В массе своей публика не очень понимает различия между искусством модерна, постмодерна и наступившей эпохой метамодерна. Если вкратце выразить суть: на смену возрождению и классицизму пришёл модерн: это, например, русский авангард, дадаизм, кубизм, абстракционизм, ташизм. На смену модерну пришёл постмодерн. Суть постмодерна - смешение всего, ключевые понятия: эссе, дискурс, симулякр, множественность парадигм, которая проявляется в аксиоме, что всё условно и истин много, в отличие от модерна, утверждавшего, что истина может быть только одна.
Искусство постмодерна - это неоэкспрессионизм, поп-арт, арте повера, арт-брют, трансавангард.
Теперь наступает эпоха метамодерна, суть которой - осцилляция, то есть колебания между всеми парадигмами, заимствования отовсюду и создание из них новых смыслов, прежде всего ироничных, то есть с незлобным юмором выхватывание парадоксов и несуразностей прошлого, настоящего и предполагаемого будущего, и микширование стилей, направлений, смыслов. Например, у американского художника Адама Миллера есть цикл “Среди руин”. В манере мастеров Возрождения написаны ужасы постакалиптического мира: прекрасные обнажённые люди среди индустриальных и урбанистических руин. Это одновременно страдание и боль за неразумность человечества, и в то же время гимн силе жизни и человеку как разумному венцу творения.
Опыт постмодерна показывает, что в создании арт-объекта медиум, то есть физический носитель замысла, есть сущность второго порядка, в то время как на первый план выходит plot, так будет точнее назвать одновременно и замысел, и сценарий, и интригу взаимодействия арт-объекта с пространством, временем и зрителем. Художник перестал быть живописцем и скульптором, он стал генератором смыслов.
Самый верный индикатор зрительских симпатий - деньги. Мастерски написанный пейзаж или высеченная из мрамора женская плоть ценятся на порядки дешевле, чем, скажем, инсталляция “Миллениум”, которая поразила искушённейшего рекламного магната и пиарщика Чарльза Саатчи: в стеклянном коробе гнила коровья голова, в которой роились личинки мух, вылуплялись зрелые особи, которые неизбежно заканчивали свою короткую жизнь, сгорая вспышками в железных нитях электрической мухобойки.
Саатчи решил поддержать Дэмиена Хёрста, автора этой композиции, и его коллег. Так родилось влиятельнейшее движение YBA, Young British Artists, которое во многом и определило появление метамодерна. Переход от постмодерна к метамодерну - знаменитая акула Дэмиена Хёрста с парадоксальным названием “Невозможность смерти в сознании живущего”.
Что интересно - цена стала составной частью художественной ценности произведения искусства. Этот сдвиг в парадигме “нравится - не нравится” был отражён в фильме рубежа эпох и тысячелетий “Афера Томаса Крауна”. Герой Пирса Броснана, нью-йоркский финансист и миллиардер, развлекается тем, что грабит музеи, и анонимно возвращает украденные произведения искусства. В одном из эпизодов он идёт по музею “Метрополитен”, и там учительница распинается по поводу какой-то импрессионистской картины. Дети - ноль внимания, они заняты своими делами. И тогда тётка говорит: “А что, если я вам скажу, что эта картина стоит сто миллионов баксов?” И дети сразу отреагировали на это, их внимание приковано к тому, что ценится так дорого.
Самыми интересными и денежно ёмкими становятся художники, приходящие в искусство из иных областей. Из наиболее ярких примеров - Джефф Кунс, сделавший сначала карьеру финансиста, а затем посвятивший себя созданию новых смыслов. Известно, что Кунс, как и Дэмиен Хёрст, только генерирует идеи, а замыслы его воплощают узкоспециализированные профессионалы. Художник стал сродни архитектору: он даёт концепцию, идею, общий замысел, а дальше работают уже чертёжники, конструкторы, строители. Соответственно, все говорят: это здание построила Заха Хадид, а этот небоскреб построил Норман Фостер. Никто не говорит, что это здание построил генподрядчик Джон Смит. Джон Смит будет делать то, что придумал архитектор. Соответственно, над скульптурой или картиной Джеффа Кунса могут работать десятки специалистов, но автором и художником всё равно остаётся Джефф Кунс.
