Войцех Яворский
Сидим в центре «Металл», каждый за своим компом со своей личной розеткой. Пьем капучино из местной кафешки и работаем… Вернее, Мари реально работает – комп её основной инструмент наряду с фотоаппаратом, я же «дуркую» и вынужден обращаться к человечеству, которое пока мне доступно с потоком мыслей, которые не сдерживаются по-настоящему насущными делами…
У нас в мастере вырубили электричество – видимо надолго, так как «понаехавший гастарбайтер» не внял указам своего прораба и углубился в подасфальтное пространства на запрещенную глубину – и кабель приказал долго жить… Видимо до завтра, когда другой гастарбайтер со своим прорабом не придёт на помощь…
Без электричества нет инструментария для дизайнерства, а мне для осознанного елозанья кисточкой по холсту нужно прототипное фото, которое тоже живет в компе.
Так что мы ретировались к общественному электричеству. Мари трудится, а я, обретший эскизное фото, остался лишён возможности работать на холсте, не тащить же двухметровый холст в общественное пространство – хотя я бы с удовольствием на это пошёл, но у местной администрации нет таких опций в предоставляемых услугах.
Так что я остался наедине со своими мыслями… А может и вовсе с аппаратом их вырабатывающим.
Можно было его вовсе отключить, погрузившись в сон или в медитацию, но трудящаяся Мари делала такой поступок верхом эгоизма.
Редактировать пьесу «7 Поводов совершить преступление» откровенно лень – представляете себе каких мучений стоит перенесение событий этого шедевра из русской деревни на американское ранчо, а всю историю из современно России в американские глубинку и Вашингтон. Сделать это рано или поздно придется, но хотелось бы хотя бы какого аванса судьбы – мол делай давай и твои старания будут вознаграждены реальной постановкой на театральных подмостках. А это пока не маячит в перспективе никак. Так что увольте…
Можно было бы устроить себе вечер просмотра какого-нибудь сериала, но я забыл взять наушники, а мешать Мари криками и воплями каких-нибудь американских бандитов не хотелось бы.
Так что, лишённый трёх любимых занятий – рисования, сочинительства художественных или кураторских текстов, и обречённый на общение с компом, я решил предаться потоку сознания – авось куда-то меня и вынесет.
Я не кришнаит, поэтому просто радоваться жизни, наевшись просада, к сожалению, не умею, хотя абсолютное приятие жизни, не позволяет предаться унынию и погрузиться в жалость к себе. Тем более, что за одним исключением, мне все приносит радость, а одно исключение, как говорится, только подтверждает правило.
Да, надо признать, что я полностью являюсь продуктом европейской культуры, так что приведение себя в гармоничное состояние Сатори, требует от меня нешуточного усилия для отказа постижения мира через ментальные построения и, что ещё хуже, замену Просветления Катарсисом. Куда легче пытаться понять и принять рваную действительность, в которой обязательно присутствуют дуализм и неоднозначность. Сами понимаете, что люди черно-белого мышления, отказывающиеся принять не то, что разноцветность реальности, но обвиняющие своих визави в склонности видеть во всём третью – неоднозначную сторону, изначально чужды мне по своей сути.
Ну так вот – наслаждаться красотой бабочки, мне мешает понимание скоротечности её жизненного цикла, вредительство её пищевого рациона, и гастрономической привлекательности для пернатых. Поэтому мысли мои неумолимо влекут меня к критическому взгляду на любые проявления человеческой деятельности и предъявление «гамбургского счёта» всему и вся…
Начну с самого себя – не потому, что во мне бродят прокисшая отрыжка русской интеллигентности, я не чувствую вины перед народом, не воспринимаю власть, как абсолютное зло, не хочу менять миропорядок по лекалам высшей справедливости, а потому, что пускать критические стрелы в любые аспекты человеческой цивилизации и культуры моё любимое занятие – этакий способ или попытка улучшить породу сапиенсов.
Как мне однажды сказали, в своих картинах и проектах я слишком раскрыт и жёсток… Наверно тоже самое можно сказать обо всех моих социальных проявлениях, хотя, в последнее время я заметил, что стал ходить со сжатыми в кулак руками, причем со сжатым в нём большим пальцем – одним из психологических признаков закрытости. Однако по даосской стратегии жизни, абсолютная открытость есть лучший способ скрыть глубинные сущностные императивные взгляды.
Как ни парадоксально или, наоборот, примитивно, но моё желание критиковать исходит из осознания необходимости совершенствования. А равнение на совершенство заставляет выставлять повышенный счёт, безжалостно отсекая любые проявления слабости. Это, конечно, вызывает многие проблемы – например, как ходить на культурные мероприятия (выставки, концерты, спектакли и прочее), если один фальшивый жест артиста, па танцора, линия или мазок художника, сломанный ритм в тексте – могут напрочь отравить впечатление? Но, ведь мы не аплодируем «криворукому» сантехнику, так почему должны прощать непрофессионализм творца?
