Der Spiegel | Германия
Общество послевоенной Германии ответственно за создание неэгалитарной модели семьи, пишет колумнист Spiegel. По ее мнению, традиционная патриархальная модель в те годы помогла мужчинам преодолеть кризис, в котором они оказались после Второй Мировой войны. Однако сейчас она оказалась в кризисе, а в обществе назрела необходимость преобразований.
Хедвиг Рихтер (Hedwig Richter)
Многие считают немецкую домохозяйку наследием национал-социализма, но именно демократическое общество после 1945 года построило неэгалитарную модель семьи. Раненого, уязвимого ветерана войны необходимо было поддержать.
"От всей мужской напыщенности остались только нищета, недоедание и страдания", — писали в 1945 году в газете Süddeutsche Zeitung. Мужчины были разбиты. Виновные, раненые, побежденные, униженные. Церкви призывали к состраданию к немецким мужчинам, которые сидели дома и смотрели, как женщины трудились, чтобы заработать деньги и прокормить семью. Ночами мужчины мучились кошмарами, они дергались, кричали и просыпались в ужасе. Днем они мало говорили. Дети боялись военных калек с протезами и мрачными лицами, которые бродили по улицам.
После Второй мировой войны понятие семьи было переосмыслено. Повсюду жили вдовы, сироты, внебрачные дети. Многие солдаты вернулись домой, а там уже был другой мужчина. Некоторые журналы обсуждали любовные треугольники — почему бы и нет, ведь так много мужчин погибло, так много женщин хотели любви и, возможно, ребенка. Но не в ущерб женщине! В 1949 году в письме читательницы влиятельного женского журнала Constanze одна женщина защищала "полигамию": "Товарищи! Боритесь и отвоюйте право на любовь, требуйте права распоряжаться собственным телом". Женщины-публицистки ездили по стране с лекциями о "материнской семье". Во время войны мужчин заменили почти во всех профессиях: женщины не только могли, как и раньше, работать на полную ставку на фабриках в дополнение к домашней работе, но и вести ремесленное производство, быть начальницами, учиться и работать в любых академических профессиях. Историк Кристиан Граф фон Кроков позже назвал это "часом женщин".
Однако через несколько лет гендерный кризис закончился.
Возвращение к семье
Мужчины снова заняли все руководящие посты и начали пить виски и портвейн. Красивая секретарша была не непристойной деталью, а само собой разумеющимся явлением. Толпы брачных консультантов призывали домохозяек заботиться о своих мужьях. Никогда не забывайте, как тяжела его жизнь! Разводы стали встречаться реже, а браки — чаще, чем когда-либо в истории. Гетеронормативная нуклеарная семья стала почти повсеместным идеалом.
Если мужчина женился, у него возрастали шансы найти хорошую работу, в то время как женщин часто увольняли. То, что мужчины получали больше денег за ту же работу, не было проблемой, а скорее весомым требованием. Мужчина должен был обеспечивать семью, в то время как заработок женщины, согласно широко распространенному обвинению, служил "материальным", эгоистическим целям: потреблению, на алтарь которого женщина приносила благополучие ребенка.
В 1950-х годах мужчина сидел во главе стола, произносил молитву, а женщина готовила, подавала и обслуживала. Дети должны были молчать. "Кто не имеет бороды, тому не место говорить", — такую поговорку любили произносить отцы в те времена. Повсюду наблюдалось возвращение к семье, причем в ее традиционной патриархальной форме. Церкви, пережившие возрождение после нацистских лет, подобно профсоюзам, стали эффективным оплотом патриархата.
Что же произошло? На первый взгляд, возрождение этой модели семьи было нефункциональным: все развивалось в сторону общества знаний, образование становилось все более важным по сравнению с работой, технизация и медиализация мира, расширение школ и вузов определяли общество в последующие годы. Однако только мужчины имели право на получение более сложного образования или даже на поступление в университет; женщин вытесняли из университетов и, как правило, не допускали к получению высшего образования: "Ты все равно выйдешь замуж". После короткого периода высокой безработицы вскоре возник дефицит рабочей силы. Кроме того, западная демократия, казалось, противоречила иерархической модели полов.
