Ну всё, Эмма, всё, бодро заявила Марья Ивановна, притягивая за собой два внушительных чемодана в коридор. Пора вам с Ромочкой освобождать эту квартиру. Ты уж как-нибудь и у своей мамочки поживёшь.
Эмма, стоявшая у кухонного стола с видом королевы в изгнании, медленно повернулась. Её губы растянулись в фальшивой улыбке, но глаза оставались холодными и колкими. Конечно, Марья Ивановна, я вас прекрасно понимаю, сказала она почти ласково.
Но прежде чем вы окончательно распакуетесь, вы взгляните вот на это. Она достала из ящика стола папку с документами и протянулась в крови. Это ещё что за талмуд, пробормотала Марья Ивановна на цепи бочки.
Завещание? Олег! Её губы задрожали. Всё моё имущество после моей смерти переходит моей супруге Эмме Николаевне Бутовой, включая квартиру, находящуюся по адресу. Марья Ивановна резко присела на пуф у входной двери, словно ноги её перестали держать.
Это что за фальшивка у тебя, спросила она. О, нет, это не фальшивка, что вы. Это копия, заверенная нотариусом.
А оригинал, так, на всякий случай, я храню в банковской ячейке. Олег, пусть земля ему будет пухом, а оказался куда более предусмотрительным, чем вы думали. Всё оформил ещё до того, как умер.
Боялся, если вдруг что, чтобы я с жильём осталась. Видимо, знал, что вы будете пытаться меня выгнать на улицу с ребёнком. Марья Ивановна побледнела, её руки задрожали.
Она молча перевела взгляд с бумаги на Эмму, на эту ухоженную, наглую женщину в шёлковом халате с ярким маникюром и холодной ухмылкой. А ты же, ты же, стерва, даже не плакала на похоронах. А зачем? Он же уже всё оформил.
Эмма пожала плечами. Я плакала в тот день, когда он принёс мне ключи от этой квартиры и завещание. А всё остальное, это так, приложение.
Ты же его не любила, совсем, совсем не любила, выдохнула Марья Ивановна. Разумеется, не любила. Эмма подошла ближе.
Но я была терпелива, а он был мне удобен. Не пил, не бил, деньги приносил. Да, был милым, покладистым, но самое главное с квартирой.
Чего мне было жаловаться? Главное, вовремя пудрить мозги и делать вид, что я вся такая мечтательная, ранимая, бедная деревенская девочка. Вы же знаете, он таких дюймовочек просто обожал. Марья Ивановна от такого наглого цинизма вскинулась.
Ты даже Ромку в детсад круглосуточный сдала, своего же сына, фу на тебя. А что мне с ним делать? Я молодая, красивая, мне жить хочется. Танцы, салоны, свидания, поездки.
А вы что, предлагаете мне сидеть тут и жевать макароны с сосисками, пока ребёнок орёт? Нет уж, на такие вещи у государства и придуманы службы. Пусть государство этим детём и занимается. А у тебя сердце вообще есть? У Марьи Ивановны потекли слёзы.
У меня есть мозги, Марья Ивановна, и документы, и объявление о продаже этой квартиры. Оно уже выложено, я её продаю. Уже нашлась пара, готовая внести предоплату.
Через три недели переезжают. Так что вы со своими чемоданами совсем не кстати. Марья Ивановна вскочила.
Ты, ну, всё имеешь право, не имеешь. Это квартира моего сына, это память о нём. Извините, но теперь она моя.
Понимаю, тяжело осознавать, но всё по закону. Хотите, могу дать копию, сами сходите к юристу. Там вам всё объяснят доходчиво.
Но, а как же, как же Ромочка, внук мой? Если вас так волнует его судьба, собирайте его себе. Мне сейчас некогда ребёнком заниматься. Квартира на продаже, ухажёр вот-вот приедет.
Он, кстати, в банке работает. И ему ситуацию с обещанием даже не нужно было объяснять. Сразу понял, что к чему.
Он так и сказал. Эмма, ты молодец. И я с ним согласна.
Марья Ивановна взяла свои чемоданы, вышла во двор и остановилась. В голове гудела. Всё, что она подозревала и боялась, оказалось правдой.
Она ещё раньше знала. Эта Эмма вышла за её сына ради квартиры. Только ради этого.
А Олег слепо верил в любовь. Твердил, что Эмма – это шанс на его счастье. А она, вежливо улыбаясь, съехала к нему из своей деревенской хаты.
Быстро забеременела и ещё быстрее получила прописку. Она не любит тебя, сынок. Она хитрая, пыталась Марья Ивановна говорить сыну ещё тогда.
Однако Олег смеялся. Мама, это всё от одиночества, тебе кажется. Она хорошая, просто стеснительная.
И мать не мешала им жить так, как они хотят. Она молчала, терпела, не вмешивалась. Он же был взрослым.
Но теперь его нет. Сердце, инфаркт на ровном месте. Пришёл домой, а там другой мужчина в трусах на кухне.
Вот, сердечко и не выдержало. А через месяц после похорон Эмма уже даже не притворялась. У неё никакого траура и в помине не было.
