Тишина. Это было первое, что Алина ценила в своей маленькой, но до блеска вычищенной квартире. Не звенящая, давящая тишина одиночества, а умиротворяющая, обволакивающая тишина покоя. Она работала ведущим бухгалтером в крупной строительной компании, и к концу дня цифры, отчеты и бесконечные таблицы сливались в один монотонный гул в голове. Дом был ее крепостью, ее убежищем, где этот гул наконец-то стихал. Однушка на окраине города, купленная в ипотеку за пять лет до замужества, выплаченная потом и кровью, бессонными ночами над подработками и жесткой экономией на всем, от отпусков до новой пары туфель. Каждый квадратный метр здесь был пропитан ее усталостью и ее триумфом.
Сегодняшний день был особенно выматывающим. Годовой отчет, нервный генеральный директор, ошибка в расчетах, которую пришлось искать до самого вечера. Алина мечтала только об одном: скинуть узкие лодочки, которые немилосердно жали весь день, заварить себе ромашковый чай и включить какой-нибудь легкий, ни к чему не обязывающий сериал. Стас, ее муж, должен был вернуться поздно, он поехал помогать своему другу с переездом на дачу. Идеально. Целый вечер в собственном распоряжении.
Она повернула ключ в замке и толкнула дверь. И замерла на пороге, не в силах сделать шаг вперед. Тишина была разрушена. Ее уютный, пахнущий лавандовым кондиционером и свежесваренным кофе мирок был взорван изнутри. Прямо в ее узком коридоре, на светлом ламинате, который она натирала до блеска в прошлые выходные, стояли три огромных клетчатых баула, из тех, что в народе презрительно звали «мечтой оккупанта». Рядом валялась гора разномастной обуви: стоптанные мужские кроссовки, розовые детские сандалики, женские шлепанцы с облезлым цветком. Воздух был пропитан чужим запахом – смесью дорожной пыли, дешевых духов и чего-то кисло-сладкого, кажется, детского питания.
Из комнаты доносился визг, смех и звук, похожий на то, будто кто-то методично бил чем-то тяжелым по дверце шкафа. Сердце Алины ухнуло куда-то в район пяток, а потом бешено заколотилось в горле. Она шагнула внутрь, и ее ноги наткнулись на что-то мягкое. Плюшевый заяц с оторванным ухом. Ее заяц. Подарок мамы на тридцатилетие, который обычно сидел на диване, создавая уют.
— Стас? — голос прозвучал хрипло и неуверенно.
Из комнаты вывалилась целая делегация. Впереди шел ее муж, Станислав, с каким-то растерянно-вызывающим выражением на лице. За ним, как цыганский табор, следовала его старшая сестра Зоя, женщина крупная, с вечно недовольным лицом и усталым взглядом. А за ее широкой спиной прятались трое ее детей. Старший, Ленька, лет тринадцати, уже уткнулся в телефон, двое младших, погодки лет пяти-шести, носились по комнате, размахивая диванными подушками.
— Алина, привет! А мы тут… приехали, — Стас потер затылок, избегая смотреть ей в глаза.
— Я вижу, что вы приехали, — Алина с трудом переводила взгляд с разгрома в комнате на чужих людей. Ее любимая ваза, привезенная из Суздаля, лежала на полу осколками. На светлых обоях виднелся жирный отпечаток маленькой ладошки. — Что здесь происходит?
Зоя выступила вперед, вытирая руки о подол своего халата.
— Привет, Алин. Не серчай. Нам пожить негде временно. Хозяин квартиры попросил съехать, ремонт у него, видите ли, затеялся. А куда я с тремя? Вот, братец и приютил.
«Братец приютил». В моей квартире. В моей однокомнатной, тридцати восьми квадратных метрах выстраданного счастья.
— Пожить? — переспросила Алина, чувствуя, как внутри все холодеет. — Зоя, ты понимаешь, что у нас однокомнатная квартира? Где вы все собираетесь тут жить?
— Да ладно тебе, Алин, в тесноте, да не в обиде! — фальшиво улыбнулась Зоя. — Мы с мелкими на диване, Ленька на полу матрас кинет, а вы со Стасиком на кухне на раскладушке. Мы же ненадолго! Месяц-другой, пока что-нибудь не найдем.
Алина посмотрела на Стаса. Она ждала, что он сейчас вмешается, скажет, что это какая-то ошибка, что они просто завезли вещи и сейчас поедут в гостиницу или к другим родственникам. Но Стас молчал, виновато переминаясь с ноги на ногу.
— Стас, я хочу поговорить с тобой. Наедине, — процедила она, стараясь сохранять остатки самообладания.
— А чего тут говорить-то? — вмешалась Зоя. — Все уже решено. Родня должна помогать друг другу. Кровь — не водица.
— Зоя, пожалуйста, выйди, — голос Алины зазвенел от напряжения. — Стас!
Он нехотя кивнул сестре, и та, подхватив младших детей, удалилась на кухню, откуда тут же донесся грохот кастрюль.
