Татьяна выключила телевизор и осталась одна с тишиной. Павел звонил редко — служба есть служба, а горячие точки не располагают к семейным разговорам. В последний раз голос сына звучал устало, он жаловался на бессонницу и спрашивал, не снятся ли ей кошмары.
Снятся. Особенно тот сон, где она бежит по обледенелой дороге, кричит "остановись!", а грузовик все равно врезается в синюю "Ладу". Просыпается в холодном поту, и первое, что видит — портрет Алексея на стене.
— Опять приснился тот день? — спрашивает она у фотографии, будто ждет ответа.
Алексей смотрит со снимка своими серыми глазами, и Татьяна чувствует странное облегчение. Будто он действительно здесь, будто может утешить.
Дождь бьет в окна, и она вспоминает...
Первый раз увидела его в столярной мастерской, когда пришла заказывать калитку. Стоял спиной, строгал доску, и опилки в воздухе кружились, как снежинки. Обернулся на ее шаги — обычное лицо, ничего особенного. Только глаза какие-то внимательные, добрые.
— Калитку хочу заказать.
— Какого размера? Из какого дерева? — сразу к делу, без лишних слов.
Записывал в потрепанную тетрадку, прикусив язык от старания. Руки сильные, в мозолях, пахло от него деревом и еще чем-то приятным — может, воском.
— Через две недели будет готова. Слово даю.
И сделал точно в срок. Калитка получилась красивая, с резным узором, который он добавил сам, не спрашивая.
— Зачем узор-то? Я не заказывала.
— Так красивей же. Вам идет красота.
Мать ахнула от восторга:
— Танька, да ты глянь какую работу сделал! Мастер настоящий!
А через месяц он пришел свататься. Сел за стол, достал из кармана мятый букетик полевых ромашек:
— Татьяна Григорьевна, я хочу жениться на вас.
Прямо так и сказал. Без прелюдий, без красивых речей.
— А вы меня знаете хоть? — удивилась она.
— Знаю. Вы добрая. И красивая. И руки у вас умелые — видел, как вы в огороде работаете.
— Это все?
— Нет, не все. Я вас... — он покраснел, — очень уж люблю.
Татьяна едва не рассмеялась. Ну что за чудак! Влюбился, а сказать толком не может.
— Алексей Петрович, а вы со мной даже не гуляли. Как можно любить незнакомого человека?
— А я вас давно замечаю. Как на работу идете, как с подружками смеетесь. Вы живая такая, настоящая. Другие девки все как куклы, а вы — как весна.
Мать потом доедала:
— Танька, не дури! Семья хорошая, сам не пьяница, мастер золотые руки. А ты принца ждешь?
— Мам, я его не люблю.
— Полюбишь! Хороший человек — как его не полюбить?
Но Татьяне нравились другие парни. Витька Громов с его мотоциклом и дерзким характером. Коля Синицын, который пел под гитару и читал стихи. А Алексей... слишком правильный какой-то. Скучный.
Согласилась она только потому, что мать замучила уговорами. Да и Алексей был так искренен в своих ухаживаниях, что отказать стало жалко.
"Выйду замуж, поживу годик, а потом в город подамся, — думала она. — В городе мужчины интереснее."
Сомовы свадьбу справили богато. Отец Алексея, Петр Алексеевич, держал самую крупную в округе столярную мастерскую. Заказы брал даже с областного центра — мебель делал добротную, красивую.
— Невестка у нас теперь будет жить как княгиня! — объявила свекровь Екатерина Васильевна, показывая Татьяне приданое.
Постельное белье из настоящего батиста, платья из хорошего ситца, шаль пуховая... Татьяна растерялась от такой роскоши.
— Зачем столько? Мне и попроще можно.
— Алёшенька велел самое лучшее покупать, — умилялась свекровь. — Говорит: "Жена у меня красавица, пусть все самое хорошее имеет".
