Я начну скучно: концепция родовой памяти не является строго научной.
Научное сообщество критически относится к родовой памяти, хотя наследственность передачи некоторых способностей подтверждает. Нет точных научных доказательств родовой памяти, хотя наука эпигенетика есть.
Ну, философия ставит вопрос. А другие науки его разбирают. Ищут доказательства или опровержения.
А теперь, после вступления, расскажу простой случай. Мы в детстве лето проводили на даче. Я и мои братья, двоюродные и родной. И тогда младшим был Сереженька. Сейчас он видный ученый-физик. А тогда был просто белокурый пятилетний мальчик. Очень добрый, тихий и послушный.
Мы за всю жизнь ни разу не поссорились. И слова обидного друг другу не сказали. Сереженька младше на десять лет. И я его не только любила очень, - опекала. Мы и сейчас очень привязаны друг к другу. И понимаем друг друга не то что с полуслова, - без слов.
А тогда он был пятилетним мальчуганом. Спокойным, терпеливым, - однажды его осы покусали, так он даже не заплакал, хотя больно было! И никому он не докучал, не досаждал.
Внимательно слушал дедушкины истории и мои сказки. Рос в спокойной здоровой обстановке. Мои дядя и тетя, его родители, тоже были учеными. И, конечно, мы не голодали. Это я вот к чему.
Дедушка чуть не сломал ногу в огороде. Попал ногой в замаскированную яму. Яма была довольно глубокой, сверху прикрытой тонкими досочками. А в яме лежала морковь, стручки гороха, свекла, - овощи. Плоды земли, так сказать. Которые подгнили и превращались в силос.
Кто это изготовил такую ловушку и для чего? Сереженька сказал, что это он выкопал яму. Дедушка расспросил о побуждениях: зачем? Зачем в огороде яма, а в яме - овощи? Ведь овощей достаточно. Мы здесь едим, и в город увезем. К чему эта силосная яма?
А Сереженька ответил, что овощи он сохранял на случай голода. Когда придет голод, у нас будет припас. Он просто не знал, как сохранить морковь и остальное. Вот и придумал яму. А еще есть сухари в сарае. Он сушит хлеб. Берет за обедом хлеб и сушит тихонько. Чтобы мы не пропали, когда придет голод.
Сереженька никогда не голодал. И в семье о голоде не рассуждали. Плоховато было с продуктами, но никакого голода и в помине не было.
А Сереженька рассказал, что голод - это очень страшно. И описал страдания голодающего. Очень подробно. Хотя он не был ребенком врачей, как я. И прочитать подобное нигде не мог. Но он делал то, что было в его силах - создавал припасы.
История забылась. И даже тогда она не показалась забавной. Дедушка отлично знал, что такое голод. Настоящий. Он из был из рабочего поселка на Северном Урале, ушел воевать в сорок первом. И брат его в семнадцать лет ушел. Воевал на Ленинградском фронте, познал голод. И предки наши были крестьянами и мастеровыми. И голод знали. Переживали страшные периоды...
И я поняла Сереженьку. Я тоже в детстве испытывала страх голода. Не то, что меня не накормят. А как боишься стихийного бедствия, дальних ударов грома за горизонтом. И другие братья все поняли. Никто не смеялся. А потом история забылась. Как голод.
Но не до конца, как видите. Есть вещи, которых мы боимся не потому, что испытали такое. И не потому, что нам про это рассказывали. И не потому, что мы читали и видели фильмы. Мы просто знаем. Помним. Хотя не переживали сами. Это каким-то образом встроено в нас. Словно пережито. Хотя пережито не нами.
И потому к еде было особое отношение. Играть с едой, разбрасывать, портить, уничтожать, - все это было грехом. Ненормальным поступком.
И детей поэтому заставляли есть, иногда через силу, - это было принуждение к жизни. Живи. Ешь. Вот еда. И доешь все, потому что неизвестно, будет ли вдосталь еды завтра. Еда - это труд, это милость Творца, это дар жизни и сама жизнь.
И желание делать припасы тоже отсюда. Припасы - это защита. Это жизнь. И намерение жить. Хотя сейчас в припасах вроде и нет особого смысла. И современные специалисты высмеивают благоговение перед едой и желание припасти пищу. Это же смешно!
Не смешно. Нам и тогда было не смешно. Ни дедушке, ни бабушке, ни родителям, ни нам, детям, - ничего смешного. Это о проявление родовой памяти народа, семьи, - может, недоказуемое. Не научное. Не исследованное, в отличие от протонов и нейтронов, которые изучали мои родные. Но это было. И это есть.
И пока будет уважительное и рачительное отношение к еде, мы помним. Помним то, через что прошли наши предки. И как давалась еда раньше. Каким трудом...
И незачем насмехаться над припасами. Это тоже память. И над желанием накормить другого тоже смеяться не надо. Если есть проблема, ее следует решать. Но насмехаться точно не над чем.
Как над ямой, которую совком выкопал тихий добрый мальчик, который хотел спасти свою семью от голода. Которого никогда не знал. Но душа знала. Помнила...
Анна Кирьянова был