Все рыжие бабы – шлюхи. Я чуял огни их голов издалека. Они как пульсация маяка для потерявшегося в тумане, как запах еды для голодного, как собачий лай для зверя – манили, будоражили, притягивали и пугали одновременно.
Эта была особенно, вызывающе рыжей: кожа фарфорово светилась, отражая лунный свет, а лобок полыхал так, что чуть-чуть и обожжёшься. Она орала громче мартовской кошки, а внутри горело адское пламя. Пахло сырым погребом, в колени впивались мелкие камушки: «Джинсы испачкаются», - мысль мелькнула и исчезла в красно-золотом мареве, я вцепился в бёдра, изо всех сил сминая тёплую кожу, чтоб стало больно. Когда шлюха начала кусаться, я совсем обезумел и потянул за волосы, слизывая капельки пота с шеи. Ладони скользили по гладкой коже, красные полосы горели на белом, я выкручивал шершавые соски, а она елозила животом по ледяному камню. От стонов звёзды плясали джигу и кровь бешено стучала в ушах, разгоняя ритм: «Ещё, ещё немного, да!»
- Ты просто зверь!
Вой разнёсся далеко, страха в синих глазах не было, только удивление:
- Пожалуйста,… - договорить она не успела, я впился в такую манящую плоть, наслаждаясь тёплой сладостью крови. Через четверть часа всё было кончено: тело остывало на плоской вершине, равнодушные звёзды холодно смотрели свысока, как я, оскальзываясь, сбегаю с холма, собирая грязь на рифлёные подошвы.
Я подцепил её в пабе, не помню, каком по счёту. Она мяукала в микрофон и терзала гитару, я глотал то, что прощелыга-бармен обозвал «настоящим ирландским виски, браток», но по запаху больше напоминало мочу его парализованной бабушки.
- Привет! – стул скрипнул под тощей задницей. – Ты ирландец?
Мне стало смешно, дождь из виски полетел в разные стороны.
- О да, детка!
- Тогда поцелуй меня на удачу, красавчик! – губы упали на губы, и я понял, кого сегодня трахну.
- У тебя соски встали, - я держал крепко, но дурочка и не думала отстраняться. – Ты уже потекла?
Вместо ответа она зашарила возле ширинки, царапая живот острыми коготками. Пора убираться. Я мог бы загнуть её прямо на стойке или в туалете, но лишнее внимание ни к чему. Мы свернули к холмам – а куда же ещё – там случилось то, что случилось, и об этом я не жалел ни минуты, только не об этом.
Я помню каждую рыжую шлюху, умершую подо мной, но они лишь месть победителям от проигравших. Я помню охоту и свиту, полёт и пьянящую силу свободы. Я помню и узкую ладонь короля на своём загривке, потому что моё наказание – память. Слова хозяина отпечатались, как клеймо на обратной стороне век:
- Ты лучший из гончих ужаса, - Оберин опустился на колени, упираясь высоким лбом в мой лоб. – Следуй за ними. Следи. Ты сможешь вернуться, когда захочешь.
Бесконечная любовь затопила сознание, опалила тело, очнулся я уже не собой, а двуногим и завыл от горя и беспомощности, только он лишь рассмеялся:
- Овцам нужна овчарка.
Тысячи лет я и мои названные братья и сёстры заперты в ядовито-зелёной тюрьме проклятого острова после того, как народ Дану проиграл людям и навсегда покинул холмы. Мы давно сошли с ума, каждый по-своему, мы почти поняли, за что наказаны, но ещё не приняли до конца, пытаясь найти решение.
Жемчужный рассвет едва забрезжил, когда зазвонил телефон. Если б я спал, то проснулся, но ночь охоты не подходит для отдыха.
- Доброе утро! – голос на том конце трубки нервничал.
- Что опять? – я успешно имитировал разбуженного начальника.
- Простите, в холмах обнаружен труп женщины, явно насильственная смерть. Без вас не обойтись, инспектор.
Демонстративно рыча, я нажал отбой. До приезда машины оставалось время на душ, жаль, что джинсы пришлось выбросить, новые сели слишком туго.
Молочный туман от края до края заливал улицу, машина вынырнула из него, как левиафан из морской пучины, ворочая фарами.
- Инспектор Морган О'Ши? – парню в едва исполнилось двадцать, и розовые уши забавно торчали из-под фуражки. – Курсант Падрик Хьюз к вашим услугам!
Он был весь такой свежий, блестящий пуговицами, туго перетянутый ремнями, что захотелось как следует поддать грязным ботинком в лужу, но я лишь пожал мягкую ладонь и сел.
- Вот это погодка! Никогда не видел такого тумана! По радио сказали, что несколько самолётов не смогли приземлиться.
- Да? А вылеты? – интересный расклад.
Он хмыкнул:
- Вылеты отменили тоже. Соцсети бурлят, как всегда.
- Давайте заедем, Хьюз. Сегодня должна была лететь моя … сестра, - заминки он не заметил.
- Но инспектор, вас ждут!
- Потерпевшая мертва, - я пожал плечами, - и не устроит скандал, в отличие от сестрёнки.
Парень сочувственно покачал головой:
- Тоже одолели родственники? Прекрасно вас понимаю, я старший, а всего нас четверо…
Поездка прошла под рассказы о семье Хьюзов, благо, болтуну не нужен был собеседник, хватало мычания и хмыканья в нужных местах.
Над аэропортом свистел и кувыркался ветер, угрожая оборвать провода:
- Подождите в машине, Падрик. Я быстро.
Причина непогоды была мне прекрасно известна: Морриган снова решила улететь.