Жизнь в доме мужа оказалась удивительно спокойной. Никто не кричал, не ругался, не пил. Свекор по вечерам читал газеты, свекровь вязала, Алексей что-то мастерил в сарае. Татьяна поначалу скучала — где веселье, где страсть?
— Алёша, а давай в кино сходим? В клуб на танцы?
— Конечно, сходим, — соглашался муж. — Только работу закончу.
Но работа у него никогда не заканчивалась. То стол кому-то делал, то шкаф, то табуретки. Руки у Алексея были действительно золотые — любую вещь превращал в произведение искусства.
— Ты зачем так долго возишься? — спрашивала Татьяна. — Быстрее можно.
— Быстро — не значит хорошо. А я хочу, чтобы люди радовались тому, что я сделал.
Иногда ее раздражала эта его медлительность, обстоятельность. Хотелось встряхнуть, растормошить:
— Алёша, да живи ты! Радуйся! Молодой еще!
— А я радуюсь, — удивлялся он. — У меня же ты есть.
Когда поняла, что беременна, Алексей как с ума сошел от счастья. Носился вокруг нее, как заведенный:
— Осторожнее! Не поднимай тяжелое! Врачу покажись!
— Алёша, беременность — не болезнь.
— Для меня болезнь. Я же волнуюсь за вас обоих.
Токсикоз мучил сильно. Татьяна по утрам не могла встать с постели — тошнило от любого запаха. Алексей вставал в пять утра, варил ей особый травяной чай, приносил сухарики.
— Пей по глоточку. Тете Дусе рецепт дала — говорит, помогает.
— Противный этот чай.
— Знаю. Но потерпи, ради малыша.
Садился рядом на кровать, гладил ее по голове:
— Моя хорошая. Моя красавица. Скоро легче станет.
А Татьяна лежала и думала: "Ну что за человек? Нормальные мужики утром на работу спешат, а этот с больной женой возится..."
Только теперь, спустя годы, понимала — не возился он. Любил.
Тот мартовский день помнила до мельчайших подробностей. Алексей собирался ехать в областной центр за новым станком. Татьяна была на девятом месяце, живот огромный, передвигалась с трудом.
— Может, отложить поездку? — спросила она за завтраком.
— Нельзя откладывать. Заказ горит, деньги нужны. Скоро ребенок родится — расходы большие будут.
Он был практичным до мозга костей. Иногда это бесило.
— Алёша, ну хоть бы раз в жизни плюнь на все! Останься дома, полежи со мной, поговори.
— Поговорим вечером. Я быстро съезжу и вернусь.
Поцеловал ее в лоб, приложил ладонь к животу:
— Сидите тихо. Папа скоро вернется.
Не вернулся. В семь вечера прибежала соседка тетя Дуся, вся в слезах:
— Танечка, родная... беда случилась...
— Что-то с Алёшей?
— Авария на перекрестке. Фура в него врезалась... Он... он уже не жилец.
Татьяна слушала и не понимала слов. Как это "не жилец"? Еще утром он сидел здесь, жаловался на плохие дороги, обещал купить ей апельсинов...
— Не может быть, — сказала она. — Он же аккуратный водитель. Всегда аккуратный.
— Гололед, родная. Не справился с управлением...
Похоронили Алексея в холодный мартовский день. Провожать пришла вся округа. Мужчины говорили:
— Мастера такого больше не будет. Совестливый был человек.
Женщины утешали Татьяну:
— Держись, деточка. Ребеночка рожай здорового.
А она стояла у гроба и думала: "Почему я ему ни разу не сказала, что люблю? Почему все казалось, что успею?"
Екатерина Васильевна умерла через месяц после сына. Просто легла спать и не проснулась. Врач сказал — сердце остановилось.
— От горя умерла, — качали головами соседи. — Единственного сына схоронила и не выдержала.
Павел родился в апреле, когда во дворе зацвела сирень. Крепкий мальчик, с отцовскими серыми глазами и упрямым подбородком. Петр Алексеевич обожал внука, но и сам прожил недолго. Осенью его нашли в мастерской, склонившимся над недоделанным шкафом. Сердце не выдержало.