Россия, несмотря на попытки её культурной отмены, не становится мировой арт-провинцией, и даже, судя по появляющимся новым художникам, вскоре снова сможет претендовать на мировое лидерство, как это было сто лет назад с русским авангардом. Все сведущие люди, в том числе покойная Заха Хадид, признают, что всё современное искусство и вся современная архитектура берут своим истоком Россию, русский авангард и конструктивизм. Я недавно обратил внимание на новое имя - Александра Метёлкина, уже зрелого человека, пришедшего в искусство из мира ценных бумаг. Он мой ровесник, родившийся в 1966 году.
Но пришёл он не как Катя Медведева, с наивным и примитивным искусством, как художник-аутсайдер, а как продуманный создатель смыслов, вовсе не как копиист бытовых и натурных зарисовок. Будучи человеком, идущим в ногу со временам, не оторванным от всех технологических новшеств, он сразу начал как художник метамодерна, вступающий в ироничный и местами саркастичный диалог как с беспредметным искусством, в частности, начинавшими как модернисты и ставшие постмодернистами Джексоном Поллоком и Саем Твомбли, так и с начинавшим как постмодернист и ставшим провозвестником метамодерна Хёрстом. Хёрст воплотил одну из главных идей постмодерна, начатую Арто и доработанную Делёзом и Гваттари - это тело без органов. Хёрст остановился на самом пороге метамодерна. Плавающая и начинающая гнить акула - это и есть тело без органов. Но Метёлкин идёт дальше, он вводит новое измерение - концепцию Джозефа Кошута, отражённую в хрестоматийной композиции “Один и три стула” https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9E%D0%B4%D0%B8%D0%BD_%D0%B8_%D1%82%D1%80%D0%B8_%D1%81%D1%82%D1%83%D0%BB%D0%B0 и тем самым он завершает кошутовский концепт: объект - описание объекта - изображение объекта, разнесённый по пространству и времени. Объект: Британия 1991 год, акула Хёрста создана и выставлена). Описание: Канада - США 2008 год, выходит хрестоматийно-энциклопедическое обмозговывание объекта - книга Дональда Томпасона "Как продать чучело акулы за 12 миллионов долларов". И завершение этого триптиха: метамодернистское, ироничное изображение объекта - цифровая работа Александра Метёлкина, перенесённая на холст с отзеркаленным названием "Физическая невозможность жизни в сознании умершего".
Мне повезло в том плане, что я как искусствовед по базовому образованию (Истфак МГУ, 1990), так и финансист (ГУ ВШЭ, 2011). И поэтому я понял замысел - уже практически разложившаяся акула, оцифрованная и перенесённая на холст поп-артовскими, чисто уорхоловскими методами - это чистый дериватив от искусства. Дериватив - это производный финансовый инструмент, в основе своей могущий иметь что угодно, хоть разнородные вещи, скажем, облигации, акции, фьючерсы и аннуитеты с плавающей ставкой. Составляется, скажем, такая вот корзина ценных бумаг, а на её основании создаётся новый финансовый инструмент - дериватив, которые есть синтетический набор, как если б мы в одну корзинку наложили разных фруктов и овощей, из которых можно приготовить десятки разных блюд.
Феноменологически же акула Метёлкина - это метамодернистская склейка модерна и постмодерна через ключевой концепт кошутовского триединства. Как финансист Метёлкин создал дериватив, доведя логическую цепочку до конца: если есть акула в формалине, ставшая мировым знаковым культурным событием, если есть тексты о ней, например, книга Дональда Томпсона “Как продать чучело акулы за 12 миллионов долларов”, то теперь надо создать её идеализированное изображение на холсте, как фотография стула, каким он должен быть. Ещё раз напомню для тех, кто не перешёл по ссылке на статью "Один и три стула", что у Кошута стоял стул, рядом была фотография этого стула и рядом же была повешена статья “Стул” из словаря, разъясняющая вербально, что такое стул. Метёлкин, говоря языком психологии, закрыл этот концептуальный кошутовский гештальт, поместив изображение - как эта разлагающаяся даже в формалине акула выглядела бы, обнажая несущий каркас из ребер. Этому трёхмерному экзистенциальному ужасу хёрстовской акулы, названной “Физической невозможностью смерти в сознании живущего”, Метёлкин обратной симметрией, как в зеркале, выставляет двухмерное изображение "Физическая невозможность жизни в сознании умершего". Своей иронией он обнажает пустоту, то есть полное отсутствие органов, и тогда мы понимаем, что тот, хёрстовский ужас - симулякр, не съест он нас. Метёлкин, как человек, чья базовая профессия - цифры и балансы, увидел неполноту и закончил этот концептуальный нарратив. Но он поставил не точку, а многоточие, потому что метёлкинская акула - это нумерованная сериография, чисто поп-артовский концепт, как у Энди Уорхола с его бесконечными цветами и Мерилин.