Что будет, если бессмертных и почти всемогущих туата лишить дома, силы и свободы? Отними у каждого половину его сути и наблюдай из дивного края – кто из нас злодей, о светлейший король Ольх?
Ворона каркнула и проскакала боком по асфальту:
- Привет! – я поздоровался с птицей. – Надеюсь, сегодня мне не придётся бегать за тобой по туалетам для инвалидов?
Лаково-черный клюв приоткрылся в насмешке: «Посмотрим, братец!»
- Ничему жизнь не учит, да?
Я нашёл её в баре, где отвратительное пойло продавали по заоблачным ценам.
- Самолёт или текила? – помада размазалась и улыбка вышла жалкой.
- Пойдём домой, Морриган, - я присел на корточки: по кружевным колготкам бежала неаккуратная стрелка, а юбка криво задралась.
- Домой? – хохот отчётливо пах безумием. – Двери закрыты для нас, Морри, сколько бы трупов ты не сложил на холмах. Эй, этот парень – убийца!
- Не ори! – я оглянулся. Вроде, никто не обратил на выходку внимания. – Тебе не покинуть остров, даже если поставишь палатку на взлётной полосе.
- Может, я и не хочу улетать? Может, я хочу, чтобы они никуда не улетели? – её рука заметно дрожала, а черный лак на ногтях облез.
- Очень ново, - ноги затекли в одном положении. – Очень свежо. Пошли!
Она попыталась эффектно спрыгнуть с высокого стула, но зашаталась, задев пустой стакан, пришлось подхватить под локоть. Пахнуло вчерашними духами и бельём, я поморщился и задышал ртом.
- Не нравится? – Морриган рассмеялась. – А когда-то ты с удовольствием мне отлизывал, братец.
- Не я первый, не я последний, кто с тобой спал. Тех, кто избежал этой участи, явно меньше тех, кто всё же прикоснулся к прекрасному, - иронии она не заметила.
- Хочешь, отсосу прямо сейчас? Найдём укромное местечко, - хуже пьяной шлюхи только пьяная озабоченная шлюха.
- Не хочу, - я кое-как разжал пальцы, запихнул тушку в ближайшее такси и щедро переплатил чаевые. – Увидимся позже, Морриган!
- Я думал, сестра поедет с нами, - Падрик быстро спрятал телефон.
- Нет, так далеко родственный долг не распространяется. Погнали?
Он уже разворачивал машину, продираясь сквозь пробку.
Туман рассеялся, но плотные облака закрывали небо. Днём холм казался ниже и меньше: «Ты похож на лысого согнувшегося старика, дружище», - мысленно я ухмыльнулся: даже места стареют, но не мы. Однажды они исчезнут, а неблагие останутся, пока не погаснет солнце.
Тело увезли, жаль, внезапно мне захотелось посмотреть ещё раз на запрокинутое лицо в костре рыжих волос, на бледный живот и раскинувшиеся ноги, постоять над ней при свете солнца.
- Следов борьбы не было? – я сделал вид, что заинтересован.
- Нет, инспектор. Складывается впечатление, что девушка пришла добровольно, но не одна, очень натоптано.
- Личность погибшей установили?
- Беженка из Восточной Европы.
- Что-то много их стало.
- Она привезла дочь в госпиталь.
- Дочь? – удивление было неподдельным.
- Хотите поговорить с врачами?
Я не хотел, но кивнул. Рыжие бабы – всегда проблема, не могла просто сдохнуть, теперь разбираться с её отродьем. Вторым сюрпризом стало то, что мы приехали в больницу святого Джеймса.
- Откуда у иммигрантки страховка? – Падрик покачал головой.
- Скоро узнаем. Может, она дочь русского мафиози?
- Значит, ждите большие проблемы, шеф, - я ему не поверил, а зря.
Лечащий врач встретил нас в холле:
- Меня предупредили о визите гарды. Ужасно, это просто ужасно! Бедная малышка! Курс лечения начат, что с ней будет?
- Это дело социальной службы. Могу ли я с ней поговорить?
- Серафиме два года, даже не знаю, что ответить, инспектор. Вы допрашиваете младенцев?
Чёртова рыжая шлюха!
- А что с ней? Жестокое обращение? Травмы?
- Синдром мышечной атрофии. Мы называем таких детишек смайликами.
- Что это значит? – вмешался Падрик.
- Что малышка едва ли доживёт до первого юбилея, хотя мисс Горенко подписала согласие на медицинское вмешательство, терапия экспериментальная и результаты очень нестабильны.
Шлюха хваталась за соломинку, вот зачем нужна была ирландская удача.
- Я хочу увидеть медкарту, - слушать врача надоело.
- Вы будете искать родственников?
- Мы расследуем убийство, доктор. Сироты – не наш профиль.
- У социальной службы всё под контролем, - Падрик ободряюще улыбнулся. – Ремонт совсем свежий, да? Уютно.
Персиковые стены, рисунки, пальмы и диванчики – обстановка мало походила больничную. Я быстро листал карту: Серафима – гражданка Черногории, а Кэт – Украины, в графе «отец» - прочерк, оплата наличными в полном объёме.
- Шеф? – у Падрика кончились темы для светской болтовни.
Я вернул карту смазливой, хорошо, хоть не рыжей, девице и обернулся.
- Здесь всё. Спасибо, вы очень помогли, доктор! За мной, курсант!
- Нашли что-то? Зачем мы вообще поехали сюда?
- Откуда у беженки столько денег, причем наличными? – этот вопрос волновал меня мало, но Падрик заткнулся. – Давай в участок, может, ребята разузнали что-то ценное.
