ассоциациям все хотя бы отдаленно похожие случаи, даже неподтвержденные. Но пока это нам недоступно…
— Фалсен закончит сканирование планеты и выведет корабль обратно на геостационарную орбиту над городом где-то к утру, — сказал Кольцов. — До тех пор придется подождать. А Тлайна надо отпускать. Он и так сделал для нас очень много, больше чем мы вообще могли даже себе представить…
— Он так не считает, — заметил Монтез. — С его точки зрения, он старается сохранить стабильность. И знаешь… Учитывая методы, какими для поддержания стабильности, с его слов обычно пользуются эти Наездники, я очень даже не против. — Он зевнул и посмотрел на часы. — У нас осталось еще несколько часов, и я намерен использовать их с максимальной пользой. Сейчас отпустим нашего друга и спать.
— Иди, — сказал ему Кольцов. — Я сам все закончу. Так у нас хотя бы один человек успеет более-менее выспаться. Уж с тем, чтобы открыть сканер и выпустить обследуемого, я как-нибудь справлюсь. А утром уже начнем работу со свежей головой.
Однако все задолго до утра события начали развиваться совсем другим путем.
*****
Посреди ночи Кольцов проснулся от того, что кто-то настойчиво трясет его за плечо. Открыв глаза, он увидел встревоженное лицо Монтеза.
— Ты этого аборигена выпустил? — озабоченно спросил тот, как только увидел, что Кольцов открыл глаза.
— Конечно, — сказал Кольцов, садясь в постели. — Открыл рампу, и Тлайн направился прямиком в свой Дом Контроля. На, площади, кстати, ни единой живой души не было. А что?
— А рампу закрыл?
— Само собой, за кого ты меня принимаешь? — Кольцов тоже начал понемногу тревожиться. - Подожди, ты к чему клонишь?
Монтез нервно обернулся через плечо.
— По-моему, на шаттле кто-то есть.
Кольцов внимательно посмотрел Монтезу в лицо.
— Тебе что, кошмар приснился? У нас тут и спрятаться-то негде.
— Точно тебе говорю! — Монтез наклонился к Кольцову и судорожно зашептал ему на ухо: — Я уже несколько раз все обшарил, но оно не проходит! Не знаю, как он ускользает от меня, но я совершенно точно знаю: кто-то за мной следит! Они каким-то образом проникли на шаттл и прячутся! Дожидаются удобного момента!
Кольцов включил лампу у изголовья и пристально посмотрел Монтезу в глаза. Нет, зрачки расширены не были. Но с ученым явно что-то происходило.
— Ладно, — сказал Кольцов, вставая и протягивая руку к одежде. — Давай пойдем посмотрим, что там тебя встревожило.
Как и следовало ожидать, они ничего не нашли.
— Клянусь тебе, кто-то был! — сказал Монтез. — И я до сих пор чувствую, что это не до конца прошло.
— Хорошо, — ответил Кольцов. — Я тебе верю. Ты что-то почувствовал. Но мы же сами все только что осмотрели. Да тут и осматривать-то нечего! Это же всего лишь шаттл. Две каюты, рубка, медотсек и пара грузовых. Все. Ну негде тут у нас спрятаться! Знаешь, я думаю, это просто все от утомления. — Он посмотрел на Монтеза, у которого к этому моменту сделался совершенно несчастный вид. — Да не переживай ты так, с кем не бывает. Возьми снотворное, а утром я тебя разбужу.
То что произошло дальше, было настолько неожиданно, что Кольцов в первые мгновения опешил и растерялся.
Монтез вырвался (Кольцов в этот момент положил ему руку на плечо), отпрыгнул назад и злобно посмотрел исподлобья.
— Прикончить нас задумал! — прошипел он сквозь сжатые зубы. — Спелся с ними, дружочек! Хочешь меня сгноить на этой паршивой планетке, а следом и Фалсена с «Ибисом»! Все вы заодно!
Ситуация была настолько бредовой, что Кольцов не знал, что и думать. Что за муха укусила Монтеза? Никогда за ним не наблюдалось никаких признаков психической неуравновешенности. Да неуравновешенные люди и не попадали в исследовательский корпус. Все-таки отбор был строгим. Хотя все выглядело так, что Монтез не выдержал напряжения и «слетел с нарезки», Кольцов отказывался в это верить. Но какие тогда оставались варианты?
Его судорожные размышления прервал сам виновник замешательства.
