Щёлкнул затвор фотокамеры в памяти — тот самый момент две недели назад, когда я случайно нажала кнопку телефона, проходя мимо кафе на набережной. Сейчас, стоя у порога нашей квартиры и глядя на влажные следы от зонта на коврике, я вспоминала этот звук.
— Я ухожу к твоей подруге, — сказал Дима, поставив дорожную косметичку рядом с обувью. — И так всё ясно.
Пальцы словно наполнились ватой, на языке появился привкус металла. На холодильнике висел магнит с нашим общим фото — мы втроём с Катей на даче прошлым летом, улыбающиеся. На полке в прихожей стоял семейный фотоальбом, а рядом — белый конверт с недавними отпечатками.
— Понятно, — сказала я ровно. — Подожди минуту.
Я прошла на кухню, открыла верхний ящик стола. Там лежал прозрачный файл с несколькими бумагами — фотография, чек, распечатка. Два дня я носила его с собой, не зная, как начать разговор. Теперь он начался сам.
— Что это? — Дима остался в прихожей, но голос стал менее уверенным.
— Пройди на кухню.
Я достала магнитную доску с холодильника, положила на стол. Потом аккуратно извлекла из файла фотографию — цветную полоску из фотокабины торгового центра. Четыре кадра: на первых двух они просто обнимаются, на третьем Катя целует его в щёку, на четвёртом — он поворачивается к ней. Внизу полоски — дата и время: 15 октября, 14:20. В углу — QR-код.
— Откуда у тебя это? — Дима сел на стул, не отрывая взгляда от снимка.
— Случайно сфотографировала вас в кафе на набережной. Помнишь, ты говорил, что был на совещании до пяти? — Я положила рядом чек из фотокабины. — А это — когда вы печатали снимки. Четырнадцать двадцать три, касса номер два, торговый центр «Галактика».
Шуршание термоленты принтера, который я включила вчера, копируя документы, всё ещё стояло в ушах. Запах нагретой фотобумаги смешивался с ароматом утреннего кофе.
— Мы просто встречались поговорить, — сказал Дима, но голос звучал глухо.
— О чём?
— О... личном.
— Катя попросила тебя подвезти?
— Да. Нет. То есть... мы случайно встретились.
Я приложила фотополоску к магнитной доске. Липкая полоска фотоуголков зашуршала, когда я её отклеила. Снимок занял место рядом с магнитом — их счастливые лица на белом фоне кабины смотрелись странно рядом с нашим летним фото.
— Когда это началось? — спросила я.
Пауза. За окном проехала машина, в подъезде загудела вытяжка.
— Это ничего не значит.
— Дата и время значат. Место значит. То, что ты скрывал, — значит.
Я села напротив него. На столе между нами лежали три предмета: фотополоска, чек и третий документ, который я ещё не показала.
— Ты помнишь благотворительный забег в парке? Двадцать седьмое сентября?
Дима кивнул. Он был там официально — от своей компании, спонсора мероприятия.
— А Катя тоже бегала. Случайно, конечно. — Я достала распечатку с сайта фотостудии. На цветном снимке они сидели на скамейке, Катя положила голову ему на плечо. В кадр попал плакат с датой забега. Внизу — водяной знак студии и ссылка на альбом. — Фотограф снимал всех участников. Фото попало в общую галерею.
— Я не знал, что нас сфотографировали.
— Знал. Катя выложила это фото в сторис в тот же день. Ты лайкнул.
Я показала скриншот её инстаграма. Время публикации: 27 сентября, 16:45. Внизу — сердечко от его аккаунта.
— Это была поддержка. Дружеская.
— Дружеская поддержка не требует секретности.
Дима потёр лоб. В прихожей пикнул домофон — кто-то из соседей возвращался домой.
— Что ты хочешь услышать?
— Правду. Когда началось? С кем ты об этом говорил? Кто ещё знает?
Я встала, подошла к окну. Во дворе на детской площадке играли дети, их мамы стояли рядом с колясками и разговаривали. Обычный октябрьский день. Только у меня на кухонном столе лежали доказательства того, что обычная жизнь закончилась месяц назад.
— Никто не знает, — сказал Дима.
— Неправда.
Я вернулась к столу, достала из файла последний документ — скриншот из чата нашего дома в мессенджере. Администратор группы, Светлана Петровна из УК, написала: «Жильцы 4 подъезда жаловались на шум в лифтовом холле 3 октября около полуночи. Прикрепляю кадр с камеры наблюдения. Если узнаёте этих людей, поговорите с ними о соблюдении тишины».
