Я родилась 7 июля 1960-го в Одессе, в седьмом роддоме, и к вечеру — ровно в семь. Красиво звучит, правда? Семь — семь — семь. Будто жизнь с самого начала подмигнула: «У тебя всё сложится».
Родители верили в это больше меня. До меня у них рождались дети и уходили почти сразу — и когда я выжила, меня берегли, как хрусталь. Мама — учительница, отец — рабочий, простой портовый человек.
Дом был самый обычный, но любовь — в избытке. Когда сегодня мне шестьдесят пять, я понимаю: никаких гарантий в семёрках не было. Были люди, которые очень хотели, чтобы я жила. Это и есть мой «счастливый знак».
Первый билет до Москвы: думала за любовью, оказалось — за профессией
Мне было шестнадцать, когда я влюбилась в тридцатилетнего актёра московского экспериментального театра. Никакой драмы тогда не чувствовала — только ветер в спину: я же «влюблённая навсегда». Махнула в Москву, моталась на самолёте, жила ожиданиями.
А потом жизнь, как всегда, выбрала простое слово: «нет». Зрелый человек оказался просто человеком — со своим характером, лёгкостью в отношениях и моей подростковой романтикой, которая ему была ни к чему.
Так я вышла из самолёта и… зашла в ГИТИС. В прямом смысле: поднималась по пожарной лестнице смотреть, как поступают «настоящие», а меня увидели, позвали — и я решилась.
Позже училась у Людмилы Касаткиной и Сергея Колосова, окончила ГИТИС в 1983-м. Кажется, в тот день я впервые повернула из чувства — в дело.
Мэри Морстен: вспышка, которая осветила путь
На курсе мне завидовали «по-тихому»: молодой маме дали шанс — пробы у Игоря Масленникова на «Сокровища Агры». Я приехала невыспавшаяся, путалась в словах — и всё равно меня утвердили.
В двадцать три я стала Мэри Морстен и на секунду узнала вкус узнаваемости. Но вспышка — это не солнце. Экран согревает недолго, а жизнь требует каждый день подбрасывать дрова.
Как в дом вошла измена
В двадцать я вышла замуж за Владимира Мишина, профессора математики, старше меня на двадцать лет. Родилась дочка Ксюша. По будням муж оставался с ребёнком, чтобы я могла учиться и сниматься, а по выходным исчезал в весёлой компании.
Я тогда верила людям по умолчанию — и ошиблась. Нашу семью разрушали не только мы вдвоём. Женатые друзья Володи водили любовниц «к себе и заодно к нему», устраивали свидания прямо в нашей квартире.
Я это видела: один из друзей, Леонид Эйдлин, изменял своей супруге Ирине Муравьёвой у нас дома — и это стало «нормой» в их кругу. Когда я поймала мужа с чужой женщиной в моём халате и тапочках, точка поставилась сама.
Мы разменяли жильё, я ушла с дочкой в маленькую «однушку» у «Щукинской», скиталась по съёмным, держалась на пробах и редких работах. Обида была ядреной, но работа — противоядием.
Работа вместо жалости
Меня спасло знакомство с Анатолием Эйрамджаном. Сначала эпизоды в «Бабнике» и «Женихе из Майами», потом — главная роль в «Третий не лишний».
Мы работали в темпе, без пафоса: он ценил во мне «обычную» живую женщину, которой веришь.
Когда в 2005 году он уехал в США, моя траектория сбилась: в профессии тоже бывают моменты, когда человек, который тебя «видит», исчезает — и ты снова доказываешь, что существуешь.
Потом в моей жизни появился богатый, свободный мужчина. Он ничего не обещал — сказку придумала я. Я забеременела и решила оставить ребёнка. Из роддома меня не встретил никто.
Меня встретила реальность: мама, папа и десятилетняя Ксюша, которые вместе со мной поднимали маленького Феликса. Позже его отец всё-таки стал с ним общаться и помогать — жизнь редко чёрно-белая.
Но тот день, когда я везла младенца домой одна, помню до слёз: невыносимое чувство ненужности — и рядом малыш, которому нужна только ты.