Кольцова выручили регулярные тренировки с Фалсен в спортзале. В то время как Монтез для поддержания формы предпочитал велотренажер и бассейн, Фалсен понемногу обучал Кольцова премудростям рукопашного боя, которым сам занимался с детства. Уроки не прошли даром, и он увернулся от размашистого удара в голову, еще не успев осознать, что происходит. Инерция размаха унесла Монтеза дальше. Кольцов, не давая ему опомниться, пару раз стукнул Монтеза по затылку и едва успел подхватить обмякшее тело.
Дотащив Монтеза до медотсека, он надежно зафиксировал его на койке, замкнув на руках и ногах силовые браслеты. Адреналин еще пульсировал в висках, борясь с растерянностью и ошеломлением. Что, черт подери, произошло? От напряженного размышления у Кольцова даже слегка потемнело в глазах и стало немного труднее дышать… Чертов Монтез! Своей выходкой он испоганит всю экспедицию, сведет на нет их удивительное открытие! Может, вообще от него избавиться?
Кольцов спохватился уже в тот момент, когда его рука уже потянулась в открытый им бокс, в котором хранились скальпели, ланцеты и другие хирургические инструменты. Что он делает?!
И тут его пронзила мысль, которая, строго говоря, должна была прийти ему в голову с самого начала.
Внешнее влияние!
Если оба они ведут себя, мягко говоря странно, приземлившись на чужой планете, то причина этого, скорее всего заключается в каком-то внешнем факторе. Конечно, они не ели местные продукты и не пили местную воду. Зато они оба дышали местным воздухом. Конечно, они провели все возможные анализы, да и местные жители, принадлежавшие к тому же виду хомо сапиеснов, чувствовали себя нормально, но что-то всегда может ускользнуть.
А что, если в воздухе были молекулы какого-то неизвестного местного галлюциногена? Это бы объяснило все, в том числе и странную псевдорелигию местных.
Кольцов дернулся было в сторону рубки, но тут же остановился. На фильтрацию всего воздуха в шаттле уйдет слишком много времени. Нужно решение быстрее.
Спустя пару минут он уже натягивал скафандр. Голова кружилась, логичные нормальные мысли мешались со странными всплесками эмоций и желаний, наподобие его мгновенного порыва убить Монтеза. Шатаясь, Кольцов добрался до рубки, чтобы включить систему очистки воздуха.
Уходя, они не стали выключать обзорные экраны. Он не сразу обратил на них внимание, но когда наконец произвел все необходимые манипуляция на пульте систем жизнеобеспечения, то поднял голову.
Еще совсем недавно абсолютно безлюдная площадь сейчас была битком забита народом.
Безмолвные, неподвижные фигуры стояли и молча смотрели на шаттл, словно мгновенно окаменевшая армия древнего императора. Сквозь круги, плывущие перед глазами, Кольцов разглядел в толпе и Блюстителей Воли в темных одеяниях, и простых горожан — мужчин, женщин, молодых, старых… Они не успели произвести точную оценку численности местного населения, но Кольцову показалось, что если тут собрался и не весь город, то как минимум большая его часть.
По идее, скафандр сейчас обеспечивал его чистейшим воздухом, но ему становилось все хуже и хуже. Уже почти теряя сознание и отчаянно борясь с настойчивым желанием разогнать шаттл и утопить его в океане, он включил гравитационные маневровые двигатели, сорвал пломбу с тумблера экстренного автопилота, возвращающего шаттл на «Ибис», и упал на пол.
*****
Даже после лошадиной дозы болеутоляющего, голова продолжала болеть. Кроме того, Кольцова мучила непрекращающаяся сухость во рту, которую он непрерывно заливал легким тоником — без особого результата.
— Просто потерпи, — сказал ему Фалсен. — Это всего лишь результаты отката адреналина. Организм постепенно восстановится сам, только дай время.
— А как же галлюциноген?
Фалсен отрицательно покачал головой.
— Никакого галлюциногена не было. Я прогнал и воздух с шаттла, и вашу с Монтезом кровь через все мыслимые и немыслимые тесты. Все чисто, как стеклышко.
— Но мы же чем-то отравились!
— Нет.
Кольцов недоуменно уставился на него.
— То есть как, нет? А что же тогда с нами приключилось?
Фалсен вместо ответа нажал на пару клавиш. На большом экране в кают-компании появились два изображения.
— Узнаешь?
Кольцов присмотрелся.