Татьяна осталась одна с грудным ребенком в большом доме.
Продала мастерскую за хорошие деньги — покупатель нашелся быстро. Инструменты Алексея отдала почти даром, не могла на них смотреть. Только рубанок его любимый оставила — вдруг сын захочет научиться.
Устроилась на текстильную фабрику, где работала до замужества. Павлика оставляла соседке тете Дусе, которая души в мальчике не чаяла:
— Серьезный растет, как покойный папаша. Все понимает, только сказать не может еще.
Мужчины начали ухаживать, когда Павлу исполнилось три года. Первым был Дмитрий Васильевич — начальник почтового отделения. Приходил по воскресеньям в выглаженном костюме, приносил конфеты.
— Татьяна Григорьевна, я человек серьезный. Могу обеспечить вас и мальчика.
— А любите ли вы меня? — спросила она прямо.
— Испытываю к вам глубокую симпатию и уважение.
Татьяна попросила время подумать. А думать было не о чем — холодно ей с этим правильным мужчиной. Отказала.
Игорь появился как ураган. Приехал в Заречное водителем дальнобойщиком, снимал комнату у тети Дуси. Высокий, черноволосый, с такой улыбкой, что женщины на улице оборачивались.
— Рыжая, ты меня с ума сводишь! — говорил он Татьяне. — Поехали со мной! Увидишь мир!
Вот это была страсть. То, чего ей не хватало с Алексеем. Игорь дарил розы, возил на мотоцикле в соседние села, в кино. Рассказывал о дальних городах, где бывал, строил планы:
— Куплю дом в Краснодаре, будем жить как люди!
— А что с Павликом?
— Возьмем с собой. Я ж не зверь.
Поженились в октябре. Татьяна была счастлива — наконец-то почувствовала ту самую любовь-страсть, о которой читала в книгах.
Но уже через месяц стало ясно — Игорь любит только себя. Домой приходил поздно, грязный, требовал ужин и молчание. На Павлика огрызался:
— Что он все крутится? Спать его!
— Ему всего четыре года.
— И что? В четыре года мужик должен понимать — папа устал!
Татьяна пыталась объяснить, что Игорь мальчику не папа, но это только злило мужа больше.
— А кто же тогда папа? Покойничек твой?
— Не смей так говорить!
— А что тут такого? Умер и умер. Живых от мертвых отличать надо.
Однажды Игорь пришел пьяный и проиграл в карты половину месячной зарплаты. Татьяна не выдержала:
— Так дальше жить нельзя!
— Ты мне тут не указывай! Я в доме хозяин!
— Хозяин? — Татьяна встала во весь рост. — Хозяин умер на дороге, зарабатывая деньги для семьи! А ты... ты просто временный жилец!
Игорь замахнулся, но она не отступила:
— Дом этот Алексей построил, мебель сделал, сад посадил. Все здесь его рук дело. А ты что сделал? Только беспорядок наводишь!
Он ушел той же ночью. И Татьяна почувствовала... облегчение. Странно, но дом сразу стал уютнее.
Потом были другие. Виктор — учитель физкультуры, добрый, но слабохарактерный. Спивался потихоньку, хоть и скрывал это. Станислав — инженер-механик, умный, но оказался женатым. Обманывал полгода, пока жена не приехала разбираться.
И каждого из них Татьяна невольно сравнивала с покойным мужем. Виктор добрый, но не такой надежный, как Алексей. Станислав умный, но не такой честный.
— Мам, а почему ты никого не выбираешь? — спрашивал подросший Павел. — Дядя Витя вроде ничего.
— Не знаю, сынок. Что-то не то...
А что именно "не то", объяснить не могла. Просто чувствовала — не те люди.
В пятьдесят лет Татьяна сделала то, что давно собиралась, но не решалась. Достала из старого альбома фотографию Алексея — ту самую, где он улыбается застенчиво и счастливо. Вставила в красивую рамку и повесила на стену.