Ребята разузнали, что в забегаловке на углу акция на пиццу, в комнате воняло дрожжами и расплавленным сыром.
- Докладываем, гарда! – я внутренне усмехнулся, глядя, как меняются жующие лица: начальство в обед никто не ждал.
Ближайший сержант протянул мне кусок и отряхнул крошки с живота:
- Мы установили личность убитой.
«Не удивительно, у шлюхи в кармане валялся паспорт».
- Ещё нашли, где она жила.
«И ключ-карта гостиницы».
- Отель на Друри-стрит.
- Неплохо, «для жирных тупоголовых падди», - продолжил я мысленно. – Когда будет заключение патологоанатома?
- Обещают сделать побыстрее, в течение трёх дней.
«Если все начнут работать, то когда чесать яйца?» - я проглотил очередной мысленный комментарий и махнул рукой жующему Падрику:
- Вперёд, курсант, нужно осмотреть номер отеля. Продолжайте работу, орлы!
Орлы, похожие на откормленных индюков, гордо приосанились и продолжили уничтожать пиццу. Как-то Морриган, пока совсем не слетела с катушек, завела разговор:
- Зачем, Морри? – она потрепала волосы, и я отодвинулся: не люблю, когда гладят против шерсти.
- Ты о чём? – пальцы лениво теребили розовый сосок: трахнуть или уйти?
- Зачем ты возишься с людьми, если так их ненавидишь? – она сжала член. – Ого, опять?
Не опять, а снова. Лучше секс, чем глупые вопросы. Я одинаково ненавидел и людей, и туата, только люди смешные, а туата жалкие. Кто бы узнал в постаревшей Марле Сингер богиню войны, Госпожу Воронов? Она даже трахалась, как будто просила пару пенни на выпивку, заглядывала в глаза и тяжело дышала.
- Знаешь, в чём твоя беда, Морриган? – от вони грязных трусов и сигаретного перегара разболелась голова. – Ты не просто стала шлюхой, для богини это нормально. Ты стала плохой шлюхой, шлюхой, которой не веришь.
Я успел выбежать и захлопнуть дверь до того, как в неё врезалась бутылка, а ничего серьёзнее Госпожа Помоек не могла.
- С вами всё в порядке, инспектор? – похоже, я слишком глубоко погрузился в воспоминания. – Выглядите уставшим.
- Ночка выдалась горячей, как и девушка, - я ухмыльнулся. – А у тебя есть подруга?
- Я не создан для отношений, инспектор, - Падрик скроил серьёзную мину.
- Я тоже, дружище, я тоже! Но не считаешь же ты отношениями старую добрую случку для здоровья?
Вместо ответа он покраснел, а я расхохотался: обожаю провоцировать.
Гостиничный номер – плохая подделка под ампир – пах, как и все меблированные комнаты, дезинфекцией и одиночеством. Кровать, шкаф, кресло, стол, зеркало в овальной раме, старинный телефон для связи с портье – всё.
- За что дерут такие деньги? – Падрик снял фуражку и пригладил вспыхнувшую на солнце медную проволоку волос.
Я понял, почему его не любят девушки: тощий, длиннорукий, длинноногий, огненно-рыжий, с торчащими ушами и веснушками, он походил на эльфа с рождественских открыток – не секс-символ поколения точно.
- За антураж, курсант. Посмотри, что в шкафу?
На полках лежала детская одежда: кружева, розовый цвет и единороги. Ощущение, что сейчас начну блевать радугой, усилилось.
- Тут сейф, шеф!
Удивительная находка! Сейф в шкафу гостиничного номера.
- Попробуй четыре нуля или дату рождения дочери, двадцать первое марта.
- Откуда вы знаете? – замок щёлкнул, внутри лежали документы, в основном, на кириллице.
Я уставился на гербовые листы:
- Больше ничего?
- Нет, - Падрик выглядел разочарованным, наверное, ожидал найти чёрный дилдо и меховые наручники.
- Тогда подкинь меня до участка, курсант, и можешь быть свободен.
- А вы?
- А я займусь документами, как старший по званию.
Он обиженно засопел и вышел. Я, посмеиваясь, пошёл следом, но взгляд зацепился за куколку на тумбочке, рука машинально сунула её в карман, где-то сверху пронзительно зарыдал младенец.
Умытое небо радостно сияло синевой: проклятый богами остров, даже погода тут сумасшедшая! Обратная дорога прошла в молчании: Хьюз дулся, я думал.
- До завтра, курсант! – я хлопнул дверью и развернулся до того, как он ответил.
Дел, действительно, было не мало: отчёт, рапорт, опись вещей – рутина, но даже она лучше тупых шуток и сопения калек, которые по недоразумению называются коллегами. Я брезгливо копался в содержимом карманов и сумочки: лекарства, чеки, салфетки, потертый кошелёк, карты, монеты, фото пухлощёкого детёныша с глупо приоткрытым ротиком – наверное, Серафима в младенчестве. Мелочи, незначительные детали чужой жизни. За окном орали коты или дети – не разберёшь.
Я потёр горящие от напряжения глаза и встал. Лучшее, что придумали ирландцы – традицию двенадцати пабов, но слабаки практикуют такое раз в год, а я ежедневно.
Вечер, холодный и влажный, доверчиво тыкался в ладонь, как собачий нос. Я машинально пошевелил пальцами, и довольный ветер подхватил и бросил под ноги бумажку. Рассеянный свет фонарей дрожал, окутанный взвесью дождя. Я засунул руки в карманы – перчатки остались дома, но куколка лежала – и пошёл вперёд, чувствуя нехороший зуд на шее, как будто кто-то смотрел вслед.