Консервативный социолог Хельмут Шельски в своем исследовании "Преобразования немецкой семьи" 1967 года объяснил возрождение традиционной семьи ее "фундаментальной угрозой" после войны. Он рассматривал ее возвращение как сознательный акт людей. Традиционная семья с домохозяйкой считалась идеальным пространством, в котором можно было преодолеть даже самые серьезные кризисы. Так, например, американский социолог Говард П. Беккер в конце войны предсказывал, что молодые немецкие мужчины сформируют нацистское подполье и будут фанатично продолжать борьбу. Но, как он пересмотрел свое заявление несколько лет спустя, благодаря семье общество стабилизировалось. Или, другими словами, благодаря старому гендерному порядку нацизм в Германии был побежден.
Кроме того, многие семьи должны были смириться с деклассированием и потерей статуса мужчин, которые лишились своих должностей чиновников, помещиков, офицеров, крестьян или квалифицированных рабочих, а также всего своего имущества. Это касалось в первую очередь — но не только — мужчин, выселенных из родных мест, беженцев из бывших немецких территорий за линией Одер-Нейсе (граница между Польшей и Германией, образуемая этими двумя реками — прим. ИноСМИ).
Умиротворение мужчины
В семье мужчина находил опору и признание. Здесь он властвовал над маленьким миром, и этот мир снова обретал "естественный" порядок. Переосмысление брака как союза мужчины и домохозяйки послужило не в последнюю очередь умиротворению мужчин. Оно создало почву для того, чтобы они, а вместе с ними и все общество, смогли справиться с грядущими тревожными преобразованиями, жизнью в руинах, восстановлением, разоружением, а затем перевооружением или психологической переработкой раздела Германии. Можно также сказать, что мужчины из-за патриархальных структур являются особенно уязвимой группой, которую легко унизить и спровоцировать. В периоды кризисов и трансформаций любое патриархальное общество должно найти способ умиротворения мужчин. После Второй мировой войны ответом стало "домохозяйственное" брачное устройство.
Парадоксальным образом, этот гендерный порядок также создал отличную основу для преобразования общества в демократическое. Согласно широко распространенному убеждению, в нацизме женщины были политизированы, а брак уравнен. Девочки и женщины, как и мальчики и мужчины, подвергались воздействию нацистских организаций, нацистская идеология ценилась выше семейных уз. Но теперь люди свободны и могут вернуться к традиционной семье.
Равенство мужчин вновь стало важным. Рабочие получили то, за что большая часть социал-демократии боролась еще в XIX веке: достойную заработную плату, позволяющую содержать семью. Широко пропагандируемое "уравненное общество" (Также может встречаться термин "выровненное общество среднего класса" — социологическое понятие, характеризующее социальную структуру ФРГ, введенное в 1953 году социологом Хельмутом Шельски — прим. ИноСМИ) основывалось на неэгалитарной модели семьи. Брак с домохозяйкой был распространен во всех слоях общества и давал немцам в Федеративной Республике ощущение, что в основном все они живут одинаковой порядочной буржуазной жизнью. Даже если служанки оставались во многих домах и даже если рабочие семьи не могли обойтись без заработка жены, семья, в которой жена предпринимателя убирала свой дом так же, как женщина рабочего убирала свою двухкомнатную квартиру, стала нормой.
Законы закрепили привилегированное положение мужчины. Он имел право решать, где жить, какую фамилию носить, как воспитывать детей. Он имел право требовать, чтобы жена вела домашнее хозяйство, а если он руководил семейным предприятием, она должна была работать бесплатно — в случае развода она не получала ничего из приобретенного имущества. Мужчины могли решать, могут ли их жены работать или открыть счет в банке. Они также были ответственны за то, что домашнее насилие было для большей части женщин повседневной реальностью, как и бремя стирки белья. Насилие над женщиной было юридически невозможно. Неподчинение жены мужу даже считалось противозаконным, как постановил Федеральный суд в 1966 году.