Сериалы как спасательный круг
Когда кино рассыпалось на эпизоды, меня вытянуло телевидение: «Люба, дети и завод…», «Моя любимая ведьма», «Доктор Тырса», позже — «Папаши», «Сваты», «Серьёзные отношения».
Кто-то скажет: «Это не роли, а подработки». А я скажу: в шторм подработки держат тебя на плаву лучше, чем мечта о крейсере.
2013: год, когда рухнуло всё
Есть годы, которые прожигают память. 2013-й — такой. Умер мой муж. Сын сорвался с наркотиками и попал в психиатрическую больницу.
Я рассказывала об этом в «Судьбе человека» — плакала в прямом эфире, потому что иначе не получалось: в тот момент мне казалось, что жизнь кончилась.
Когда-то мы жили впроголодь, но были вместе, и я была нужна. А потом — тишина в квартире, где даже собака больше не встречает у двери. «Психушка» — слово грубое, но за ним страх матери, которая не знает, как вытащить взрослого ребёнка из воронки.
Я лечила Феликса от зависимости не раз — и в этом тоже моя вина и моя боль: где-то не дожала, где-то недолюбила, где-то перепутала строгость и усталость.
Дочь меня ненавидит
Про дочку. Это не заголовок — это реальность, проговоренная мной в эфире. Она действительно сказала, что ненавидит — «недолюбила, мама». И я понимаю, откуда это. Я долго была человеком «выжить любой ценой»: на мне лежали больная мама, глухой отец, маленькая Ксюша…
Нежности оставалось мало. А потом пришли вопросы взрослых: жильё, деньги, кто кому что должен. Ксюша надеялась, что я куплю ей квартиру так же, как помогла Феликсу; я решила иначе: у дочери была недвижимость от отца, значит, дом нужно обеспечить сыну.
Так я выбрала «арифметику справедливости», которая снаружи всегда выглядит как холодная бухгалтерия. И в этом тоже боль — потому что мама должна не делить, а любить.
Но иногда уставшая мама делит, чтобы дети хотя бы где-то могли закрыть дверь изнутри. Отсюда — «ненавидит» и наше молчание. Я верю, что мы справимся. Но сейчас честно: больно обеим.
В 2021-м на «На самом деле» пришла девушка, заявившая, что родила от моего сына. Телевидение любит чужие раны — их хорошо видно в крупном плане. Кончилось тем, что ребёнок оказался не от Феликса.
Осадок всё равно остался: когда твою жизнь раскладывают на карточки, ты становишься предметом. Я туда пришла не за рейтингами — защищать семью, как умею. И да, иногда это выглядит «пафосно». Но пусть лучше так, чем равнодушно.
Что спасает сейчас?
Честность с собой. Я не «жертва обстоятельств», я — человек, который принял много неправильных решений и несколько правильных.
Я по-прежнему актриса — даже когда не снимаюсь. Потому что быть актрисой — это слушать, замечать и каждую роль — даже самую маленькую — играть «всерьёз». А ещё — не бояться говорить правду, даже если она некрасиво звучит в заголовке.
Потому что за громкими словами всегда живой человек. Есть кадр с Мэри Морстен — и есть я, которая тащила на себе двоих детей, родителей, долги, съёмные квартиры, чужие студии, свои провалы, редкие радости.
И есть мой характер — может быть, прямой и неудобный. С годами я всё чаще выбираю не красивый кадр, а простое действие: позвонить, обнять, приготовить, довезти, оформить. И — не молчать, когда нужно просить о помощи.
Если вы когда-то полюбили меня как мисс Морстен — спасибо. Если запомнили меня из жёлтых строчек — тоже ничего, я переживу. Я не исчезла из своей жизни.
Я в ней есть. И буду — с семёрками в свидетельстве, с ошибками, с детьми, с надеждой, что однажды мы с Ксюшей улыбнёмся одной улыбкой — без старых счётов. А сын… сын жив, учится быть трезвым. И это уже победа.
Этот текст - художественная стилизация под интервью, основанная на открытых интервью, биографических материалах и известных фактах про героя.
Если вам понравился данный формат, прошу поддержать 👍