Первый подвальчик походил на старушечий рот: коричневый провал двери, стёртые зубы ступеней, запах канализации внутри. Работяги грустили над кружками пива, вяло ругали футболистов, я же быстро влил в пасть безвкусный виски и сбежал от тоски и вони.
Из приоткрытых дверей второго слышались гитарное сипение и глухие удары барабанов. Спасибо, музыки хватило вчера.
- «Гиннес» с собой, - я бесцеремонно протолкался к стойке и буквально за грудки схватил бармена.
Выпью вместе с ночью, молчаливой и верной подругой, не её ли шаги за спиной? В ушах и правда стучало: то ли кровь, то ли барабаны, то ли бессонница.
В третьем пабе фанаты праздновали победу любимой команды, воняло потом и подкисшим пивом, куриными крылышками и горелым маслом.
Солодовый виски обжёг пищевод:
- Что морщишься? – лысый и бородатый здоровяк хлопнул меня по плечу. – Запей.
Он буквально сунул кружку эля мне в зубы.
- Да ты охренел! – глаза залило красным, я сплюнул и ударил в кожаное пузо, тугое, как футбольный мяч.
Лысый смешно засеменил спиной вперёд, замахал руками и сшиб с барной стойки кружки. Вскипела драка, загудели головы и зазвенело стекло. Веселье продолжалось, пока не завыли патрульные сирены. Я, пригибаясь, выбежал через черный ход: смешно нарваться на своих же.
За мусорными баками недовольно пищали: мыши делили добычу. Где-то плакала навзрыд женщина, всхлипывая и завывая. Какая-то фигура мелькнула слева, я обернулся и увидел белую вывеску. Меланхоличный бармен с африканскими косичками слушал блюз, скучая в одиночестве.
- А куда делась женщина?
- Женщина, сэр? – мелодично звенел лёд в стакане. – Вы первый посетитель сегодня.
Странно, я был уверен, что рыдания раздавались отсюда.
- У вас на удивление приличный виски, - напиток согревал, оставляя на языке аромат мёда.
- Спасибо, сэр. Дед был бы рад - это семейный рецепт.
- Был бы?
- Он умер месяц назад. Я тут новичок.
Я вышел и оглянулся, запоминая местечко. Жаль будет, если они закроются.
В темноте высоко, на одной ноте, визжала женщина.
- Хорошо, что рабочий день окончен, - я запахнул пальто. - Даже если пара Джонни убьёт пару Дженни, меньше их не станет, они плодятся, как кролики.
Ещё несколько пабов, и осьминог внутри ослабил хватку, я задышал полной грудью и улыбнулся. Чёрт с ней, рыжей шлюхой, чёрт с её отродьем, пусть горят в аду, где им самое место! Бледная россыпь звёзд мерцала сквозь облака, от кирпичной стены отделилась белая тень и поплыла ко мне, заунывно воя:
- Пожалуйста?
Я прыгнул, ловя зубами воздух, призрак замерцал и растворился, но через мгновение соткался вновь, протягивая неестественно тонкие руки:
- Пожалуйста…
Клокотание вырвалось из горла:
- Банши, довольно!
Существо, колыхаясь, кружило рядом, хаотично меняя лица.
- Хватит! Я помню их всех!
- Пожалуйста! – синие глаза, рыжие волосы, веснушки на носу – на меня умоляюще глядела вчерашняя дохлая шлюха. – Пожалуйста.
Я рванул воротник пальто, как будто ошейник, которого нет тысячи лет, но загривок помнил строгость ремня, помнил холёные руки, длинные пальцы, и шерсть, как и раньше, вставала дыбом: «Ты лучший из Гончих ужаса, - сказал Оберин. – Иди за ними, вернёшься, когда захочешь». Он опустился на колени, вынул золотую шпильку и воткнул мне прямо под рёбра. Я умер псом, а воскрес туата, неся острие ненависти. Выдернуть её оказалось проще простого, куда сложнее замахнуться и воткнуть иглу в лужицы тьмы на бледном лице – глаз у Банши не было.
- Просьба матери, - фея скорби улыбнулась и осела лёгким облаком тумана на асфальт.
- Прости! – я шлёпнулся на колени, джинсы намокли в грязи и противно липли к коже. – Я не хотел! Он не командует мной больше!
Где-то насмешливо каркали вороны, устраиваясь на ночлег в кронах деревьев. Я встал, отряхнул, как мог, штанины и побрёл вперёд: двенадцать баров – чудо забвения, как горшочек с золотом на конце радуги.
Похмелье – странная штука: внутренности как желе, из пасти воняет, но смешно от самых простых вещей.
Утро с начальником не располагало к шуткам, но в кабинете на батарее пахли вчерашние носки: «Жена опять выгнала? Давно пора втащить, чтоб не выпендривалась». Я вспомнил, как драл сучку под хвост, а она повизгивала и хрюкала – короткая встреча в одной постели, повышение в кармане.
Старик выглядел хреново: опухшие глаза, красные щёки, мятая рубашка, но держался:
- Морган? Рад видеть, - рука ощутимо дрожала. – Как продвигается расследование убийства эмигрантки?
Похоже, не только я вчера провёл вечер с бутылкой в обнимку.
- Пока никак. Зацепок никаких, в гостиничном номере пусто, документы из сейфа я передал аналитикам, они на кириллице. Дочери два года, ей уже занимается опека. Есть результаты вскрытия?
Шеф выругался:
- Эти криворукие уроды всё запороли. ДНК-анализ показал почти полное совпадение с собачьим.
