- За внешней адекватностью часто скрывается небольшая прибабахнутость, - сказала учительница Саша, отцепляя от сумки Лабубу. Директор приспустил очки.
- Эта мода добралась и до вас, Александра Милошевна?
- Интернет в городе не работает, а развлекать себя чем-то надо, - она захихикала и потрясла монстриком перед носом, - Сашуля, тридцать шесть годиков. Вы не против, если мой друг посидит на столе?
Учительница была мила и болтлива. Коллеги сравнивали её мозг с браузером, в котором открыто сразу пятьдесят вкладок. Александра Милошевна могла рассказывать коллегам о завтраке из кускуса с жареным шпинатом, а через мгновение вспоминать свою умершую от диареи собаку. Дети слушали её уроки английского с разинутыми ртами. Саша Милошевна носила цветастую бесформенную одежду, увешивала себя яркими бусами и перематывалась фенечками, но даже попугайские наряды и нелепая походка не могли скрыть ее безупречную выправку и изящные очертания плеч. Гладкая кожа шеи и рук давала ей скидку как минимум в десять лет.
- Саша, разрешите представить Даниса Маннуровича, он мой коллега из Казани.
Мужчина при густой белоснежной бороде поклонился. В его руках лежала папка с портфолио.
- О, вы тоже директор! – улыбнулась Саша и, приложив ладонь ко рту, прошептала: - Илья Валентинович большой любитель пожаловаться на работу, а вы там как?
- Да тоже непросто. Сто девяносто девятый лицей, сами понимаете.
Надобности в объяснениях не было. Она знала, что это престижное место, где учатся дети самых сильных от мира сего. Или, по меньшей мере, от республики Татарстан.
Данис Маннурович листал Сашино портфолио:
- Глаза, конечно, разбегаются от ваших достижений. Больше тридцати олимпиадников, семь «соток» на ЕГЭ, трижды финалист «Учителя года», конкурсов не счесть…
- А еще она умеет читать английский алфавит задом наперед, - добавил Илья Валентинович. – За пять секунд!
Игрушка на столе запищала:
- Ла-бу-бу, ла-бубу, лабу-лабу-бу!
Саша, округлив губы от неожиданности, ткнула зверьку в пузо. Песенка оборвалась.
- Простите, я случайно нажала!
Директор казанского лицея покосился на Илью Валентиновича. На его лице застыл вопрос: «И это та самая титулованная учительница-умница?»
- Александра, я приехал не просто так. Хочу пригласить вас в сто девяносто девятый лицей. Зарплата двести тысяч. Аренда квартиры за наш счет. А коллектив какой, одна молодежь!
Саша от растерянности схватила Лабубу, потрепала ему уши.
- Вы делаете это предложение так открыто, в присутствии директора?
- Илья Валентинович мой старый товарищ.
- Да, учились в одной группе. Данис Маннурович меня тысячу раз выручал, и в вашем случае я могу… - директор кашлянул в кулак, - сделать некую уступку.
Она в смятении водила пальцем по ухмылке Лабубу.
- Но будет лучше, если вы останетесь, - Илья Валентинович сел рядом с Сашей. – Сдалась вам эта Казань. А тут вы как дома…
Данис Маннурович тоже пододвинулся поближе к учительнице:
- Двести тысяч, Александра! Жильё рядышком, в элитном центре!
Илья Валентинович коршуном влетел в её левое ухо:
- За эти двести тысяч вы будете лезть вон из кожи. Работа от семи до семи – вы же там все здоровье оставите!
- А какие у нас дети талантливые!
- Про «золотых» деток не забывайте! Таким лишнее слово скажешь – сгрызут вместе с этой Лабубой.
- Саша, напомню про карьерные возможности! Через пять лет хорошей работы вы уже будете сидеть в министерстве.
- Да никуда он вас не отпустит! - воскликнул директор. – Маннурыч носится по Татарстану как пылесос и стягивает лучших учителей ради рейтингов! Ручаюсь, даже через десять лет вас до завуча не поднимут.
- А вы разве подняли, Илья Валентинович? Девушка уже пятнадцать лет пашет, а вы ей даже сто тысяч не обеспечили.
Саша сидела между директорами слово напуганный ребенок, слушающий ссору родителей. И её, по аналогии с семейной драмой, спасала игрушка в руках. Данис Маннурович чуть ли не вплотную подкрался к Саше:
- Для справки, в нашем коллективе пятнадцать мужчин. Больше половины свободные…
Учительница схватила игрушку и вышла из-за стола:
- Лабубу считает, что это уже перебор!
Илья Валентинович и Данис Маннурович в нетерпении смотрели на Сашу, ожидая финального слова. Она снова заулыбалась:
- Право, я же не футболист, чтобы меня заманивать гонорарами и привилегиями. Я просто елабужская училка с дурацкой игрушкой. Очень лестно, что вы приехали ради меня в Елабугу, но я вынуждена отказать. Не буду менять школы.