Принуждение быть сексуальной
Мужчина имел явное право жестоко обращаться со своими детьми, и многие этим правом пользовались. То, что дети, как самое слабое звено в цепи, часто становились объектом отчаяния матерей, было так же принято, как и детский труд в семейных предприятиях и в сельском хозяйстве. Конечно, современный мужчина не хотел больше играть роль старого автократа. Журналы с удовольствием печатали фотографии отцов с колясками и с умилением рассказывали о трогательных, но тщетных попытках мужчин заботиться о детях. Это мало что изменило в неуважительном отношении к детям.
Гетеросексуальный мужчина, покорная женщина, послушный ребенок. Трудно оценить, какое страдание принесла эта жесткая норма. Как всегда, патриархат не был чистым удовольствием даже для большинства мужчин. Если он не был женат, его высмеивали как холостяка, если он был геем, ему грозила тюрьма, если его жена не была домохозяйкой, с ним что-то было не так. Так называемая квирность была просто немыслимым понятием для подавляющего большинства.
Затем наступил 1968 год. Хотя мужчины 68-го года не добились особых успехов — баррикадной революции не произошло, и капитализм не был отменен, — но то, что проникло во все поры общества, было освобождением от старых норм. Была революция в образовании. И секс стал обсуждаться по-другому, что для женщин означало: давление быть сексуальной становилось все сильнее. "Жены должны быть такими же красивыми, как коллеги их мужей!" — гласила статья 1969 года в журнале Constanze, иллюстрированная фотографиями сексуальных мам с волосами всех длин и цветов. Секс, потребление, мужские удовольствия. Патриархат просто облекся в новую одежду?
И все же с новым женским движением идеи равенства проникли и в брак. Много говорилось о "партнерстве". Молодые пары пафосно заявляли о равенстве. Мужчины даже рассуждали, что в принципе муж-домохозяйка вполне допустим. Но почти все подчеркивали, что в их случае это невозможно, как показало исследование социолога Хельге Просс в 1978 году. Аргументы были самые разные. Мужчина, мол, зря учился или получил профессию, он просто слишком хорошо зарабатывает, да и вообще: потеря социального статуса и влияния мужчины. Один аргумент звучал особенно часто: работа по дому ниже достоинства мужчины. В западногерманской демократии большинство людей жили по модели, которая не только терпела неравенство, но и сама неравномерно распределяла право на уважение и достойную работу. Даже когда все больше женщин начали работать неполный рабочий день, это не изменило иерархическую модель. До сих пор в этом вопросе мало что изменилось.
В немецкой истории всегда легко найти национальные объяснения. Как ни странно, домохозяйка часто считается наследием национал-социализма. Однако в других демократических странах распределение обязанностей не отличалось от немецкого. Даже в социализме, где модель домохозяйки не находила применения, потому что женский труд был необходим, мужчины в основном были освобождены от домашних хлопот и считались естественными главами семьи.
В этой модели не в последнюю очередь удивляет ее негибкость. Когда в конце XX века социолог Жан-Клод Кауфман исследовал французские пары, он пришел к тому же выводу, что и Хельге Просс двадцатью годами ранее в Германии. Пары много говорили о равенстве, все чаще и о том, что домашнюю работу можно справедливо разделить. Но мужчины были единодушны: жизнь не готовила их для домашней работы, они были призваны к более высоким делам. Во время пандемии Covid это отношение и распределение обязанностей подтвердились.
Западные общества вновь стоят на пороге эпохи, когда грядут преобразования, подобные послевоенным, и в очередной раз возникает важный вопрос: как убедить мужчин и мирно преодолеть неопределенность? Возможно, эта неопределенность объясняет патриархальный откат, который дает многим мужчинам чувство безопасности: маносфера с боями в клетках, любовью к колбасам и космическим ракетам, ископаемая маскулинность — и традиционная жена. Но, возможно, переломный момент также дает шанс коренным образом пересмотреть гендерный порядок?