Я не выдержал и засмеялся:
- Девушку изнасиловал и убил чёрный пёс?
- Конечно, а привёл туда лепрекон, чтоб показать свой горшок. Смешно тебе? А что в отчёте напишешь?
- Может, стая одичавших псов? Или у насильника дома живёт овчарка?
- Вот это и предстоит выяснить. Парнишка вчера обмолвился про отпечаток подошвы. Поторопился?
Я навострил уши и замер: какой парнишка? Какие подошвы? Потом дошло. Курсант Хьюз!
- Поторопился, сэр. Молодость.
- Да, я так и подумал, - старик махнул рукой, и я вышел.
Мне надо было проветрить голову и всё обдумать.
Море подставляло ветру морщинистую спину, ворчало и пенилось. Я шёл по мокрой гальке и думал о следах, видимых и невидимых. Волны слизывали отпечатки подошв, время стирало события, хороня под пылью веков даже самое важное. Раньше туата были почти богами.
Я расхохотался, подставив лицо ветру и солёным брызгам: сейчас мы герои чёрной комедии: алкоголичка, оборотень, нимфоманка, маньяк и призрак пытаются доказать папочке, что они не так плохи и вернуться домой. Хотя дом ли – Высокий чертог? Я никогда не был в Тени, мой родной край – зелёный остров с пологими холмами и глубокими долинами, окутанный лёгким шарфом тумана, напоённый морским бризом, где в зарослях живой изгороди стрекочут скворцы и пахнет клевером, Ирландия – навсегда во мне, Ирландия без людей.
Рот стянуло от ненависти, я сплюнул и увидел её. Чёрный мяч качался на волнах, блестящие глаза, прижатые уши:
- Шелки! – крик разорвал тишину.
Она посмотрела на меня тупым коровьим взглядом и нырнула.
- Шелки! – я замахал рукой. – Вернись!
У неё была красивая грудь, большая, мягкая, белая кожа матово блестела в свете луны. Я мог часами перебирать чёрные пряди: как будто сама ночь запуталась в моих пальцах. Луна качалась в облаках, я укачивал её в объятиях: гончий пёс и морская дева – разве эта история могла закончиться счастливо? Мы все искали разные способы покинуть зелёную тюрьму. Шелки выбрала море, и я понимаю: быть зверем – проще, чем пытаться остаться собой.
- Шелки! – обманчивый горизонт опустел.
Что-то хрустнуло под ногами: крупная чайка невидяще смотрела белыми глазами. Широко раскинутые крылья, раскроенная грудь, жёлтый клюв – я рассматривал мёртвую птицу, а она подпрыгнула, перевернулась и опустила голову на бок.
- Помни, - невпопад щёлкнул клюв. – Ты обещал.
- Да пошла ты! – я пнул тушку подальше в волны, развернулся и побрёл обратно.
Чёртова рыжая шлюха!
Я и сам не понял, как оказался у входа в больницу святого Джеймса, как будто кто-то заколдованными дорожками вёл к рыжей Серафиме.
Мы не встречались так давно, что я не сразу признал братца, тем более, что он сменил амплуа: вместо красного фрака и белых перчаток – полосатые штаны на подтяжках, вместо цилиндра – рыжий парик, только лаковые ботинки остались теми же.
- Здорово, Морри! – он схватил мою руку гигантской лапищей, сжал и тряс изо всех сил. – Как поживаешь, старина?
- Клурихон, - я кое-как освободил пальцы. – Неожиданная встреча.
- Да, ты не очень жалуешь наших, не приходишь в холмы, - он гнусно ухмыльнулся.
Проклятый карлик-извращенец, трахавший всё, что двигалось, а что не двигалось, двигавший и трахавший, подлый вор, шпионская крыса – список достоинств урода можно продолжать бесконечно. В последний раз мы встретились, когда в Дублине участились поджоги, почти сто лет назад. Он придумал являться во сне детям и уговаривать их танцевать с зажжённой свечой.
- Смешно же, ну? – тогда я ему здорово вмазал, сейчас бы не стал мараться.
- Что ты здесь делаешь?
- Напряги извилины, Грязный Гарри, ну, посмотри на меня, кто я?
«Наглый кусок дерьма», - ответ не успел прозвучать.
- Я больничный клоун, ну!
Брови полезли наверх и упёрлись в макушку:
- Кто ты?
- Смешу смертельно больных детишек.
- И они умирают ещё быстрее?
- Мрут, как мухи! Ну!
Давно надо было прикончить его, а не бедную Банши, золотая шпилька кольнула рёбра. С другой стороны – это всего лишь человечьи щенки.
Я махнул рукой и пошёл прочь.
- Тут есть одна рыженькая – пальчики оближешь! В твоём вкусе, ну!
То, что он говорит о Серафиме, я понял только в участке.
Курсант Падрик Хьюз дожидался меня в кабинете.
- Здравствуйте, инспектор!
- Привет, курсант! Чего-кого?
- Пришёл перевод документов. Мисс Горенко продала движимое и недвижимое имущество полгода назад и отправилась в турне по Европе.
- В турне?
- Она исполнительница фолк-музыки.
- Надо же, а пела на редкость хреново.
- Вы уже знаете, шеф?
Я понял, что спалился:
- Естественно, щенок. Зачем ей гитара в номере, дрочить можно и так.
Хьюз открыл и закрыл рот, покраснел до малинового, но спорить с начальством не стал. Хороший ирландец – тупой ирландец.
- Пошли к медикам, - я хлопнул парня по плечу. – Узнаем, как у них дела.
Про то, что утром сказал мне мой шеф, парню знать не нужно.