На размытом чёрно-белом кадре — две фигуры у лифта. Дима провожает женщину, они стоят близко. Время в углу экрана: 23:47.
— Третье октября, — прочитала я. — Ты говорил, что задержался на работе до одиннадцати.
— Я подвозил её домой. Она попросила проводить до квартиры.
— До четвёртого этажа?
— У неё сломался лифт.
— Лифт работал. Вот вы в него заходите.
Дима откинулся на спинку стула. Вытяжка в подъезде продолжала гудеть — ровный, монотонный звук.
— Сколько ещё у тебя... этого?
— Достаточно.
Я собрала документы обратно в файл. Движения получались чёткими, спокойными. Будто я многократно репетировала этот момент.
— Что теперь?
— Сейчас ты ответишь на мои вопросы. Завтра в девять утра мы идём к семейному медиатору, или ты собираешь вещи и переезжаешь к маме. Решай сам.
— А Катя?
— Катя — отдельный разговор. С ней я поговорю сама.
Я взяла телефон, открыла контакт Кати. Напечатала: «Привет. О ваших отношениях с Димой знаю. Дальнейшее общение — только в письменном виде. Спасибо за понимание». Отправила.
Через минуту пришёл ответ: «Что? О чём ты?»
Я сделала фото магнитной доски с прикреплённым снимком из фотокабины и отправила ей. Потом заблокировала номер.
— Что дальше? — спросил Дима.
— Дальше ты говоришь правду. Когда началось, как долго продолжается, планировали ли вы что-то конкретное. Потом мы решим, можно ли это исправить или нужно расставаться цивилизованно.
— А если я не хочу отвечать?
— Тогда завтра в девять ты будешь собирать вещи. А в десять я подам документы на развод.
Дима смотрел на стол, где лежали распечатки. В коридоре хлопнула дверь — соседи вернулись домой.
— Это началось после твоего дня рождения, — сказал он тихо. — В августе. Мы случайно встретились в кафе, разговорились. Потом стали видеться.
— Как часто?
— Раз-два в неделю.
— Где?
— В кафе, в парке. Иногда у неё.
— Кто-то из ваших знакомых знает?
— Нет. Мы не говорили никому.
Я кивнула, достала из ящика стола блокнот и ручку.
— Хорошо. Теперь конкретно: все даты, места, что обсуждали при встречах.
— Зачем тебе это?
— Чтобы понимать масштаб. И чтобы решить, стоит ли пытаться восстанавливать отношения.
Дима начал вспоминать. Я записывала — даты, места, детали. Иногда задавала уточняющие вопросы. Голос оставался ровным, руки не дрожали. Внутри была пустота, но не болезненная — скорее, освобождающая.
Через полчаса мы закончили. Список получился на две страницы.
— Что теперь? — повторил Дима вопрос.
— Теперь у тебя есть время до завтра подумать, хочешь ли ты остаться в браке. Если да — нужно будет решить много вопросов. Семейный психолог, полная прозрачность, смена всех паролей на общих устройствах. И никаких контактов с Катей.
— А если нет?
— Если нет — делаем всё по-взрослому. Мирное расставание, раздел имущества через медиатора, если понадобится юрист — наймём. Уведомим управляющую компанию о смене состава жильцов, отключим автоплатежи с общих карт.
Дима кивнул. Встал из-за стола, прошёл в прихожую. Я слышала, как он надевает куртку.
— Я пойду к маме. Подумаю.
— Хорошо. Завтра в девять жду ответа.
Дверь закрылась с мягким «дзынь» — это брелок от ключей ударился о дверной косяк. В подъезде снова загудела вытяжка. Я осталась одна на кухне, где на магнитной доске висел снимок из фотокабины, а на столе лежал файл с документами.
Я открыла ящик письменного стола, достала папку с документами на квартиру. Сделала копии самых важных справок — на всякий случай. Потом сложила оригиналы доказательств в отдельный конверт, написала на нём дату и убрала в сейф.
Снимок из фотокабины оставила на магнитной доске. Пусть висит — напоминание о том, что тайное всегда становится явным. И о том, что правда, подкреплённая фактами, сильнее любых оправданий.
За окном стемнело. Дети ушли с площадки, мамы с колясками разошлись по домам. Обычный октябрьский вечер. Только теперь он был началом новой жизни — какой бы она ни получилась.
Я заварила чай, села у окна. В памяти снова щёлкнул затвор фотокамеры — тот случайный кадр две недели назад. Тогда я ещё не знала, что он изменит всё. Теперь знала: иногда одна фотография стоит тысячи слов.
И тысячи оправданий.