Однако насколько легче судьба писателя супротив художника. Первому достаточно написать достойную рукопись, которая «не горит», а далее в дело вступают институции призванные донести труд литератора до глаз и рук читателя. И институции эти в России хорошо выстроены – издательства, типографии, книжные магазины, библиотеки и цифровые ресурсы…
А теперь представьте себе того же уровня художника… Если он не вписан в государево «слово и дело», не приближен к богатому меценату, то его многомесячный труд (не одна рукопись, а множество рукотворных артефактов), требует специального пространства, его дизайна, профессионального пиара (это при крайней слабости культуртреггерских СМИ), и, наконец, грамотного вернисажа, целиком ложится на плечи автора. Поэтому увидеть, по-настоящему сильный проект, это счастье – не частое, как редкоземельные металлы на просторах Земли.
И тут, очевидно, надо сказать о моем понимании качества произведения искусства – так сказать, разложить все ингредиенты по полочкам и взвесить на оценочных весах. Для чего это нужно? Очевидно, для оправдания моей страсти к критике. А то можно легко превратиться в Чернышевского из анекдота, который на слова о своей профессии – мол, кто-нибудь что-нибудь напишет, а он критикует, получил соболезнование от кучера – «Вот же говна какая»!
Очевидно, что печься о качестве культуртреггерских месседжей глупо, так как все равно все зрители ориентируются только на свой вкус, на который нет суда… Но, что тоже очевидно, меня гложет жажда о чистоте идеи и её воплощения, так как во мне сильна цеховая ответственность.
Вообще, проблема вкуса и качества любого произведения искусства является их «Ахиллесовой пятой». Практически любой артефакт может иметь маленький «изъян» даже, если его нет. Однако даже повышенная «мягкость» претензий к качеству современного искусства не позволяет закрыть глаза на очевидную его «слабость» в сравнении с шедеврами всех периодов Ренессанса и его послевкусия, растянувшегося до 19 века.
Странно, но это уже профессиональный недуг – могу простить криво забитый гвоздь в стене, но к картине, висящей на нём только «Оренбургский счёт», говоря по-русски!
Кстати, мы опять сидим в «Металле», так как сегодня восстанавливают основной городской кабель, соединяющий наш PLOTKINART с социумом. Здесь супер-пространство, но явно не хватает инсталляций и ready-madeкартин Виталия Мельничука. Все-таки насколько дизайн бескомпромиссно победил искусство. И это при том, что последнее в 20 веке из кожи вон лезло, чтобы быть «на коне». Столько было брошено сил на то, чтобы соответствовать новому революционному времени, которое при всех романтических бреднях, свелось к переходу от мелкобуржуазного консерватизма во всём к удовлетворению запросов общества потребления.
Конвейер в производстве, уничтожение универсального мастерства, скатывание к непритязательному фаст-фуду, ускорение ритма жизни – всё это не могло не сказаться на культуре, которая стала более демократичной в самом плохом смысле этого слова. Требование «хлеба и зрелищ» превратилось в потребление на уровне Макдональдаса (в лучшем случае) и суррогатного искусства «настенной категории».
Художники перестали «говорить с Богом» - теперь надо удивить зрителя, потрафить вкусу обывателя или встать на сторону власти и денег. Самое печальное – это когда автор честен перед собой и миром, но причиной и поводом для творчества у него становится некий дефект в коммуникации с обществом или с самим собой. И не обязательно быть верующим, то есть принадлежать к сообществу посвященных в «промысел Божий», достаточно соответствовать трём вопросам – «Кто мы, откуда, куда идём»! В наше время есть соблазн излишне социализироваться-политизироваться, чем страдает, например, Марат Гельман с его ядерным грибом и косным пользованием возможностями ИИ – это путь галимого Арт-пропагандиста той или иной идеологии, что в момент выводит автора за пределы контекста искусства, даже в его современной форме. И всё потому, что художник-ли, куратор-ли превращается в арт-политтехнолога, кем Марат и иже с ним и являются.
Кстати, необходимость в яркой талантливой политической пропаганды я не отрицаю – просто каждому овощу свой ящик.
Мари, которая трудится над очередным заказом, сидя за моей спиной – высококлассный дизайнер – я точно знаю, что, если поставить перед ней задачу создать рекламный плакат или макет павильона в стиле искусства любой эпохи, она сделает это блестяще и её детище будет гораздо в большей степени соответствовать критериям современного актуального искусства, чем мучительные старания подавляющего процента художников. Почему? А потому, что это суть современного актуального искусства – быть современным, то есть отвечать запросам времени, быть актуальным, то есть говорить о насущном и быть художественным, то есть использовать обобщающий язык визионерства. А почему это все-таки не будет именно Искусством? А потому, именно, что этот артефакт будет играть чисто функциональную роль – суть дизайна, в нём будет отсутствовать диалог с «Abwoon d'bwashmaya…»
Есть ли какие-то естественные ограничения в разнообразии форм, которые допустимо использовать при создании современного произведения искусства? Ответ манифестирует себя в самом вопросе – «разнообразие форм» подразумевает в себе бесконечные интерпретации художественного языка. А какая опасность сокрыта в этом вселенского размера Хаосе – как ни странно – это самое многообразие и является «подводным камнем или скрытым порогом», потому что искус полностью отдаться поиску новизны, воспринимая себя Демиургом – самый приятный и лёгкий способ самоидентификации себя художником.
Но это так далеко от Возрожденческого универсализма, а только он и является той лакмусовой бумажкой, которая выявляет глубинную суть Искусства и Культуры в целом.
Дмитрий Плоткин