В морге воняло и было холодно. Трупорез повторил, что материалы испорчены собачьей шерстью, но Падрик настойчиво просил разрешения осмотреть тело.
- А в обморок не грохнется? – патологоанатом почему-то обращался ко мне.
- Не знаю. Если что, откачаете, - вольному – воля, да и взглянуть на шлюху ещё раз хотелось.
В определённом смысле мёртвой она стала даже лучше, по крайней мере не несла чушь и не лезла в трусы. Если б не зеленоватая бледность и шрам на лбу, делай, что хочешь, пока лежит на спине, спокойненько зажмурившись.
Шлюха села на каталке. Простыня упала, обнажив приплюснутые груди с чёрными сосками.
- Пожалуйста, Морган, - губы так и остались сжатыми, а голос шёл как будто прямо из распоротого живота.
Я ошарашенно переводил глаза с ожившего трупа на курсанта и доктора, но они увлечённо обсуждали характер повреждений и ничего не заметили.
- Какого хера тебе от меня надо?
- Ты обещал позаботиться о Серафиме, когда убил меня.
- Гонишь? – я нервно заржал. – Не было такого!
- Ты кивал, - упрямый труп продолжил настаивать. – Последнее желание матери.
- Что? – меня била настоящая истерика. – Я кончал.
- Я не хотела её, - женщина спустила ноги со стола. – Я никогда не хотела детей. Когда узнала, что беременна, едва не сделала аборт, но в Польше они под запретом, а потом было поздно, думала, рожу – оставлю, но когда увидела – не смогла. Серафима – ангел, её невозможно не любить, а болезнь – наказание мне. Не думай, я простила тебя, только пожалуйста, позаботься о доченьке.
Она подошла вплотную и легонько толкнула в грудь ледяным пальцем. Я взмахнул руками и ухнул прямо в пустоту.
- Инспектор?
Сфокусироваться получилось с трудом.
- Вы в порядке? – Хьюз сунул мне под нос ватку с нашатырём.
- Что случилось?
- Вам стало плохо внизу, пришлось вытаскивать. Как самочувствие?
- Я в норме, - если, конечно, разговоры с мёртвыми бабами и обмороки считать нормой.
Падрик смотрел недоверчиво, но не спорил.
- Ты увидел, что хотел?
- Да, инспектор, я полностью удовлетворил любопытство!
- Тогда опиши все догадки и через три часа рапорт мне на стол! – я грозно нахмурился, чтоб не расслаблялся.
Инициативных дураков надо держать занятыми, иначе они начнут думать.
Я успел выхлебать половину стаканчика гадкого кофе из автомата, когда зазвонил телефон.
- Алло? – цифры ни о чём мне не говорили.
- Привет, сладкий! – от медового голоса сразу свело скулы.
- Здравствуй, Ланнан.
- Эланна, дурачок, - она рассмеялась, словно зазвенели серебряные колокольчики в полдень. Теперь меня зовут Э-лан-на О'Ши.
- Какая редкая фамилия, - съязвил я.
- Твоя собственная, милый!
Не забыть бы сказать Падрику, чтоб никогда не женился на вампиршах, я женился, и зря, редкостная сука, хоть и блондинка.
- Давай встретимся в нашем месте? – продолжила она как ни в чём не бывало. – Есть разговор.
- А если я не хочу?
- Сучка не захочет, у кобеля не вскочит, - снова смех.
- Ты уверена, что правильно понимаешь пословицу?
- Вот и проверим! В полночь, где всегда. Slán!*
Не дожидаясь ответа, она бросила трубку, знала, что я приду, потому что если тебя зовёт Ланнан Ши, устоять невозможно.
Зачем фее грёз был нужен один бродячий пёс из своры гончих ужаса? Возможно, для коллекции, как охотники собирают рога и шкуры, она собирала души, но скорее всего она рассчитывала через меня добраться до Оберина и вымолить прощение, просчиталась, тварь с прогнившей душой и невинными синими глазами. Если кто и заслужил вечное наказание, то это проклятая кровососка.
«Наше место» - надо же, запомнила! Хотя я сам дебил, отвёл её на тот пляж, куда приплывала Шелки, пока не утопила на дне моря память о нашей любви. Ветер выл и кусал щёки, толкал в грудь, как задира в пабе: «Не ходи!»
- Прости, дружище! Надо.
Высоко в фиолетовом небе неслись рваные облака – когда-то, в прошлой жизни, там летела Дикая Охота: огненногривые кони, алоглазые псы, стальные всадники, светлоликий король – теперь пустота опрокинулась над головой.
От моря пахнуло влажным теплом. На валуне кто-то сидел. Молочные полушария грудей, мягкий живот, чёрные косы: Шелки! Нежно-розовый сосок облизывала Ланнан, меня затошнило, но оторваться от зрелища я не мог. Их волосы – лунный свет и ночная тьма – смешались, дыхание становилось всё чаще, переходя в стоны.
- Ты пришёл вовремя, милый, - Ланнан хищно улыбнулась алыми губами. – Мы только начали играть.
- Не думал, что тебя привлекают животные, - Шелки не до конца сбросила шкуру и пышные бёдра переходили в ласты.
- А тебя? Волны напели, что когда-то ты был от этой кошечки без ума.
Проклятая кровососка!
- Что ты хочешь? – я закрыл глаза, чтоб не видеть длинные пальцы, скользнувшие между ног Шелки.
- Я хочу уйти, - ответ обескуражил прямотой.
- Дура, это невозможно, если не хочешь жрать сырую рыбу и скакать в море, как она, - я кивнул на извивающуюся тюлениху.