— Какая-то ментограмма. Я не очень в них разбираюсь, это больше по части Монтеза, но похоже на ментограмму этого местного… Тлайна. Который рассказывал нам всякие небылицы. А это, — он показал на второе изображение, — ее точная копия. И что это означает?
Фалсен вздохнул.
— Дело в том, что это не копия. Слева действительно ментограмма Тлайна, а вот справа… Справа ментограмма, которую я буквально час назад снял с Монтеза.
Кольцов так и замер с открытым ртом.
— Подожди, подожди, — наконец сказал он. — Ты что-то путаешь. Даже я знаю, что одинаковых ментограмм не бывает. Это как ДНК или отпечатки пальцев… Даже еще надежнее. Особенно если увеличить детализацию. А ты?…
— Уже, — кивнул Фалсен. — Я так же не поверил своим глазам, и прогнал через центральный процессор. Совпадение 100%.
Кольцов вдруг вспомнил безумный дикий взгляд Монтеза, перед тем, как тот на него напал.
— Выходит, что это правда, — медленно произнес он. — Тлайн не врал и не рассказывал местные причудливые верования. Наездники действительно существуют, и один из них сейчас оседлал Монтеза?
Фалсен улыбнулся, хотя особой радости в этой улыбке не было.
— Нет, никаких благодетельных Наездников, заботящихся о благе бывшей колонии, конечно, нет. Хотя бедняге Монтезу от этого не легче…
— Тогда что?
Фалсен нажал еще одну кнопку. Изображение на экране сменилось. Еще одна ментограмма.
— Это твоя, — пояснил Фалсен. — Ничего не напоминает?
Кольцов смотрел на экран, не желая пускать в мозг жуткую догадку. Поняв его состояние, Фалсен вернул одну из ментограмм-двойников на экран рядом с ментограммой Кольцова.
Все-таки, несмотря на заметное сходство, ментограммы были разными. Похожими, но разными.
— Значит, я… Не заражен? — спросил Кольцов. — Или не до конца заражен?
Фалсен снова улыбнулся, уже добродушнее.
— Ну и термины у тебя. Но, в общем-то ты выразился почти точно. Ты сумел сохранить свою индивидуальность. Наверное суперличность не сразу взялась за твое исправление, и ты успел уйти за пределы ее влияния.
Кольцов непонимающе уставился на него.
— Суперличность?
—- Ну, это термин, который мне пришлось изобрести для того, что мы посчитали жителями бывшей колонии. Конечно, это пока только гипотеза, но мне кажется, что я угадал. — Фалсен посмотрел на ментограммы. — Я полагаю, что вы с Монтезом действительно подверглись ментальной атаке, но не со стороны мифических Наездников, а со стороны коллективного разума, в который объединены все люди на планете. Подумай сам, — продолжил он, кивнув совершенно обалдевшему Кольцову. — Нас поразило, что колония словно заморожена в своем развитии, хотя ее технологический уровень должен был бы подразумевать весьма энергичную экспансию. Словно у нее есть какой-то невероятно мощный стабилизирующий фактор, удерживающий ее в неизменном состоянии. Если предположить, что это коллективный разум, стремящийся исключительно к самосохранению, эдакий ментальный иммунитет, то все сходится.
— Но мы разговаривали с Тлайном! Он вел себя и разговаривал, как вполне самостоятельная личность! И он искренне был уверен, что наше прибытие не понравится Наездникам, потому что мы нарушаем стабильность… — Кольцов вдруг оборвал себя на полуслове. — О, черт…
— Вот именно, — кивнул Фалсен. — Наверное, некоторая автономность составляющих этой суперличности тоже важна для поддержания статус-кво. И сами они, конечно, не сознают, что являются частями чего-то большего, как этого не сознают отдельные клетки нашего мозга, например. Возможно, и сама суперличность не осознает себя, включаясь только когда что-либо угрожает ее существованию. Отсюда все эти странные и порой ужасные поступки якобы под влиянием Наездников, хотя на самом деле сами части суперличности принимают эти решения, когда возникает общий консенсус. Эдакая подсознательная адхократия, так сказать. Но вместе с тем я готов поспорить, что если снять ментограммы у всех жителей планеты, они точно так же совпадут между собой. Просто на них записана сразу ВСЯ суперличность, понимаешь? Но каждая живая единица использует только частичку этой личности для создания своей индивидуальности.
— А как же Монтез… Я?
Фалсен вздохнул.
— Я думаю, суперличность сначала оценивала вас… Пыталась понять, что вы такое. А потом попыталась «перезаписать» вас. Наверное, она приняла вас за какие-то неисправные единицы… Увы, похоже в случае с беднягой Монтезом ей это удалось.