— Алин, ну ты войди в положение, — начал он жалобным тоном, как только они остались одни. — Куда ей было деваться? На вокзал с детьми? Ее этот хахаль очередной выгнал, а про ремонт она тебе наврала, чтобы не позориться.
— В положение? Стас, ты привел в мою квартиру, не спросив меня, свою сестру с тремя детьми! Ты считаешь это нормальным? У нас одна комната! Это не дом, это норка! Мы сами тут вдвоем еле помещаемся!
— Ну и что, что одна! Потеснимся! Это же не навсегда. Она моя единственная сестра, я не мог ее на улице оставить!
— А почему она не поехала к матери? У нее же трехкомнатная квартира!
— Ты же знаешь маму, — скривился Стас. — У нее давление, ей покой нужен, внуки шумят. Она сказала, что не выдержит.
— Покой ей нужен! А мне, значит, не нужен? Я прихожу с работы выжатая как лимон, чтобы попасть в цыганский табор? Стас, я платила за эту квартиру десять лет! Я каждую копейку считала! Это мой дом! Мой!
И тут его прорвало. Виноватое выражение слетело с его лица, сменившись злой, упрямой гримасой. Он выпрямился, его голос загремел на всю квартиру.
— Это теперь и мой дом! Я твой муж, я здесь прописан! Я имею такое же право здесь жить, как и ты! И я имею право приводить сюда свою семью, если им нужна помощь! Имею право!
Он кричал, размахивая руками, и в этот момент Алина смотрела на него, и не узнавала. Где был тот тихий, ласковый мужчина, который два года назад клялся ей в любви и обещал беречь ее и ее покой? Перед ней стоял чужой, наглый человек, который считал, что его прописка дает ему право превратить ее жизнь в ад.
Внутри что-то оборвалось. Та тонкая ниточка терпения и надежды, которая еще теплилась в душе. Она посмотрела на его перекошенное от злости лицо, на осколки своей любимой вазы на полу, услышала визг детей из кухни и поняла, что спорить, доказывать, взывать к разуму бесполезно. Он уже все решил. За нее.
Она сделала глубокий вдох, стараясь унять дрожь в руках. Голос ее прозвучал на удивление спокойно и ровно, будто говорил кто-то другой, а она лишь наблюдала со стороны.
— Имеешь, — согласилась я. — Конечно, имеешь.
Стас на мгновение опешил от ее внезапного согласия. Он, видимо, готовился к долгой перепалке, к слезам и упрекам. Алина молча обошла его, достала из сумочки телефон и набрала номер.
— Что ты делаешь? Кому ты звонишь? — насторожился он.
— В полицию, — так же спокойно ответила она, прижимая телефон к уху. — Але, здравствуйте. Я бы хотела вызвать наряд по адресу…
Стас рванулся к ней, пытаясь выхватить телефон, но она отступила на шаг.
— Ты с ума сошла? Какая полиция? Ты хочешь опозорить нас на весь дом?
— Ты уже опозорил, — отрезала Алина. В трубке ответил дежурный, и она четко продиктовала адрес, пояснив: — Незаконное вселение. В мою частную собственность пытаются заселиться посторонние люди. Да, с угрозами.
Она закончила разговор и положила телефон на тумбочку. В квартире повисла звенящая тишина. Даже дети на кухне притихли, услышав крики. Зоя выглянула из-за дверного косяка, ее лицо было белым от ярости.
— Ты что творишь, ведьма? Родную кровь полицией пугаешь? Да чтоб у тебя руки отсохли!
— Это не твоя квартира, Зоя. И не его. Эта квартира моя, — Алина подошла к комоду и достала из ящика папку с документами. — Куплена мной за пять лет до вступления в брак. Вот свидетельство о собственности. Вот договор купли-продажи. Стас здесь только зарегистрирован, и это не дает ему права собственности и права вселять сюда кого-либо без моего согласия.
Стас смотрел на нее так, будто видел впервые.
— Алина… Ты серьезно? Из-за такой мелочи? Они бы пожили и съехали…
— Это не мелочь, Стас. Это мой дом. Моя жизнь. И ты, не спросив меня, решил все это растоптать. Ты сделал свой выбор. Ты выбрал свою сестру, а не меня.
— Да ты просто бессердечная эгоистка! — взвизгнула Зоя. — Тебе жалко для родных людей уголка? Да мы бы тебе не помешали!
— Вы мне уже помешали, — Алина обвела взглядом комнату. — Вы разрушили мой покой за десять минут. Что бы вы сделали за месяц?
В дверь позвонили. Резко, требовательно. Стас вздрогнул. Зоя схватила за руки детей, которые начали хныкать. Алина никогда не чувствовала себя такой спокойной и уверенной. Она сама открыла дверь.
На пороге стояли двое полицейских. Один молодой, второй — постарше, участковый, которого Алина знала в лицо. Усталый, с сеточкой морщин вокруг глаз, он повидал на своем веку немало подобных семейных драм.
— Добрый вечер. Участковый Петров. Вызывали? Что у вас тут происходит?
— Происходит самоуправство, — ровным голосом ответила Алина. — Мой муж привел в мою личную квартиру свою сестру с тремя детьми и заявил, что они будут здесь жить. Моего согласия никто не спрашивал.