- Она? Разве она ушла, милый? Она здесь, как я, как Морриган, Клурихон, Пак. Зачем ты убил Банши?
Проклятая всезнающая кровососка!
- Удивлён? Да, я многое знаю, и про девочку тоже. Я с самого начала чувствовала, что Оберин дал тебе ключ, и наконец-то поняла, как им пользоваться.
- Девочку?
- Клурихон видел тебя в больнице Святого Джеймса, - она неистово целовала Шелки, сжимая грудь.
- А это при чём?
Ланнан провела языком до живота:
- Не придуривайся, милый. Я раскусила тебя! Ты нашёл девчонку, чтоб принести её в жертву и открыть проход на Теневую сторону, а нас бросить здесь.
Я потёр переносицу:
- Ты бредишь. Если б холмы открывала кровь людей, мы бы давно ушли.
- Это не просто человеческий ребёнок! Она родилась весенним равноденствием!
- Ударилась в неоязычество? Крутишь колесо года?
Забытая Шелки легонько укусила любовницу за щёку, не понимая, почему та остановилась.
- Ай! – Ланнан дёрнулась. – Ты знаешь, когда завеса истончается. Завтра Самхейн.
- Вырезать тебе тыкву?
- Себе вырежи, ублюдок! – она оттолкнул ласкающуюся тюлениху и вскочила. – Прекрати паясничать!
- Остынь, детка! – я выставил вперёд руки.
- Морган, давай начистоту: я так больше не могу. Я тут больше не могу. Я хочу домой!
Она завыла, запрокинув голову так, что шея неестественно вытянулась. Шелки замерла и испуганно заскулила.
- Что тебе надо от меня? – я внезапно устал от этого фарса, ноги стали ватными.
- Ты можешь вернуть только нас двоих, да, - она оживилась. – Это и правда потрясающая идея! Только мы, остальных – в пекло!
Шелки жалобно выдохнула и осела, когда острые клыки впились прямо в шею. Я заставил себя досмотреть до конца: как дёргаются руки, как стекленеют глаза, открывается рот – прощай, любимая! Я тебя не сберёг.
- Хочешь? – она повернула испачканное в крови лицо.
- Нет, - пришлось сглотнуть, чтоб не вырвало.
Проклятая кровососка! Ненависть заморозила внутренности, но заставила, наконец-то, подумать. Оберин знал всё заранее, а я дурак, что спорил с ним.
- Дорогой, ты что, расстроен из-за неё? – Ланнан подняла тело Шелки – свежая кровь делала её невероятно сильной – и выбросила в море. – Она же почти животное!
- Я помогу тебе, Ланнан. Завтра, полночь, холм, - говорить мешало горе, комом вставшее в горле. – Прощай!
- Slán agat,** милый!
Я вернулся домой и до утра просидел, уставившись в бормочущий телевизор. Ледяная пустыня внутри росла и ширилась, скручивая в тугой узел то, что люди назвали бы душой. Уже в восемь утра я был у дверей больницы Святого Джеймса.
- Мне нужно увидеть пациентку, - испуганная медсестра пыталась дозвониться врачу.
- Вы решили навестить Серафиму?
- Появились новые детали, доктор.
- Пойдёмте! Сейчас у них завтрак.
Детское отделение напоминало океанариум, а за стеклянными витринами сидели диковинные рыбки человеческой породы: маленькие и постарше, яркие, абсолютно нездешние. Рыжие волосы я заметил издалека, как костёр, как маяк, как зов.
- Привет, Серафима! – доктор наклонился вперёд и потрепал крошечные пальчики, девочка улыбнулась, и лёд внутри взорвался.
- Мама? - она показала на меня.
- Серафима всё время зовёт мать, сердце разрывается слушать! – он прикрыл глаза.
- Привет! – я опустился на колени, чтоб заглянуть в прозрачно-синие глаза. – Надо куклу?
- Мама! – девочка рассмеялась и прижала к животу игрушку.
- Тогда уж папа, - я улыбнулся в ответ.
Врач осуждающе покачал головой:
- Зачем вы так? Дети всё понимают, а вам смешно.
- Мне совсем не смешно. У Серафимы есть шанс выздороветь?
Он опустил взгляд.
- Ясно, - я поднялся с колен. - Я хочу удочерить Серафиму. Она заслуживает счастья.
В воротах мы снова столкнулись с Клурихоном, нацепившим наряд Человека-паука.
- Не все герои носят плащи? – я выдернул руку, пока её не расплющило.
- Не все герои кончают на героине, ну! - он заржал, скаламбурив. – Привет от Эланны!
Проклятая кровососка!
- Следишь за мной?
- Друг, ну! – он укоризненно взмахнул руками. – Просто хочу помочь. Как ты справишься один?
- Не переживай, как-нибудь.
- Вечером буду нужен?
«Ты нужен, как на хер триппер», - подумал я, но вслух не сказал.
- Я сам. Увидимся на холме.
- Бывай, брат! Ну! – он ушёл, подпрыгивая и вихляясь.
Одного меня не оставят, я бездумно менял направление, но везде чувствовал взгляд в затылок. Дома становились всё более ветхими, а музыка и голоса громкими, когда я всё же увидел её: серую ворону.
- Пасёшь меня?
Мы остановились около помойки, расползавшейся, как спрут, по земле.
Птица наклонила голову, прислушиваясь.
- Не бойся, Морриган, не обижу, - я сунул руку в карман, нащупав остатки пиццы. – Будешь?
Она смотрела на кусок недоверчиво, но голод пересилил страх.
- Вот так! – ворона подпрыгнула и схватила засохшее тесто. – Ещё?
