Многие до сих пор помнят бабу Марфу. Суровую, молчаливую старуху, прожившую всю жизнь в покосившемся домике у железной дороги.
Ходили слухи, что её муж после войны привёз целый чемодан царских червонцев, которые она заначила на чёрный день. Но чёрный день наступил для неё самой — она умерла скоропостижно, унеся тайну клада с собой.
Внучка её, Алина, отчаянно нуждалась в деньгах. Учёба в другом городе, долги… И она решила на отчаянный шаг.
В старых записях, в заветной книжке, она нашла обрывок ритуала — «окликание ушедшего». Говорили, что если дух не упокоился, он может вернуться, чтобы договорить несказанное.
В полночь Алина пришла в пустой, пропахший пылью и травами дом. Поставила на стол два стакана — один с водой для живых, другой, пустой, для мёртвых. Рядом положила бабкин любимый платок с вышитыми васильками. Зажгла три свечи и тихо позвала:
«Бабушка Марфа… Выйди, поговори со мной. Где твоё добро? Где то, что ты припрятала? Мне очень нужно».
Свечи затрепетали, хотя сквозняка в доме не было. Воздух стал густым и сладковатым, как от увядших полевых цветов.
Алина почувствовала лёгкое прикосновение к волосам, будто ладонь старой женщины, и услышала внутри своей головы не голос, а саму мысль, чужую и сухую:
«За печкой… кирпич… шатается…»
Сердце Алины заколотилось. Она бросилась к старой голландке, отодвинула комод и действительно нашла под слоем сажи и штукатурки один шатающийся кирпич. Вынула его. За ним была не купюры, а маленькая, завёрнутая в истлевший целлофан коробочка. Внутри лежала не потускневшая от времени золотая монета с профилем царя и сложенная в несколько раз потрёпанная фотография.
На фото был молодой мужчина в форме, а на обороте дрожащим почерком было написано: «Прости меня, Марфа. Вернусь к тебе, моя ненаглядная. Береги нашего сына».
Сын… которого у бабки Марфы никогда не было. О котором никто и никогда не слышал.
И тут Алина поняла. Это было не сбережение. Это была единственная память о человеке, который не вернулся. О ребёнке, которого она, возможно, потеряла. Это была её самая большая тайна, её незаживающая рана.
В доме стало невыносимо холодно. Тень от печки вдруг удлинилась и стала густой, как смоль. Внутри Алины снова прозвучал беззвучный шёпот, но теперь в нём чувствовалась бесконечная тоска и упрёк:
«Зачем потревожила?.. Зачем забрала последнее?.. Отдай…»
Алина в ужасе отшатнулась, выронив коробочку. Монета с лёгким звоном покатилась по полу. Она бросилась бежать из дома, не оглядываясь, чувствуя на спине ледяной, полный скорби взгляд.
Наутро она вернулась с соседом — отнести коробочку обратно. Но на месте расшатанного кирпича они нашли лишь горстку пепла и истлевшую, почерневшую фотографию. Монета исчезла.
С тех пор в том доме стали происходить странные вещи. Говорят, по ночам из трубы печки доносится тихий плач. А если кто-то зайдёт в дом и громко позовёт кого-нибудь по имени, из темноты может донестись сухой, шелестящий шёпот:
«Ищи… за печкой…»
Но те, кто знает эту историю, лишь крестятся и обходят дом стороной. Они шепчут, что бабка Марфа не звала за деньгами. Она звала за собой. В своё вечное одиночество, чтобы наконец-то найти то, что потеряла. И лучше бы её клад так и остался ненайденным.