— Думаешь, он не… — Кольцов не смог заставить себя закончить вопрос.
— Не знаю. Ты начал приходить в себя довольно быстро. Не думаю, что ментальное поле суперличности, или что это такое, в общем ее радиус влияния простирается далеко. На самом деле его можно оценить довольно точно: по тому, насколько расселились его части. До орбиты оно точно не дотягивается. Но я снимал ментограмму с Монтеза уже несколько раз… Никаких изменений.
Кольцов с ужасом посмотрел на Фалсена.
— То есть он теперь… Не он? Эта суперличность как бы записала себя в его сознание, стерев все, что существовало прежде? Убила Монтеза?
— Не совсем. Вспомни — все ее части на планете обладают определенной долей индивидуальности… И Монтез тоже ее сохранял, когда нападал на тебя, будучи уже «перепрограммированным». Можно только надеяться, что вдалеке от основной суперличности Монтез полностью восстановится. Время покажет. — Фалсен снова вздохнул. — А пока придется поместить планету в жесткий карантин, до тех пор, пока мы не выясним, каким образом части суперличности связываются друг с другом.
— Но как это вообще возможно? Как обычные люди могли превратиться в… Это?
— Это тоже еще предстоит выяснить. Я кое-что нашел в архивах. Здесь была не просто колония, а научная база. Изучали местную биологию, и, почему-то физику. Квантовые эффекты и все такое. Может, это как-то связано, но тут уже надо разбираться специалистам.
Кольцов чувствовал, что, несмотря на все ошеломляющие новости и возбуждение, у него начинают слипаться глаза. Ему надо было отдохнуть, поэтому он извинился и ушел к себе в каюту, оставив Фалсена в одиночестве сидеть перед экраном с ментограммами.
Засыпая, он уже не заметил, что запоры на дверях его каюты сдвинулись и были наглухо заблокированы с центрального пульта управления.
Фалсен не хотел лишний раз рисковать.
*****
Тлайн непонимающе уставился на Блюстителя Воли.
— Но я же прекрасно все помню! Даже надпись на борту: «Исследовательский корабль «Ибис». Земля». Он стоял прямо здесь, под окнами! В самом центре площади.
Блюститель снисходительно улыбнулся.
— Тлайн, мы не знаем, зачем Наезднику это понадобилось, но можно не сомневаться, что у него были свои причины на то, чтобы продемонстрировать тебе эту историю. Возможно, это какой-то тест. Многие Блюстители сходятся на том, что у Наездников есть какие-то особые планы на тебя, Тлайн. В каком-то смысле я тебе даже завидую. — Блюститель кивнул в сторону двери. — Но неужели тебе не хочется вернуться к семье?
Тлайн окончательно растерялся.
— А как же переселение… Восстановление после убийства? То есть я хотел сказать — после ликвидации? Ну, которую я провел во время Сеанса?
— Какой ликвидации? — Блюститель посмотрел Тлайну прямо в глаза. — Тлайн, во время Сеанса ты сначала два дня стоял неподвижно на площади, глядя в одну точку, а потом пришел в Совет и начал рассказывать эту свою фантастическую историю про визит Прародителей, после чего упал и уснул прямо там. Они сами тебя сюда принесли. Ты хочешь сказать, что Наездник показал тебе что-то еще, о чем ты еще не рассказал?
Тлайн открыл было рот… И быстро закрыл его.
— Нет, — сказал он. —Думаю, это просто был кошмарный сон. Все-таки первый сеанс в моей жизни, да еще такой продолжительный… Наверное, я перевозбудился.
— Такое случается, — кивнул Блюститель. — Не переживай, все лишнее скоро забудется. А твоя история… Нам еще придется поработать, чтобы понять, что она означает, и что Наездники хотели нам сообщить. Но это уже наши проблемы, а сейчас... семья тебя ждет!
Тлайн попрощался и вышел из кабинета Блюстителя. Спускаясь по лестнице к выходу из Дома Контроля, он нащупал в кармане изящный приборчик с маленьким экраном и несколькими кнопками, который он украл на корабле Прародителей. Один из них, по имени Монтез, сказал, что этот приборчик может передавать информацию на большие расстояния. Даже к другим звездам, если там есть мощный приемник.
Надо будет изучить его как следует, и поэкспериментировать. Но делать это надо будет осторожно, чтобы никто не узнал.
Стабильность — важнее всего.