Она быстренько привела этого мужчину, из-за которого умер Олег, домой и стала в открытую с ним жить. Ой, сынок, сынок, и сам же виноват, всхлипнула Марья Ивановна. Сам всё сделал.
На следующий день она вернулась в эту квартиру к Эмме, но уже без чемоданов, только с одним конвертом. Значит так, Эмма, поговорить надо. Тон Марьи Ивановны уже был жёстким, а Эмма, как обычно, цинично улыбалась.
Она в душе смеялась над этой пожилой женщиной, которая хлопотала не пойми о чём. Ладно, говорите, только недолго, у меня маникюр через сорок минут. Ты признайся, ведь ты всё это спланировала, Марья Ивановна смотрела ей прямо в глаза.
Ну, скажем так, я умею ждать. Деревня это не сахар, но я там росла и поняла одно, пока не вырвешься в цивилизацию, никто тебя не спасёт. А ваш Олег, он был действительно спасатель.
Вот я за него и уцепилась. А Ромочка, тебе же на него плевать. Нет, как вы можете, он мне нужен.
Пока без ребёнка я выгляжу подозрительно, как это, вдова, а детей нету, а с ним сразу сочувствие, поддержка, жалость. Благотворительные программы, помощь от государства, люди добрые помогают, а потом подрастёт, пусть живёт у кого-нибудь. У тебя, может быть, с дедушкой Пашей, да хоть где угодно.
В этот раз Марья Ивановна едва сдержалась от того, чтобы не влепить Эмме пощёчину, но руки снова дрожали. Ты, ты об этом пожалеешь, имеешь право. Ты останешься одна.
Да что вы говорите, а я и не планировала вечную любовь. Я же не романтик, я реалист. Мне не нужен старый диван, если я могу продать квартиру и купить новый.
А если найдётся ухоженный мужчина с домом, так это вообще отличный вариант. Эмма, ты просто чудовище. Марья Ивановна увидела, как к дому подъехала иномарка, и с неё вышел высокий мужчина в дорогом пальто.
И вот он уже в квартире. Сука поздоровался, затем нежно поцеловал Эмму в щёку. Эмма выглядела счастливой и довольной.
А что ей переживать? Ромочка в детском саду, квартира в стадии продажи, документы в порядке, да и такой мужик рядом. Нечто Олегу, который был простым мастером на заводе. Марья Ивановна тихо ушла.
Долгое время она сидела на лавочке у соседнего подъезда. Молчала, глотала слёзы. Ближе к вечеру, когда Эмма куда-то ушла, она зашла в квартиру, где когда-то жил её сын.
Эмма не сменила замки. Она открыла альбом с фотографиями. Олег, 10 лет, на велосипеде.
Олег и собака. Олег на выпускном. Олег с Эммой у ЗАГСа. И последний снимок. Улыбается, держит Ромочку на руках. А в глазах любовь. Наивная, глупая любовь. Ты, ты прости меня, сынок, прошептала она. Не уберегла я тебя, не смогла.
Фотографии она унесла с собой. Прошёл месяц, квартира была продана, и Эмма переехала к новому мужу. А Ромку временно пристроила на каникулы к бабушке, то есть к Марье Ивановне.
Ребёнок скучал, плакал по маме. Марья Ивановна старалась, успокаивала его. Бабушка, а мама скоро приедет? Скоро, Ромочка, скоро, скоро.
Однако Эмма так и не приезжала. Она даже звонила всё реже. То работа, то поездка, то новый роман.
Вы знаете, Марья Ивановна, оставляйте, наверное, Ромку у себя. Я не справлюсь. Или отдайте его в приют какой-нибудь.
Потом как-нибудь, может быть, заберу. Может быть. Но ты же его мать, закричала тогда Марья Ивановна в трубку.
Ну да, а ты, бабушка, вот и поделим обязанности. Прошло два года, Эмма совершенно исчезла. Она меняла номера, а потом и вовсе пропала.
Никто не знал, где она. Кто-то говорил, уехала за границу, а кто-то, что сидит за махинацией с недвижимостью. Тем временем Ромка подрос, пошел в школу, звал бабушку мамой, а иногда просыпался ночью и звал Эмму.
Потом, со временем, перестал. Марья Ивановна подала в суд и добилась опеки. Юрист, друг покойного сына, помог.
С документами, с пропиской, со всеми тонкостями. Квартира, в которой жила Эмма, давно уже перешла в другие руки. Те тоже пострадали.
Оказалось, Эмма продала ее с огромными, мастерски скрытыми долгами по коммуналке. Шла волокита, суды, но следа Эммы так никто и не нашел. Иногда Марья Ивановна думала, может быть, Бог все расставил как надо, может, главное, что у нее Ромка остался, что внучок жив, здоров, смеется, обнимает, называет ее родной.
Иногда она с тоской смотрела на фото Олега. Я все сделаю, сынок, все сделаю, за тебя. Эмму она больше не вспоминала, как вырванный зуб.
Больно, но больше не болит и не тревожит.