Илья Валентинович грохнул по столу ладонью так громко, что Саша вжала голову в плечи.
- Ха! Говорил я тебе, Маннурыч, что ты поедешь обратно несолоно хлебавши! Мы нашу булочку никуда не отпустим.
- Я вами восхищен, Александра Милошевна. Вот что значит преданность своей школе, - казанец вытащил бумажник и бросил на стол четыре купюры по пять тысяч. Илья Валентинович забрал выигрыш.
- Постойте… Вы что, просто поспорили?
- Да. А вы доказали свою верность. Умница вы наша!
Илья Валентинович перестал улыбаться.
- Александра, надеюсь, вы не обиделись?
- Ну… Конечно, не обиделась. Можно идти на уроки?
- Да, спасибо за визит.
Лабубу вернулся на застежку сумки. В дверях Саша развернулась. Прыгучим шагом, словно по камням в ручье, она пересекла кабинет и забрала папку с портфолио. Еще раз поклонилась директорам и исчезла.
Обидно, конечно, было до скрипа в зубах.
Александра, дочь Милоша, сына Петара, сына Стефана, сына Зорана, сына Йована, всегда хотела разобраться в природе вещей, и даже в школьном театре играла Знайку. Отчасти это объяснялось и тем, что мальчики актерский кружок не посещали – лишь скромняге Ване Бобылёву досталась роль Пончика.
Для одноклассников Саша была диковинкой. В новой школе девочку определили в пятый класс, хотя по возрасту она должна была идти в шестой. Причина весомая – она едва умела изъясняться на русском языке. Беженка из зоны боевых действий, семья в тяжелом материальном положении. Расползающаяся обувь и потерянный взгляд.
В те годы дети переходили в пятый класс сразу после третьего, и длинноногая Саша заметно выделялась среди вчерашней малышни. Она приходила в школу с разговорником для туристов – старым, пожелтевшим, из девяностых. Конфузов на уроках было немало.
- Что делает кролик на картинке?
- Бры́кает.
- Нет, он прыгает.
Под хихиканье ребят Саша старательно выводила в блокноте: «Кролик прыгает».
К концу учебного года разговорник сменился подростковыми журналами, телефонными справочниками, рекомендациями по уходу за младенцами. Вдоль и поперек была изучена хрестоматия с отрывками из Пушкина, Рабле и Метерлинка. В шестом классе смышленая Саша уже читала биографии советских ученых и поэзию Золотого века. Появились любимые писатели – Диккенс, Гюго, Лермонтов. Под впечатлением от «Фаталиста» восьмиклассница отправилась в библиотеку «КАМАЗа», где ей посоветовали Шопенгауэра. Сложную мысль немецкого философа Саша поначалу не понимала. Читала краткие пересказы и пояснения. Её русский язык складывался из переводов Канта и Гомера, витиеватых текстов Платонова и Набокова, стихов Цветаевой и Ахмадуллиной. Девочка, чей кролик «бры́кал» в пятом классе, в девятом уже выигрывала городские олимпиады и бескорыстно писала одноклассникам сочинения по литературе.
Потом школа окончилась, и Саша перебралась из Набережных Челнов в соседнюю Елабугу. Поступив в педагогический университет, встретила единственную любовь. Через несколько лет любовь ушла, не оставив ей шанса на красный диплом, к которому она так уверенно шла. Саша устроилась учительницей, чтобы забыться в работе.
За пятнадцать лет она начала измерять жизнь в учебных, а не календарных годах. Четыре четверти преподавания и три месяца летнего безвременья. Саша блистала на работе. Особенно хорошо давались ей олимпиадники. Трижды попадала в финал республиканского «Учителя года», но победы почему-то доставались казанцам (и непременно мужчинам). Нельзя сказать, что ей было тягостно работать учителем – сказывались жадность до истины и любовь к английскому языку. В Елабуге Сашу знали как странноватую интеллектуалку, многие школы расстилали перед ней красные ковровые дорожки, но учительница оставалась верной своей двенадцатой гимназии.
Время шло, юношеская серьёзность сменялась на взрослую беззаботность, а строгие брючные костюмы уступили яркому уличному стилю. Так дело дошло и до Лабубу на сумке. По выходным она развлекалась с другими учительницами в караоке, летом выбиралась в теплую заграницу. Мечтала однажды навестить родное Косово.
- Я Александра, дочь Милоша, сына Петара, сына Стефана, сына Зорана, сына Йована. Своего сына назову Лёхой, - говорила она коллегам.
Сына до сих пор не было. Шёл 2024-2025 учебный год.
***
- Вот же хрыч! Он твою должность на кон поставил, выходит?
- Скорее, проверил на лояльность. Хоть и знал, что не уволюсь.
Саша и Алиса рассматривали полки с бурбоном в алкомаркете. Саша приобрела две бутылки «Maker’s Mark» - одну на сегодняшний вечер, другую на начало июля. На Ютубе ожидался концерт воссоединенных «Oasis», и под его просмотр обычное вино не годилось. Алиса, коллега с гипнотически хриплым голосом, выбрала «Woodford Reserve».
Расплачивались наличными – карты не работали больше недели.
Пока кассирша отсчитывала Алисе сдачу, Саша отправилась на помощь низкорослому алкоголику. Мужичок тянулся к полке с водкой, словно утопающий к спасательному линю.
- Вам эту? – спросила она.
- Эту, - недовольно ответил алкоголик. – Давно видишь, как я корячусь, могла бы и пораньше подойти.
- И вам хорошего вечера, - Саша помахала ему пальцами. – Пока-пока!
По пятницам Алиса устраивала вайфайник – мероприятие, уже ставшее нормой во многих городах. Люди собирались на тайных квартирах, где можно было накачать новых фильмов, сериалов, музыкальных альбомов, видео с Ютуба и свежих мемов. Когда в стране заблокировали практически весь зарубежный интернет, надежда оставалась на умников-айтишников. Альберт, возлюбленный Алисы, смог настроить роутер в обход всех блокировок, организовал локальную сеть с сервером.
Поначалу мобильный интернет отключали из-за воздушных тревог. Власти журили тех, кто жаловался на перебои связи: «Не жужжите, это для вашей же безопасности». Вскоре интернет начал пропадать без объяснения причин. Работали только Госуслуги, Яндекс, ВК-видео, маркетплейсы и мессенджер Max.
Если подумать, многим было достаточно и такого набора.
Связь с внешним миром худо-бедно держалась на проводном интернете, но к маю заглохли Ютуб, Википедия, Телеграм с Ватсапом. Люди ждали выходных, чтобы отправиться к знакомому диджитал-шаману. Такие собрания называли «вайфайниками» по аналогии с советскими квартирниками.
Жилище Алисы было нафаршировано умными лампочками и светодиодными лентами с неоновой палитрой. Каждое устройство включалось по голосовой команде. Кондиционеру говорили: «Морозко-батюшка, поддай нам хлада зимнего», и тот оживал. Почётное место занимала клетка с крысами – настоящий люкс с качелями, колёсами, кольцами, колокольчиками, лестницами, гамаком, заводным пауком, минеральными камнями, песочным бассейном и миниатюрным портретом Мао Цзэдуна.
- Чтобы порядок знали! – комментировал Альберт фото Великого кормчего.
В квартире пока что было тихо. Гости сидели с ноутбуками на коленях и качали сериалы на неделю вперед. На кухне возился с коктейлями местный барбер Семён. Хозяйка отдала ему свой бурбон:
- Колдуй, волшебник!
Саша открыла бутылку и повесила Лабубу на горлышко:
- Я буду пить чистым.
- У меня есть второй сезон «Разделения»! – выкрикнул Альберт. – Если вы пропустили первый, ищите папку на серваке.
Семён внимательно следил, как Саша бросает кубики льда в стакан. Она сделала большой глоток, зажмурилась и зафыркала.
- Почему коктейль не хочешь? – сказал Семён.
Саша выставила указательный палец, прося несколько секунд на передышку.
- Погоди минутку. Тебе это зайдет.
Он положил на дно металлического бокала листья мяты, полил сахарным сиропом, аккуратно растолок ступкой, добавил бурбон, насыпал до краев колотый лёд, несколько раз перемешал коктейль, пока стенки не покрылись инеем, бросил ещё льда горкой и воткнул веточку мяты.
- Классический мятный джулеп. Пацаны с Южных штатов одобряют, - в учтивом поклоне он протянул Саше стакан.
- Ух, прохладненько, - хихикнула она.
Ледяной бурбон поприветствовал её мятным поцелуем. Саша замычала от восторга.
- Это и правда вкусно! Ты всё же барбер или бармен?
- Пока что барбер.
Семён выглядел щуплым подростком, но вот пористая кожа лица и морщинки на лбу подтягивали стрелку возраста к отметке «30». Как и положено барберу, у него были забитые татуировками руки, закрученные усы и густая, длинная копна волос.
- Алиса говорила, ты можешь прочитать алфавит задом наперед.
- Только английский. Сейчас, - Саша сделала глоток для верности и выдала весь ряд от «зет-уай-экс» до «си-би-эй».
Кухню торпедировало нечто бородато-лохматое и изрядно подвыпившее. Саша признала в нём коллегу Семёна. Имени никак не припоминала.
- Три черничных мохито!
- Пять минут, Турецкий!
Она выглянула в окно. Иней на стакане таял, капли текли по ладони. Выпивка ударила её мягким кулаком, Саша покачивалась.
- Какие облака вокруг луны. Будто пёрышки.
- Почему на твоей бутылке висит Лабубу? Дети подарили?
- Нет, купила. Он милый, - Саша повернулась к Семёну и уперлась руками в подоконник.
- По мне, страшила. Представляю, как он действует на детей.
- Вполне хорошо. Могу доказать с позиций постструктурализма.
Семён, мешая черничные коктейли, поднял бровь. Саша сделала большой глоток, ухнула и продолжила:
- Ну, смотри. Структуралистский взгляд предполагает, что детские игрушки должны быть однозначно позитивными, чтобы не травмировать ребенка. Это можно прочитать, например, в работах Пиаже по психологии развития. Постструктурализм же отвергает бинарные оппозиции вроде «добро-зло», «милое-страшное». Любой образ многозначен. Лабубу может быть и смешным и жутким одновременно. Далее, меняются культурные коды. Если в СССР были такие же пугающие игрушки – скажем, Баба-Яга – то в двухтысячные появилась эстетика «безопасной милоты». Игрушки не должны пугать моего дитачку, пусть будет только ми-ми-ми!
- Алиса, требуем Меладзе! – выкрикнули в соседней комнате.
- Скоро будет караоке, - Семён отнес бокалы в зал. Когда он вернулся в кухню, Саша продолжила свой монолог. В ушах стоял шум, похожий на статику из радиоприёмника.
- Структуралист Фуко сказал бы, что игрушки – это инструмент власти, который формирует у детей восприятие мира. В этом плане куда опаснее куклы Барби. Они учат нормативности. Семья, искусственная красота, гендерные роли… Лабубу нарушает это правило. Он учит не доверять миловидности. Теперь пара вопросов тебе, коктейльный мастер. Как ребенок может видеть Лабубу?
- Не знаю… монстрик из игры.
- А подросток?
- Ммм… символ тревожности?
- Взрослый?
- Испорченность детской культуры.
- Видишь? В этом и суть постструктуралистского подхода. Нет единого образа. Жуткие игрушки готовят детей к реальности. Они помогают проживать страх в безопасной форме. И, наконец, стимулируют воображение. Ребенок сам достраивает образ, а не получает готовый шаблон.
После недолгой тишины раздались аплодисменты – кроме Семёна Сашу слушали еще трое гостей.
- Вот ты хороша! В натуре, по полочкам всё разложила, легенда! – говорил Лёша. Второй барбер. Точно, Лёша.
- Как же меня достала эта муха, - прошептала Аня, фитнес-тренер и девушка Лёши. – Удар колбасой!
Аня схватила кружок «докторской» и пришлёпнула его к дверце шкафа. Атака была столь стремительной, что ни муха, ни зрители не заметили броска. Насекомое было уничтожено.
- Молодец, Анют. Теперь сможешь поесть колбасы с настоящим мясом.
В зале начались танцы. Вернее, танцевала только Алиса. Под песню «Heaven or Las Vegas» она извивалась в талии, словно змея перед дудкой факира. Из ее рта торчала сигарета, она стрелами выпускала дым к потолку. В её движениях не было последовательности, она даже не пыталась привлечь внимание – но на неё смотрели все.
- Как ведьма, - заметил Семён.
Саша распласталась на диване. В руке дотаивал иней пятого коктейля. Она болотными глазами смотрела на танцующую подругу.
- Как баба с мухами.
- Как…кто?
- Так в Белоруссии называют ведьм. А вот, к примеру, слово «кикимора». Оно происходит от «кик» - «что-то согнутое, крючковатое», и «мора» - «связанное со смертью». Хотя, у тех же белорусов кикимора не всегда похожа на жуткую старуху. Это может быть маленькая и очень вредная девочка. Она кидается горшками, гремит посудой, разматывает пряжу…
- Хватит душнить, - Алиса, продолжая ритмично двигаться, тянула ей ладони. – Пошли танцевать.
- Не пойду, я уже тюлень. Лучше включите Билли Айлиш.
- Никаких Билли Айлиш, ты опять обсопливишься.
- Я просто хочу спеть «Ocean Eyes», - Саша потянулась к пульту, но Алиса шлёпнула её по ладони.
Гости уверенно напивались. В соседнее кресло впитывался Валера Денисович, преподаватель из «Алабуга-Политех» и виртуозный скейтбордист. Рядом сидела Аня и пыталась разобрать его невнятный монолог.
- Кто же ты сегодня – Пото или Кабенго?
Саша узнала имена. Так называли друг друга две американские близняшки, выдумавшие собственный язык. Причем полноценный язык, с грамматикой и фонетической системой. Девочки жили в изоляции, общались только с родителями и бабушкой-немкой. Про них даже сняли документальный фильм.
- Я знаю, кто такие Пото и Кабенго! – Саша задрала руку. – Они до ужаса криповые! Курлыкали как две инопланетянки.
- Они милые, ты что! – возразила Аня.
- Не знаю. А еще эти имена, словно у древних демонов… Пото и Кабенго. Девочки дали их друг другу, на собственные почти не отзывались. В них было что-то инфернальное, особенно на видеозаписи из семидесятых…
От воспоминания Сашу прощекотало по спине. Рядом пристроился Семён.
- Шикарные волосы. Я давно хочу переучиться на женского парикмахера. Можно?
Не дождавшись разрешения, он осторожно провел рукой по её пряди. Саша, обнимая бутылку бурбона, захихикала.
- Какая фактура, какая густота! Обзавидоваться можно!
- У меня уже появляется седина.
- Не седина, а серебряные ниточки. Они по-своему хороши.
- Седина красит мужчин. А для женщин это катастрофа. Придется их подкрашивать, но мне непросто подобрать нужный оттенок.
- Давай попробуем сделать каре-колокольчик и выкрасить волосы в яркий блонд.
- Ещё чего! – вмешалась Алиса. – Сашин оттенок – это песок с берегов Адриатики. Это мёд диких пчёл. Даже не смей перекрашиваться в колхозный блонд!
Семён пожал плечами и удалился в уборную. Саша, проводив его взглядом, соскочила с дивана.
- Мне пора домой!
Она забросила недопитую бутылку в сумку, прицепила Лабубу и побежала в прихожую.
- Саш, ты куда? Что случилось?
- Я забыла про стиральную машинку. Мне пора идти, правда. Спасибо за фильмы и музыку!
Дверь туалета открылась. Семён лишь успел увидеть, как хлопает дверь и Сашины каблуки цокают по ступеням.
- Куда она?
- Спать. Устала наша коллега.
***
Саша дремала.
Детский голосок прошептал под ухом:
- Давай всё ей расскажем!
Она подскочила в постели. В спальню прокрадывался шелест ночной улицы, по стенам ползли отсветы проезжающих автомобилей.
- Кто здесь?
Остатки тревожного сна растворились в темноте. Саша слезла с кровати, прошла в кухню, зажгла свет. На столе стояла недопитая бутылка бурбона, рядом сидел Лабубу. Ухмылялся и ждал.
Она прошла в ванную комнату, умылась. Надумала вынести мусор. В холодильнике нашла два хачапури из местной пекарни, положила в карман худи.
Майский воздух пах цветущей сиренью. Саша удивилась – поблизости ничего, кроме некошеной травы, не росло. Возле помойки дежурили знакомые бомжи. Она забросила пакет в контейнер.
- Принесла вам выпечку. Эти я покупаю в «Алсу». Есть еще хачапури в «Жаре-свежаре», но они мне нравятся куда меньше. Там борщат с маслом. Всё блестит, а начинка никакая. Приятного аппетита.
Саша разломила оба хачапури, протянула всем по половинке. Она не в первый раз приносила еду бездомным. Как-то раз Алиса с брезгливостью спросила, зачем она подкармливала бомжей. Саша поправила подругу: «Я не подкармливаю, я угощаю».
- Не спится? – спросил старик в засаленной оранжевой спецовке «Татнефти» и кепке с логотипом «Arctic Monkeys». Пока другие бомжи рвали тесто кривыми зубами, он не прикасался к еде.
- Подскочила ни с того ни с сего, теперь до утра не засну.
- А всё от того, Александра, что вы думами полны. Это только люди глупые да беспечные тревог не знают, и оттого благоденствуют. Но вы не печальтесь. Мыслями будьте ближе к богу, и дарует он вам спокойствие.
Ей нравилось слушать старика в оранжевой спецовке, говорящего словно сказитель из советского кино. Она не знала его имени. Не знала и того, что он слеп от рождения. Через год его найдут окоченевшим у этой же помойки, и товарищи сообщат: уважаемый человек когда-то был, преподавал физику, безупречно писал и чертил мелом по доске. Потом какие-то отморозки отобрали жильё, избили, в школе уже никому не был нужен. Григорий Валентинович.
Она вернулась в квартиру. Лабубу всё так же охранял бутылку. Саша разлила бурбон по стаканам, один поставила перед игрушкой, в другой бросила кубики льда. На часах было уже три утра. Совсем скоро на работу.
- Друг, я что-то делаю неправильно, верно?
Саша чокнулась с неподвижным стаканом. В квартире стояла пульсирующая тишина, но вскоре ей послышался писк в спальне. Звучок был неестественно высоким и механическим, словно пищало какое-то инопланетное устройство. Она включила свет, прошлась по углам. Проверила телефон. Алиса отправила ей сообщение два часа назад: «Ты как добралась? Живая?»
Саша записала голосовое:
- Я слышу что-то странное в квартире. Шепот и писк.
Алиса не отвечала. Наверное, уже спала.
В кухне кто-то забормотал. Быстро, отчётливо, с выраженным стаккато. «Wer-baut-an-know-ay-dun-no…» Саша застыла, кровь засочилась к животу. Даже Луне стало интересно, и она опустилась чуть ниже, заглянула в комнату. Кто же бормочет – Пото или Кабенго?
Саша прокралась в кухню. Пусто. Лабубу к бурбону даже не прикоснулся. Всё так же весело ухмылялся ей в тишине квартиры. Она легла на стол и призналась игрушке:
- Когда-то я купила диск «Rammstein». Девочкой ещё, лет пятнадцать. На обложке было странное создание, оно словно спало. Мне казалось, что это какая-то кукла или же компьютерная графика… Знаешь, что там было на самом деле? – Саша опрокинула выпивку в горло и зажмурилась. – Это был заспиртованный двухсотлетний младенец из какой-то немецкой кунсткамеры. А как ругали группу за эту обложку! Мол, нельзя использовать образ мертвого младенца для коммерческих целей.
Лабубу лыбился.
- Я до ужаса боялась этой обложки. Казалось, что ребенок откроет глаза и посмотрит на меня. Даже прятала диск под стопками книг.
Саша отобрала стакан у Лабубу, выпила остатки бурбона. Кухня пошла центрифугой.
- Кажется, я дичаю. Все вокруг дичают. Давай бахнем по последней, и спать. Завтра на работу. Нет, уже сегодня.
Писк не прекращался. Саша грохнулась на кровать и подтянула тонкое одеяло к подбородку. Попыталась расшифровать «wer-baut-an-know-ay-dun-no». Может, «Whereabouts unknown? I don’t know».
- Я и сама не знаю, где я сейчас.
И заснула.
***
Кажется, проспала.
Сашино тело скинуло взрывной волной с кровати, она влетела в ванную головой вперед и подставилась под горячую струю. Гореть в аду тем, кто придумал учебу по субботам! Просушилась феном, оделась, обносковалась, обулась и помчалась за руль своей старой «Гранты».
В гимназию она ворвалась в 8:15, на ходу придумывая текст объяснительной. И только в кабинете вспомнила: в субботу у неё нет первого урока. Дети придут ко второму. Можно расслабиться.
Саша упала на пуфик в углу кабинета и ненадолго закрыла глаза. Отдохнуть не получилось: в дверь постучали.
Илья Валентинович.
- Александра, можно вас немного потревожить?
Она старалась дышать носом, чтобы не выдать запах вчерашней вечеринки. Директор сел за её рабочий стол.
- Для начала, хочу извиниться за вчерашний инцидент. Правда, я глупо себя повел. Мы с Данисом Маннуровичем и не такие шутки откалывали в студенческие годы, вот и сейчас нас понесло не в ту сторону. Вас это, наверное, сильно задело.
- Все хорошо.
- Мы вас ценим. Отличный специалист. И ещё, мне бы хотелось поговорить об этой игрушке. Лабубу, так же?
- А что с ней не так? – Саша настороженно свела брови.
- Видите ли, против неё выступил Всероссийский родительский комитет. В Госдуме её назвали «уродцем». Вам бы лучше не приносить её на уроки.
- Она нравится ребятам. Разряжает обстановку.
- Знаете, что говорят дети? «Наша учительница сошла с ума, и сейчас играет с Лабубу». Ваше поведение их смущает. Им кажется, что с Александрой Милошевной что-то не так. Эта привязанность…
- Господи, почему мне просто нельзя приносить игрушку на уроки? – Саша, сама от себя не ожидая, повысила голос.
Илья Валентинович взял Лабубу, повертел, прощупал пузо.
- Мне показалось странным, что вы поставили её на стол в моём кабинете. И на уроках она всегда рядом с вами. Простите мою подозрительность, это можно списать на профдеформацию… Вы же нажали на какую-то кнопку? Потом игрушка ещё запела.
- Вы меня в чём-то подозреваете? Думаете, я туда прячу диктофон?
- Александра, вчерашний разговор был перебором. Это правда. Мне бы не хотелось, чтобы запись попала в интернет.
- Да ничего я там не прячу! Хотите, проверим?
Саша подбежала к столу, выхватила ножницы из органайзера. Не без усилий она откромсала голову Лабубу, разорвала брюхо, выпотрошила вату. Учительница пыхтела и быстро хлопала ресницами.
Из нутра игрушки вылезла небольшая пластиковая коробочка.
- Это поющее устройство. Видите? – Саша надавила на коробочку, и та заголосила: «Ла-бу-бу, ла-бубу, лабу-лабу-бу!»
- Здесь нет диктофона.
Она отошла к окну, едва сдерживая слёзы. Саша зажала нос, выставила челюсть, потряслась. Вроде, справилась. Не разревелась, хоть внутри всё горело. Илья Валентинович смотрел на неё с опаской. Наверное, так же смотрят овцы на фермера, что достал охотничье ружьё и начал палить в воздух в пьяном угаре.
- Саша, простите. Я найду такую же игрушку, верну вам.
Она пристально посмотрела ему в глаза:
- А если бы я согласилась? Если бы я приняла предложение Даниса Маннуровича? Что бы вы сказали? Простите, Саша, мы просто прикалывались. Никуда вы не поедете, это лишь наш товарищеский спор.
- Отпустил бы. Вы достойны лучшего. Без шуток.
Она села за парту – третий ряд, второй вариант. Опустила лицо в руки.
- Саша, вы прекрасный педагог. Но с вами творится что-то неладное. Все это замечают. Я могу записать вас к хорошему психологу. Светлана Алексеевна примет без очереди, я позабочусь.
Директор сел рядом с Сашей, приобнял за плечи.
- Помню, как ты устраивалась к нам пятнадцать лет назад. Такая грустная и задумчивая девочка. Алиса затащила тебя в кабинет и сказала: «Принимайте Сашу. Если не возьмёте, помрёт». А сейчас какая весёлая и болтливая!
Саша молчала, не убирая рук от лица. До звонка оставалось не больше десяти минут, скоро придёт «7А», тема урока «Passive Voice». Надо приводить себя в норму.
- Записывайте к Светлане Алексеевне. Мне страшно.
Директор виновато осмотрел останки Лабубу на столе. Выходя из кабинета, сказал:
- У вас всё будет хорошо. Не болейте, пожалуйста.
***
По субботам учительницы проводили танцевальные занятия. Хореографы из них были никакие, но Саша и Алиса не претендовали на лавры. Они собирали детей в зале, чтобы выпустить пар после тяжелой учёбы. Дрыгались, распрыгивались, могли и покататься по матам. Школьники прибегали на эти занятия, чтобы сбросить груз уходящей недели. Сегодня они включили «Stronger» Канье Уэста, выделывали кольца ногами, отплясывали как ненормальные.
После танцев распаренная Саша вышла в свежий майский вечер. Пусть «Гранта» останется на школьной парковке до понедельника, лучше пройтись пешком. В соседнем парке она встретила своих восьмиклассников – Ринатика и Дрейка. Последний был смазливым блондинчиком в тонких круглых очках. Почему его называли «Дрейком», для неё было загадкой.
Ринатик только что отловил голубя и, прижимая его к щеке, изображал разговор по телефону.
- Рустам Нургалиевич, сезнең хәлләр ничек? – говорил он в перья. – Ой, Александра Милошевна!
- Можно тоже сделать звонок?
Ринатик передал ей голубя. Птица тревожно втягивала голову в мягкое нутро. Саша подкинула его в небо.
- Мы бы и сами его отпустили, - обиженно сказал Ринатик.
- Сделаешь это на своей свадьбе.
Саша подмигнула ученику и отправилась вниз по улице Разведчиков, мимо Пионерского парка с граффити на длинном бетонном заборе. Граффити согласовал сам глава города. Там были герои советских мультфильмов – попугай Кеша, кот Леопольд, Маугли, красноносые хоккеисты. За десять лет ни один вандал не осмелился начеркать что-то поверх этих рисунков.
Миновав две башни элитного отеля «Рамада», Саша оказалась в исторической части города. Хлебная площадь, некогда центр города, была вся перепахана и изранена строительной техникой, в Елабуге наводили капитальный порядок. Продавщица из магазина «Камала» выгоняла назойливого алкоголика: «Ууу, демон!»
Продуктовые магазинчики исчезали с карты города, уступая безликим и бездушным «Пятерочкам». Молодцом держалась «Фея», где продавали дешевую косметику, хозтовары и убийственно мощный гель «Домовенок», которым Саша выкосила всех тараканов в своей комнате общежития. «Фея» затесалась в проём между дорогой аптекой и купеческим зданием медколледжа. В магазинчик не помещалось больше трех покупателей. Полки, заставленные колбочками с духами, наводили на сравнения с лавкой алхимика.
Саша приобрела нитки и набор иголок, присела на лавочку возле памятника городничему. По Казанской улице шла группа во главе с гидом. В Елабуге открывался туристический сезон.
Над рестораном «Корица» возвышалась белоснежная колокольня Спасского собора. Однажды Саша поднималась туда с группой шестиклассников, о чём сильно пожалела. На верхнем ярусе девочка Рената подняла панику и наотрез отказывалась идти вниз. Молила бога, чтобы тот спустил её на ладошке.
«Но вы не печальтесь. Мыслями будьте ближе к богу, и дарует он вам спокойствие», - вспомнила она слова бездомного.
Саша достала из сумки рваные куски Лабубу и принялась орудовать иголкой. Она вставила музыкальную коробочку в пузо, размяла вату, пришила висящие лоскуты и вернула на место голову. Получился какой-то Франкенбубу. И до этого не был красавцем, а теперь стал еще брутальнее.
В торможении зашуршала велосипедная резина.
- Александра Милошевна! – махала рукой Луиза. «7А».
Вот она, популярность. Даже в нижней части города повстречаешь знакомых учеников.
- Привет! Я тут Лабубу воскрешаю, - Саша помахала игрушкой.
- Что случилось?
- Была в гостях, а там собака дурная.
Арина спешилась, привалила велосипед к статуе городничего. Девочка она болтливая, любопытная. Просто так не уйдёт.
- Можно погладить?
- Держи, - Саша протянула игрушку. – Впрочем, дарю. Забирай.
- А это оригинальный Лабубу?
- Теперь точно оригинальный. С такими-то шрамами!
- Спасибо, беру. Вы капец добрая.
Луиза привалилась на лавочку и обняла учительницу.
- Почему вы такая позитивная? Я вот вас никогда грустной не видела.
- А я все слёзы в двадцать лет выплакала. Сейчас я гэнгнэм-стайл.
Девочка встрепенулась, села на краешек лавочки и сложила руки на коленях. На лице зажглась улыбка предвкушения.
- Ох, расскажите!
- Что ты хочешь услышать?
- Кто вас так сильно поранил? Хотя бы чуть-чуть расскажите. Один фактик. Одно воспоминание. Никому не расскажу. Пожалуйста!
Саша многое могла ей выложить.
Например, однажды они смотрели концерт «Rammstein» на ноутбуке. Во время финальной песни, когда Тиль Линдеманн бил себя кулаком по колену, а Флаке плыл в надувной лодке по толпе зрителей, Саша заснула на его груди. Свернулась крендельком и засопела. А он так и просидел до утра на диване, боясь потревожить её сон. Даже носков не снял.
На ум просились и другие воспоминания, но Саша почему-то увидела тот миг в темноте их съёмной квартирки. Наверное, никогда в жизни она не чувствовала себя в большей безопасности. И всё самое интересное впереди, и ничто не страшит.
- Я имею в виду дипломную работу. Над ней я все слёзы выревела, ужас как сложно было, - учительница подмигнула Луизе.
Девочка разочарованно вздохнула. Не такую историю она рассчитывала услышать.
- Да уж, учеба кого угодно доведёт. Я вот трясусь, когда думаю про ОГЭ, хоть до него еще два года.
- Жиза-Луиза!
Ученица ещё раз поблагодарила Сашу, села на велосипед и помчалась дальше по Казанской улице.
Она подняла голову в стерильно чистое небо. Призрачная монетка Луны уже выступила над колокольней. В школьных спектаклях она всегда играла Знайку. Ей хотелось во всём как следует разобраться. Построить космический корабль, долететь до тайны и заглянуть в её нутро. «У меня есть простой способ бороться с головной болью! Надо представить, что её нет – и она сразу же проходит!» - звонко вещала со сцены маленькая Саша, дочь Милоша и так далее.
Качественно исполняла, конечно. Даже Марина Мартова в роли Незнайки терялась на фоне её отыгрышей. Сашин секрет был в пластике движений. Еще до начала войны в её родной Приштине она занималась фигурным катанием. На новой родине девочка боялась вставать на лёд, но навыки пригодились на сцене.
Саша поднялась с лавочки и зашагала дальше по улице.
Телефон в кармане вдруг начал неистово жужжать и пиликать. Она посмотрела на экран – в Телеграм прилетали сотни сообщений. На выпадающей шторке уведомлений мелькала новостная каша: «ЕГЭ в 2025…», «Возле Санкт-Петербурга провели…», «Министр просвещения презентовал…», «В тюрьме скончался…», «Дональд Трамп заявил…»
И сообщение от Семёна:
«Ну что там с карешкой? Будем стиль менять?»
«Ни за что! А вот твоё мятное пойло я бы попробовала еще раз».
На шестой день в город вернулся интернет.
***
Примечание автора: рассказ дополняет роман "Жаба и звезды", написанный годом ранее. Если кто-то дошел до конца текста, если кому-то станет интересно, что же происходило с Александрой Милошевной в 20 лет, можно опубликовать эту историю - правда, главами. Слишком уж большой опус получился. Жду обратной связи!