— Пора бы уже, — сказала она портрету. — Чего я тебя прятала-то?
И начала разговаривать с фотографией. Сначала стеснялась, потом привыкла. Рассказывала о работе, о Павле, о деревенских новостях.
— Павлик в военную академию поступил, представляешь? Мечта детства сбылась. Говорит, что Родину защищать хочет, как настоящие мужчины должны.
Иногда казалось, что Алексей отвечает. Не словами — взглядом, еле заметной улыбкой на фотографии.
Соседки поначалу удивлялись:
— Танька, а не чудно тебе с картинкой разговаривать?
— А мне не чудно. Мне легче становится.
— Может, и правда он тебя слышит. Любовь-то большая была.
"Была ли?" — думала Татьяна. И не находила ответа.
Понимание пришло неожиданно. Павел окончил академию, получил назначение, женился на хорошей девочке Анечке. На свадьбе сына Татьяна смотрела, как молодые танцуют, и вдруг вспомнила свою свадьбу.
Алексей танцевал неумело, наступал ей на ноги, извинялся:
— Прости, я не очень...
— Ничего, научишься.
— А ты мне поможешь? Научишь?
— Научу.
Но не научила. Все некогда было, все откладывала. А он так и остался неумелым танцором.
— Мам, что ты плачешь? — подошел Павел. — Что-то случилось?
— Ничего, сынок. Просто вспомнила... Как твой отец танцевать учился.
— А он умел?
— Нет. Совсем не умел. И я ему так и не помогла научиться...
Вечером, вернувшись домой, Татьяна села напротив портрета:
— Алёша, прости меня. Я была эгоисткой. Думала только о себе, о своих желаниях. А ты... ты думал обо мне каждую минуту.
Вспомнила, как он тайком покупал ей дорогие лекарства, когда она простужалась. Экономил на себе, на обедах, а ей покупал витамины:
— Здоровье дороже денег.
Как вставал зимой в пять утра, чтобы натопить дом до ее пробуждения. Она просыпалась в тепле и думала, что печка сама по себе хорошо горит.
— Я не ценила тебя, — шептала она портрету. — Думала, любовь — это когда сердце колотится, когда от страсти дышать трудно. А оказалось, любовь — это когда человек готов всю жизнь о тебе заботиться и ничего взамен не требует.
Сейчас, в свои пятьдесят восемь, Татьяна знала: Алексей был единственной настоящей любовью в ее жизни. Просто она была слишком молода и глупа, чтобы это понять.
— Если бы можно было вернуться, — говорила она портрету, — я бы каждый день тебе говорила, как благодарна. Каждый день показывала бы, что ценю.
— Но ты и так показывала, — казалось, отвечал Алексей с фотографии. — Тем, что рожала моего сына. Тем, что хранишь наш дом. Тем, что помнишь.
— Помню. И никогда не забуду.
За окном стихал дождь. В доме, построенном любящими руками, было тепло и тихо. И Татьяна знала — она не одна. Любовь никуда не исчезает. Она живет в памяти, в доме, в сыне, который носит отцовские глаза и отцовское имя.
Настоящая любовь не кричит о себе. Она просто есть — надежная, как хорошо сделанная мебель, теплая, как натопленный дом, верная, как утренний чай, принесенный в постель.
И даже если понимание приходит слишком поздно, оно все равно согревает. Потому что любить и быть любимой — это счастье. Даже когда не знаешь об этом.
А как вы думаете — можно ли полюбить человека уже после того, как его потеряешь? Случалось ли вам, как Татьяне, поздно понять ценность тех, кто был рядом?
Поделитесь своим мнением в комментариях — ваши истории могут стать поддержкой для других читателей. Если рассказ тронул вас, поставьте лайк и подписывайтесь на канал — впереди еще много историй о том, как непросто бывает разглядеть счастье, когда оно живет совсем рядом.