Метелкин вступает в метамодернистский диалог с одним из главных концептуалистов модерна Марселем Дюшаном. Тот переворачивает писсуар, называет его “Фонтаном” и выставляет его как арт-объект, с которого пошли все объекты “реди-мейд”. Уорхол развил идеи реди-мейда, но опосредованно: он стал изображать самые что ни на есть бытовые готовые объекты, например, банки с супом. Метёлкин идет дальше - он строит дом в посёлке “Миллениум” (само название перекликается с Хёрстом), набивает его своим беспредметным искусством, и вот уже дом-музей выставлен на продажу как “реди-мейд дом-музей”. Это великолепный и добрый юмор, весёлый и незлобный стёб над извечной неуверенностью в себе и своём вкусе снобистского толка - разбогатевшие люди бы хотели украсить стены, но не знают, какие картины им купить и не будут ли над ними смеяться дорогие и более искушёные гости. И Метёлкин обыгрывает эту же концепцию реди-мейда как утилитарного предмета, ставшего арт-объектом, перекликаясь с одной из знаковых работ Джеффа Кунса, выставившего обычные пылесосы, но в стеклянных витринах с подсветкой.
Метёлкин закрывает и это гештальт - он создаёт 3D картины, которые создают иллюзию порталов в иные измерения, куда можно попасть прямо из дома. Одновременно эта огромная инсталляция, включающая дом с участком, становятся новым словом в художественных медиа.
Для концептуального, новаторского искусства вопрос цены - это вопрос прежде всего институциональный. Для России это очень сложная тема, потому что нет вторичного рынка произведений искусства, нет прозрачных сделок в галереях или в мастерских художников. Кое-как о чём-либо можно судить только по немногочисленным аукционным продажам. В этой ситуации искусство стоит столько, сколько покупатель готов заплатить, а художник или владелец готов расстаться. К этому пока нечего прибавить, и от этого нечего убавить. Справедливая цена складывается только при обороте произведений искусства, когда они переходят из рук в руки. Дело не в художественной ценности, а во встроенности художника в систему искусства, а его имени - в историю искусства.
Если виртуально пройтись по полутора десяткам ведущих мировых галерей и посмотреть на актуальные работы актуальных художников, то мы увидим, что Метёлкин есть релевантное отражение цайтгайста, духа времени. Вот эти галереи:
1. Gagosian
2. Hauser & Wirth
3. Pace Gallery
4. David Zwirner
5. White Cube
6. Perrotin
7. Victoria Miro
8. Thadeus Ropac
9. Galerie Lelong & Co
10. Massimo de Carlo
11. Blum & Po
12. Sean Kelly Gallery
13. Spruth Magers
14. Lisson Gallery
15. Marian Goodman
И вот работы художников из этих галерей, находящиеся на пике творческих сил, известности и стоимости. Для наглядности их работы перемежаются с работами Александра Метёлкина.
Александр Метёлкин - это один из немногочисленных глашатаев метамодерна на русской почве. Он опережает российские реалии, где до сих пор модернисты считаются современным искусством, а Малевича и Кандинского не понимают девяносто процентов населения. Но это нормальная ситуация, и она будет прорастать и плодоносить. Всё идёт к тому, что в области новых концепций и идей Россия снова опередит мировой уровень на многие годы вперёд - художники есть, идеи есть, дело теперь за ценителями и приобретателями. Метамодерн пока доступен многим, нужно всего лишь понять и полюбить его, а там придёт и решительность собирать его.