Участковый прошел в квартиру, окинул взглядом баулы в коридоре, заплаканных детей и побагровевшего Стаса.
— Так, гражданин. Ваши документы. И ваши, гражданка.
Стас и Зоя начали говорить одновременно, перебивая друг друга. Он кричал о своем праве мужа, она — о том, что ее, мать-одиночку с тремя детьми, выгоняют на улицу. Участковый поднял руку, призывая к тишине.
— Спокойно. По одному. Гражданка, — он повернулся к Алине. — Квартира в вашей собственности? Документы есть?
Алина молча протянула ему папку. Он внимательно изучил свидетельство, потом паспорт Алины, потом паспорт Стаса с отметкой о регистрации.
— Все ясно, — сказал он, возвращая документы. — Значит, ситуация следующая. Собственником жилого помещения является ваша супруга. Вы, гражданин, имеете право проживания на данной жилплощади, так как вы здесь зарегистрированы и являетесь членом семьи собственника. А вот вселять сюда других лиц, даже близких родственников, вы можете только с письменного согласия собственника. То есть, вашей жены. Согласие есть?
— Нет! — твердо сказала Алина.
— Какое еще согласие? — кипятился Стас. — Мы одна семья!
— По закону, это разные семьи, — терпеливо объяснил участковый, будто маленькому ребенку. — Вот вы, ваша жена — это одна семья. А ваша сестра и ее дети — это другая семья. И для их проживания здесь необходимо согласие владельца квартиры. Если его нет, их нахождение здесь незаконно. Поэтому, гражданка, — он повернулся к Зое, — я вас очень прошу, соберите свои вещи, детей, и освободите помещение. В противном случае, мы будем вынуждены принять заявление от собственницы, и тогда уже будет совсем другой разговор. Административное правонарушение, а то и похуже.
Зоя запричитала, прижимая к себе детей.
— Куда же я пойду? Ночь на дворе! Вы звери!
— Почему же вы не поехали к вашей матери? У нее, насколько мне известно, жилплощадь позволяет, — вдруг спросил участковый. Он работал на этом участке давно и знал почти всех.
Зоя осеклась и зло посмотрела на него.
— Это мое личное дело!
— Вот и решайте его в установленном законом порядке, а не за чужой счет, — отрезал Петров. Он повернулся к Стасу. — А вы, молодой человек, свой выбор делаете? Вы остаетесь с женой или идете помогать сестре?
Стас посмотрел на Алину. В его глазах была смесь злости, обиды и… страха. Он понял, что проиграл. Что его нахрап, его крики про «имею право» разбились о холодную стену закона и стальную волю его жены, которую он, оказывается, совсем не знал. Он думал, что она, как всегда, поворчит и смирится. Он не ожидал такого отпора.
— Я… я не могу бросить сестру, — выдавил он из себя, глядя Алине в глаза. Это был не вопрос, а утверждение. Финальный аккорд в их семейной симфонии.
— Я так и поняла, — кивнула Алина. Внутри больше не было боли. Только холодная, звенящая пустота и странное чувство облегчения. — Тогда собирай свои вещи. Не все, только самое необходимое на первое время. Остальное заберешь потом.
— Ты… ты меня выгоняешь? — прошептал он.
— Ты сам уходишь, Стас. Ты сам выбрал.
Под бдительным взглядом участкового начались сборы. Зоя злобно швыряла вещи в свои баулы, бормоча проклятия. Дети плакали. Стас молча ходил по комнате, собирая в спортивную сумку свои футболки, джинсы, бритвенные принадлежности. Он больше не смотрел на Алину. Он как будто боялся встретиться с ней взглядом.
Когда за последним баулом захлопнулась дверь, в квартире снова наступила тишина. Но это была уже другая тишина. Не умиротворяющая, а оглушающая. Алина медленно обошла свою маленькую, разгромленную крепость. Осколки вазы, липкие пятна на полу, брошенный плюшевый заяц с оторванным ухом. Она подняла его, прижала к груди и только тогда позволила себе заплакать. Она плакала не о Стасе. Она плакала о своей разрушенной мечте, о втоптанном в грязь уюте, о том, что ее самый близкий человек оказался предателем, готовым променять ее на удобство своей родни.
Она плакала долго, сидя на полу посреди этого хаоса. А потом встала. Вытерла слезы. Нашла веник и совок, аккуратно собрала осколки. Нашла тряпку и оттерла липкие пятна. Поставила на место подушки.
Когда в квартире снова стало чисто, она взяла телефон.
— Добрый вечер. Я бы хотела заказать услугу по срочной замене замков во входной двери. Да, чем быстрее, тем лучше. Адрес записывайте.
Она продиктовала адрес своего дома. Своего. И только своего. И повесив трубку, впервые за много часов почувствовала, как в груди вместо ледяной пустоты зарождается что-то новое. Хрупкое, но теплое. Чувство свободы. Она отстояла свою крепость. Цена была высока, но теперь она знала точно — в этот дом больше никогда не войдет тот, кто не ценит ее мир.