Крыса молнией вылетела из норы, свернула птице шею и, ворча, утащила добычу.
- Все хотят кушать, Морриган, - я философски пожал плечами. - И крысы тоже, но не все хотят, чтоб за ними подсматривали.
День тянулся бесконечно: съездить в магазин детской одежды, взять в аренду машину с детским креслом, изучить график работы охраны, проверить, где больничная трансформаторная будка – я находил новые и новые занятия, но время словно застыло.
Проникнуть в отделение оказалось легче лёгкого, даже не пришлось устраивать аварию или пожар: охранник проверял другое крыло, медсестра дремала, когда я зашёл к Серафиме.
Девочка спала, раскинувшись на белой простыне. Вздёрнутый носик, розовые щёчки, пухлые ручки – сердце стучало так, что я побоялся её разбудить, но она не проснулась, даже когда я натянул комбинезон и ботиночки. Огненная макушка сладко и дурманяще пахла молоком, мёдом и волшебством, Серафима захныкала и устроилась поудобнее на плече.
- Мама?
- Мы идём к маме, крошка, не бойся! - Я выскользнул из дверей и почти дошёл до чёрного входа, когда заметил тень, чуть более густую.
- Помочь, ну?
- Ага, - я поудобнее перехватил Серафиму левой рукой, а правую сунул за пазуху, нащупывая золотую шпильку. – Подержи?
- Что? – он шагнул почти вплотную, согнулся и рухнул, обернувшись чёрным дымом.
- Штаны подержи, пока член не отморозил, мудила, - прошептал я. – Пойдём, детка, нас ждут.
Серафима проспала всю дорогу до холма, я оставил её в машине у подножия, а сам поднялся на вершину.
- Американские индейцы называют такую луну Луной Бобра, потому что бобры строят плотины для зимовки, - я говорил с окружавшей тьмой, чувствуя их приближение. – Глупые дикари.
- Ирландцы не лучше, - Ланнан соткалась из холода и лунного света. – Где девочка?
- Спит в машине. Зачем ты послала Клурихона?
Она пожала плечами:
- Не была до конца уверена в тебе.
- Я убил его.
- Я не разрыдаюсь, - она улыбнулась, демонстрируя клыки.
- Где остальные?
- Оглянись, милый!
Тени ползли, шептали, хихикали, сплетаясь в причудливые фигуры тех, кто когда-то считал себя властелинами холмов.
- Паноптикум, ну! – я засучил рукава, вынул шпильку, которая в свете полной луны стала расти, тяжелеть и превратилась в Клив Солаш, меч Солнца.
Сила вливалась в меня, я взмахнул, и оружие запело, впитывая жизни: теперь нас не остановить.
- Предатель! – Ланнан прыгнула, раздирая когтями воздух, слишком медленная и неуклюжая для меня сейчас. Я подставил подножку, опуская меч прямо на спину, и она распласталась по земле тряпичной куклой. Для верности я наступил всем весом на горло, потянул за волосы труп, чтоб убедиться:
- Ты же хотела открыть дверь, дорогая, - объяснил я. - Оберин разрешил мне вернуться, когда я избавлю мир от вас.
Чёрный дым рассеялся, я спустился к машине.
- Стой, О'Ши. Ни шагу.
Тупой ирландец!
- Здравствуй, Падрик! Рад тебя видеть!
- Я чувствовал, что ты вернёшься сюда, убийцу всегда тянет на место преступления.
- Откуда такие глубокие познания в психологии преступника? Прослушал спецкурс в Академии?
- Хватит, О'Ши! Я всё знаю.
Где-то я это уже слышал, но где?
- Да? И про пятый океан тоже?
- Ты убил здесь женщину, я вычислил это по отпечаткам подошв. Ты подделал результаты вскрытия, чтоб отвести подозрения.
- Зачёт по криминалистике сдан, Хьюз, а теперь опусти ствол, у меня ребёнок в машине.
- И ты похитил девочку, чтобы убить там же, где и мать. Я застрелю тебя, как бешеного пса, скажу, что оказал сопротивление при задержании, пойду под трибунал, но избавлю мир от плесени.
Он искренне верил в то, что говорил, я чувствовал его ненависть. Это был первый человек, которого я не хотел убивать, только вырубить, но он выстрелил, рефлексы сработали, прыжок, укус, и снова подо мной агонизирующее тело.
- Прости меня, Падрик, ты не тупой ирландец, ты честный гарда - я закрыл удивлённые глаза.
Звёзды мерцали, обещая скорый конец ночи. Я вдохнул промозглый воздух и рассёк золотой шпилькой пространство.
- Ты здесь, Верный? – Оберин улыбнулся. – Видишь, это не заняло много времени.
Я положил на тёплые плиты спящую девочку:
- Прошу, господин, помоги! Она неизлечимо больна.
- Человеческое дитя? Странный дар, щедрый дар для дочери Миля, - повторил он. – Здесь, в краю пологих холмов, нет ни смерти, ни болезней, только любовь, музыка и смех. Девочке повезло встретить тебя.
Я прижался губами к длинным пальцам, вдыхая такой знакомый запах мёда, молока и волшебства.
- Прощай, Король Ольх! – я попятился назад.
- Куда же ты, Верный?
- Туда, где место насильникам и убийцам: на обратную сторону холма.
Светало. Первый ноябрьский снег оседал на щеках слезами.
*Прощай!
**До встречи
Автор: Речка
Источник: https://litclubbs.ru/articles/68075-chyortova-ryzhaja-shlyuha.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Оформите Премиум-подписку и помогите развитию Бумажного Слона.
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: