В ходовой рубке «Беллерофонта» царил полумрак, удачно сочетавшийся с тихим фоновым гулом различных устройств космического корабля. Точь-в-точь, как в фантастических фильмах, которыми Матиас засматривался в детстве.
— Тебе не кажется, что это как-то странно? — спросил он.
Халед на секунду оторвался от дисплея, по которому непрерывным потоком бежали данные, и посмотрел на друга.
— Что именно?
— Ну, вообще… Общие впечатления от того где мы находимся. — Матиас задумчиво покачал головой. — Ведь мы сейчас в десятки раз дальше, чем до сих пор доводилось побывать людям. Так, наверное, чувствовали себя те, кто впервые подымался на непокоренные вершины гор, или высаживался на Луну.
Халед пожал плечами.
— Не знаю… Наверное. Как-то не задумывался. —— Он набрал на терминале какую-то команду, и мелькание цифр на экране замерло. — Но особого восторга я, признаться, не испытываю.
— Ты просто непробиваемый сухарь!
Халед улыбнулся.
— А ты невероятный романтик для ученого и пилота исследовательского корабля. Тебе бы полагалось размышлять об оптимальных траекториях и безопасных секторах пространства вокруг звезды, а ты ударяешься в возвышенные словоизлияния. — Он замолчал и посмотрел на большой экран, на котором красовался роскошный увеличенный снимок звезды Мафусаил. — К тому же ты не прав. Острое научное любопытство — ничуть не менее уважаемая эмоция, чем восторг первооткрывателя.
Крыть было нечем, поэтому Матиас просто неопределенно хмыкнул и тоже уставился на изображение звезды. Строго говоря, в том, как звезда Мафусаил выглядела, не было ничего особенного. Светило как светило, спектральный класс G0, не самый распространенный, но не то чтобы совсем уж редкий. Уникальность звезды была в другом: она была очень старой. Непозволительно старой, если говорить прямо: ее предположительный возраст почти на миллиард лет превышал возраст Вселенной.
С самого момента открытия звезды два с половиной столетия назад и первого изумления, когда оказалось, что она сформировалась до возникновения Вселенной, ее возраст постоянно уточняли. По мере развития науки и накопления данных возникали все новые оценки, суть которых сводилась к тому, чтобы по возможности устранить противоречие. Одно время казалось, что ученые наконец пришли к консенсусу и «впихнули» возраст Мафусаила в рамки погрешности вычислений. Однако настал двадцать третий век, начала активно развиваться хронофизика, и все вернулось на исходные позиции: Мафусаил действительно был на миллиард лет старше Вселенной. Ученые пожали плечами и отложили проблему до лучших времен, когда появится какой-нибудь новый способ подтвердить или развенчать эту аномалию.
Способ появился с изобретением прыжкового двигателя, использовавшего топологические искривления пространства. Несмотря на то, что Матиас был пилотом «Беллерофонта», он бы сам затруднился объяснить, как именно работает двигатель, настолько сложной была математическая теория, положенная в его основу. Зато он мог им управлять и рассчитывать при помощи компьютера маршрут через множество узлов.
Экспедиция к Мафусаилу была рекордной по дальности. Никогда еще люди не забирались так далеко от родного Солнца: 190 световых лет, почти втрое дальше, чем самая дальняя из предыдущих миссий. Но как только вычислительная техника нового поколения и усовершенствованный реактор синтеза сделали ее возможной, Космическое Агентство Земли без колебаний отправило «Беллерофонт» к Мафусаилу для проверки накопившихся гипотез о физике времени, ведь многие из этих гипотез могли привести к критическому прорыву в науке, а следом за ним и к прорыву на просторы Галактики.
Все будущее человечества могло зависеть от того, что Халеду и Матиасу удастся (или не удастся) узнать об этой странной звезде.
— Планет нету, — сказал Халед.
— Вроде бы так и предполагали, разве нет?
— Да, но теперь это подтвержденный факт. Довольно необычно для звезды класса G, но с другой стороны Мафусаил и есть необычная звезда. Что там по твоим приборам?
Матиас в первую очередь был одним из передовых ученых-хронофизиков. Как хорошему математику, ему не стоило большого труда освоить профессию пилота-навигатора прыжкового корабля. Времена, когда пилотами космических кораблей становились военные летчики со здоровьем и реакцией олимпийских богов, давно прошли. Конечно, хорошие данные никогда не помешают, но отправлять в самую дальнюю и дорогостоящую экспедицию в истории человечества кого-то без ученой степени было непозволительным расточительством. Матиас занимался хронофизикой и сам участвовал в разработке большинства экспериментальных устройств, призванных помочь людям раскрыть тайны Мафусаила. Халед, формальный глава экспедиции, был астрофизиком и космологом.
Матиас взглянул на дисплей, где были сведены данные с различных приборов.
— Пока вроде бы ничего, хотя напряженность временных полей демонстрирует непривычную флуктуацию.
— Надо подойти поближе. Есть возможность использовать геосекторные двигатели, или придется тащиться на ионной тяге?
— Топология тут запутанная, как всегда поблизости от звезд, но варианты вроде бы есть. — Матиас внимательно изучал потоки цифр, оттеняемые сюрреалистическими узорами плавно переливавшимися на второй половине экрана — визуальным отображением топологических складок пространства. — Это, конечно, далеко не межзвездные прыжки, но за несколько часов уложимся.
— Расчетная дистанция до Мафусаила шесть астрономических единиц, — сказал Халед. — Но если заметим что-то необычное, наобум переть не будем, сразу ложимся в дрейф.
— Принял. Начинаю расчет складок, геосекторные двигатели на разогреве. — Пальцы Матиаса забегали по клавиатуре. Он полностью погрузился в вычисления и даже не обратил внимания, что изображение звезды на большом экране сменилось логотипом Космического Агентства.
*****
«Беллерофонт» был оснащен сразу тремя типами двигателей: прыжковыми топологическими искривителями, предназначенными для перемещения через огромные расстояния между звездами, своего рода «серфинг» по топологическим складкам пространства; геосекторными двигателями, которые представляли собой упрощенную и маломощную версию прыжковых, с помощью которых можно было с определенными ограничениями путешествовать в окрестностях тел с большой массой (например, звезд); и, наконец, старинными ионными движками, для околопланетарных точных маневров. По иронии судьбы, именно ионные двигатели были самыми громоздкими и неуклюжими, составляя едва ли не треть массы «Беллерофонта».
Подход на расстояние в шесть астрономических единиц от Мафусаила занял несколько часов, на протяжении которых Халед и Матиас преимущественно готовили аппаратуру для исследований. Матиас постоянно следил за различными параметрами пространства, данные о которых выводились на контрольный дисплей в режиме реального времени, но не заметил ничего из ряда вон выходящего, только небольшие колебания, что было нормально вблизи от звезд. Но в самый последний момент перед отключением геосекторных двигателей график напряженности временных полей вдруг «пошел вразнос», выдав подряд несколько резких пиков и глубоких провалов. Матиас едва успел издать громкий удивленный возглас, как все вернулось к обычному состоянию, а буквально через пару секунд отключились и геосекторные двигатели.
— Что случилось? — встревоженно спросил Халед.
Матиас покачал головой.
— Не знаю… Датчики темпоральной напряженности словно взбесились на мгновение. Но сейчас все нормально, как будто ничего и не было.
— Может, какой-то глюк в системе?
— Все может быть. — Матиас нажал несколько клавиш. — Запущу подробную диагностику, посмотрим, что там может быть.
Халед потянулся к своему терминалу.
— А я, пожалуй, включу внешний обзор. Посмотрим на нашего старичка, так сказать «вживую». Сведем наконец личное знакомство. — Он вывел на большой экран изображение с камер внешнего наблюдения. Черная бездна космоса с бриллиантовой россыпью звезд во главе с самым яркой — Мафусаилом. Картина, привычная для любого космолетчика, разве что созвездия каждый раз отличались. Но в центре этой картины…
— О, черт!!!
Изумленный возглас вырвался у обоих ученых практически одновременно, но они даже не улыбнулись.
Почти в самом центре экрана на фоне звездного пейзажа в открытом космосе дрейфовал человек.
*****
— Ничего не понимаю. Может, колонисты с Проксимы втайне организовали свою экспедицию, и что-то пошло не так? Осторожно, не гони. Ему уже все равно, а если ты с размаху врежешься в тело…
— Спокойно, Халед, у меня все под контролем. У этого бота идеальная управляемость. А что до колонистов... Ты же понимаешь, что такое мероприятие не скроешь. Это тебе не налог с оборота зажилить. К тому же у них и близко нет необходимых ресурсов, ни материальных, ни научных.
— Это верно. Но откуда-то же тут этот бедолага взялся?
— Сейчас я его подцеплю, вернусь на «Беллерофонт», и мы все выясним, — сказал Матиас. — Так, начинаю торможение, дистанция — восемьсот метров. Попробую «поймать» его силовой сеткой и подтяну в грузовой шлюз.
— Добро. Только аккуратно! Ты обратил внимание на его одежду? Никогда такого не видел.
Матиас вел к дрейфовавшему в вакууме телу малый бот для работы в открытом космосе. Вообще-то небольшая шлюпка предназначалась для проведения возможных ремонтных работ: далеко не ко всем частям шестисотметровой махины «Беллерофонта» можно было подобраться изнутри. Незатейливый цилиндр ремонтного бота позволял погрузить на него дополнительные инструменты и запчасти, или доставить в ремонтный док временно демонтированные устройства, требующие починки в условиях мастерской. Однако запас хода позволял боту удаляться от «Беллерофонта» на приличное расстояние в несколько десятков километров, что сейчас оказалось как нельзя кстати для проведения спасательной операции.
Неизвестный действительно выглядел непривычно. Его тело было затянуто в плотно облегающую черную ткань, достаточно тонкую, чтобы сквозь нее отчетливо прорисовывались детали его анатомии. С первого взгляда напрашивалась аналогия с обтягивающим нижним бельем, однако угловатые утолщения в разных местах говорили о том, что это какой-то комбинезон, скрывающий под собой аппаратуру. Ткань обтягивала кисти незнакомца как перчатки, однако на ногах переходила в некое подобие легких ботинок. Голову незнакомца скрывал продолговатый овальный шлем, отсвечивавший черным зеркалом, так что лица видно не было.
Что бы это ни была за одежда, она, несомненно, была слишком легкой, чтобы защитить своего обладателя от холода вакуума и космического излучения. Когда Матиас доставит тело на борт «Беллерофонта», они постараются выяснить, что это за человек и как вышло, что он нашел свой печальный конец там, где, как они предполагали еще совсем недавно, до сих пор не ступала нога человека.
Операция по «поимке» тела прошла успешно. Как только внешние ворота дока закрылись и атмосферное давление в нем сравнялось с корабельным, Халед буквально подбежал к боту, катя перед собой медицинскую каталку из лазарета. Матиас снял скафандр, и они открыли грузовой отсек бота, чтобы погрузить на каталку тело погибшего.
— Странно, — вдруг сказал Матиас, когда они наконец справились с этой задачей. Он недоуменно посмотрел на тело, потом перевел взгляд на друга. — Я только сейчас сообразил. Он же бог весть сколько времени провел в вакууме. Разве он не должен быть замерзшим, твердым как деревяшка?
Действительно, незнакомец ничуть не походил на человека, погибшего в открытом космосе. Его тело было безвольным и мягким, что создавало дополнительные проблемы при попытках его переместить… И противоречия при попытках объяснить этот факт.
— Ты прав, — сказал Халед. — Мне это впопыхах тоже как-то не пришло в голову, но это действительно очень странно. Как он вообще оказался в открытом космосе в таком виде? Пока ты его ловил, я просканировал как слдует все пространство вокруг. Ни поврежденных космических аппаратов, ни обломков, вообще ничего. Как будто его просто выбросили из шлюза и улетели. — Он посмотрел на тело на каталке и потянулся к зеркальному шлему незнакомца. Матиас хотел было остановить его, но не успел.
За мгновение до того, как Халед успел прикоснуться к блестящей поверхности, по ней пробежала неуловимая рябь, затем из зеркальной она сделалась матовой, распалась на две половины и исчезла, втянувшись в две точки на висках незнакомца.
Ошеломленные земляне уставились на спокойное лицо с закрытыми глазами. Мужчине на вид было около тридцати-сорока лет (если отталкиваться от земных представлений о возрасте). Прямой нос, чисто выбритое лицо, русые коротко подстриженные волосы, смуглая кожа, немного раскосые глаза. Совершенно обычная внешность, типичная для миллиардов людей. Единственным, что бросалось в глаза, был холодный металлический блеск каких-то имплантов, вживленных в виски незнакомца. Именно туда, в эти устройства «втянулся» шлем.
Кибернетические импланты давно не были чем-то удивительным, их использовали как для компенсации каких-либо увечий или физических недостатков, так и для обретения дополнительных возможностей (например, расширения зрительных возможностей на инфракрасную и ультрафиолетовую части спектра). Однако импланты незнакомца привлекали внимание тем, насколько гармонично они выглядели. Создавалось полное отчетливое ощущение, что, во-первых, они проникают глубоко под его череп, в мозг, и, во-вторых, что они являются совершенно естественной частью его тела.
Как если бы он родился уже с ними.
Матиас помотал головой, отгоняя дурацкую мысль, и тут ему в глаза бросилось еще кое-что, не менее невозможное.
Грудь незнакомца равномерно подымалась и опускалась.
Он был жив.
*****
— Честно говоря, я не знаю, что делать, — сказал Халед, глядя на обзорный экран медотсека. — Он жив, но не приходит в сознание, и мы не не можем ни определить, что с ним, ни привести его в чувство. Учитывая его импланты, я не могу использовать ни томограф, ни рентген, ни нейтронный сканнер. — Помимо прочих обязанностей, Халед исполнял функции экспедиционного медика.
— Ну, с томографом все понятно, — ответил Матиас. — А что не так с рентгеном и сканнером?
Халед пожал плечами.
— Мы не знаем, как они могут повлиять на работу имплантов. Мы даже не знаем уровень его киборгизации. Судя по тому как выглядят те, что на висках, у него весь организм вполне может быть пронизан различной техникой. Взять к примеру эти утолщения на его скафандре, — он показал на выпуклости на груди, бедрах и предплечьях незнакомца. — Что это: встроенные в скафандр устройства или внешние детали имплантов? Мы просто не знаем.
— Значит, ты уверен, что это все-таки скафандр? — Матиас задумчиво вертел в руках пустую кружку из-под кофе. — Выглядит… Немного хлипко и ненадежно.
— В противном случае я не понимаю, как он мог выжить в открытом космосе, — сказал Халед. — Между прочим, я пытался оттянуть воротник, чтобы хотя бы взглянуть на изнанку, но не смог. Такое ощущение, словно он прирос к коже. У меня даже возникло невероятное предположение, что…
— Что весь так называемый «скафандр» — один большой имплант? — подхватил Матиас. — Знаешь, еще час назад я бы сказал, что это полная ерунда, но сейчас могу только развести руками. Вот если бы он сам мог нам что-то рассказать… На скафандре нет никаких надписей, обозначений, не знаю… Заводской маркировки, наконец?
Халед покачал головой.
— Ничего. И я не рискнул попытаться взять образец. Я провел один маленький эксперимент. Смотри.
Он нажал несколько клавиш и изображение с камеры наблюдения медотсека сменилось видеозаписью. Теперь рядом с незнакомцем, все так же лежавшим на спине на койке медотсека стоял Халед, в руках у него был пинцет с зажатым в нем клочком ваты.
— Старинный проверенный метод, — сказал Халед с легкой улыбкой. — Нашатырный спирт. Я подумал, что раз уж мы не можем втыкать в него иголки и запихивать в наши сложные приборы, то почему бы не попробовать то, что работало столетиями.
— Ну, я понимаю, что ничего не вышло, но раз ты показываешь мне эту запись, значит случилось нечто необычное?
Халед кивнул на экран.
— Просто смотри.
Матиас проследил, как Халед на экране осторожно поднес ватку, смоченную в нашатыре к лицу незнакомца, но прежде чем дедовское средство приблизилось достаточно, чтобы резкий запах смог основательно проникнуть в ноздри, произошло нечто неожиданное. Незнакомец остался таким же неповижным, но из височных имплантов вдруг выплеснулась жидкая тьма и моментально растеклась вокруг головы, скрыв лицо под непрозрачной зеркальной поверхностью. Халед на экране от неожиданности отшатнулся, уронив пинцет. Несколько секунд незнакомец лежал в полном «космическом» облачении, затем странный «шлем» снова растаял и втянулся обратно в импланты.
— Ничего себе! — Матиас ошарашенно посмотрел на Халеда. — Теперь я понимаю, почему ты не решаешься тыкать в нашего приятеля острыми предметами.
— Вот именно, — сказал Халед. — Вообще-то, если вспомнить, что аммиак, строго говоря, это яд, то все становится на свои места. Знаешь, на что это похоже?
— На рефлекторную реакцию, — не задумываясь, ответил Матиас. — Собственно, так любой человек отреагирует. Поднеси к носу что-то вонючее, и мы либо зажмем нос, либо отвернемся. Вот только он, — Матиас показал на экран, — явно без сознания.
— Значит, работает защитная автоматика имплантов, — сказал Халед. — Или скафандра, или всего комплекса вместе. Черт знает, как она может отреагировать на попытку что-то повредить, даже из самых лучших побуждений. Она ведь и магнитное поле томографа или рентгеновское излучение может воспринять как угрозу.
— Мда, ситуация… — протянул Матиас. — Но он же явно человек. Ему ведь не только дышать надо, но и есть и пить. Допустим, с отходами жизнедеятельности его суперскафандр как-то справляется, но я не вижу никаких емкостей, где хотя могла бы быть вода. Что нам с ним делать, если он не придет в себя? Внутривенно ничего ему не ввести.
Халед покачал головой.
— Понятия не имею. Мы ведь еще не знаем, сколько времени он провел в пространстве… Но по его лицу не скажешь, что он обезвожен. Кожа в полном порядке, глаза не запавшие, дыхание нормальное. Как будто он просто спит. Я пробовал пульс померять, но он не прощупывается через скафандр. В общем, кроме как ждать, нам ничего не… Что за черт?
Свет мигнул, потом еще и еще.
— Контакты барахлят? — предположил Матиас. — Мы этим помещением почти не пользуемся, мог быть мелкий брак при сборке, который остался незамеченным?
— Нет. — Халед покачал головой и показал на экран. Изображение пошло рябью, но было видно, что в медотсеке тоже какие-то проблемы с освещением. Матиас стремительно вскочил и выглянул в коридор.
— Черт! — воскликнул он и бросился в рубку. Света в коридоре уже не было, лишь тускло-красное автономное аварийное освещение. Халед побежал за ним, поэтому не видел, как в последний момент перед тем, как экран окончательно выключился, незнакомец, не приходя в сознание, воспарил над лежаком, а мерцание освещения и приборов медотсека отразилось в зеркальной поверхности его шлема.
*****
Вбежав в рубку, Матиас склонился над контрольным пультом энергообеспечения. К счастью, аппаратура рубки не была обесточена, но быстро охватив взглядом основные показатели, Матиас похолодел.
Энергоснабжение «Беллерофонта» обеспечивали сразу три реактора кваркового синтеза. Обычно основную нагрузку нес один реактор, другие два работали с минимальной нагрузкой, дополняя и дублируя основной. По правилам «вахты» реакторов чередовались каждые несколько суток, хотя в случае необходимости (например, при стартовой накачке прыжковых двигателей) в работу на восемьдесят процентов мощности включались все три реактора одновременно.
Сейчас, если верить показаниям, один реактор был полностью заглушен, с другим вообще не было контакта, словно его и не существовало. Никаких данных о состоянии реактора, его мощности, вообще ничего. Что же касается третьего…
— Черт, черт! — Матиас принялся с отчаянной скоростью набирать команды на терминале. Похоже, в третьем реакторе вот-вот должен был начаться, или уже начался неконтролируемый разгон реакции. Магнитные ловушки, удерживавшие кварк-глюонную плазму, работали на абсолютном пределе возможностей. Если они не выдержат, весь «Беллерофонт» превратится в облако раскаленного газа.
Халед тем временем включил все устройства наблюдения за пространством. Отозвались далеко не все, однако камеры, направленные в сторону звезды, работали.
— Что-то очень странное творится со звездой! — воскликнул Халед, увеличивая воображение. — Она как будто окуталась дымкой… И явно покраснела и увеличилась в размерах.
— Черт с ней, — откликнулся Матиас. — Вот остановлю разгон реактора, тогда разберемся. Будь другом, протестируй пока все цепи связи со вторым. Такое ощущение, что он просто оторвался и улетел.
— Принял! — Халед набрал несколько команд, запускавших подробное тестирование системы управления вторым реактором. На экране замелькали данные.
— Не понимаю, — удивленно произнес Халед. — Система утверждает, что реактор полностью выработал весь ресурс и был отключен, а контрольные датчики вышли из строя из-за износа.
— Что за бред? — Матиас ударил по кнопке «ввод», и наконец разогнулся. — Фффух… Вроде бы сработало. Показатели возвращаются в норму. Осталось разобраться с заглушенным реактором. Так что ты там говоришь про выработку ресурса? Ерунда. Реактор рассчитан на сто десять лет работы, а у датчиков расчетный срок годности лет в пятьдесят, плюс запас прочности. Как такое может быть?
Халед развел руками.
— Под результатам тестирования все выглядит именно так. Пока мы сами туда не доберемся, остается полагаться на них.
Матиас покачал головой.
— Мы не знаем, что там происходит. Все это очень и очень странно. Три супернадежных реактора, и все три одновременно вышли из строя, причем каждый по-своему. К тому же обрати внимание, энергопитание я восстановил, а половина приборов так и не работают, и связи с отсеками тоже нет. Заглушенный первый теоретически запустить можно, но на это уйдет несколько… Да ты меня слушаешь или нет?
Действительно, Халед неотрывно смотрел на один из дисплеев, игнорируя слова Матиаса.
— Халед!
Астрофизик вздрогнул, посмотрел на Матиаса, потом нажатием клавиши вывел изображение на большой экран.
Если раньше звезда на камерах внешнего обзора выглядела как небольшой яркий кружок желтого цвета, то теперь она расползлась красным туманным нарывом почти на четверть экрана. В том что это именно Мафусаил, не было никаких сомнений — рисунок созвездий вокруг оставался тем же.
Однако обоих землян повергло в изумленный ступор отнюдь не мгновенное превращение звезды в красный гигант.
В поле зрения камеры медленно вплывал, заслоняя звезды, огромный корабль совершенно незнакомой конструкции.
При постройке кораблей, для которых не планировалась посадка на планеты, инженеры давно уже придерживались сурового функционализма. Никаких обтекаемых обводов, никаких избыточной эстетики. Большинство космических кораблей представляли собой либо огромные цилиндры, либо огромные параллелепипеды, ощетинившиеся порослью антенн и датчиков, а самые большие, такие как «Беллерофонт» представляли собой гибрид нескольких таких фигур.
Создатели корабля, который Матиас и Халед видели сейчас на экране, явно придерживались иных соображений. Учитывая его размеры, было очевидно, что он не предназначался для посадок на планеты, и все же его изящные обводы больше походили на атмосферные истребители прошлого, чем на громоздкие тяжеловесные конструкции земных кораблей открытого пространства. По форме корабль отдаленно напоминал земных скатов, древних обитателей океанов, при том что размерами он едва ли не вдвое превосходил «Беллерофонта». Кроме того, на корпусе корабля были видны несколько огромных полупрозрачных блистеров, начиная с самого большого, расположенного на центральном утолщении (на ум так и просилось сравнение с «телом») и заканчивая множеством блистеров поменьше, симметрично раскиданных по «плавникам».
Ученые, как завороженные, смотрели на невероятный аппарат, не обращая внимания даже на странно изменившуюся звезду. До сих пор землянам не удалось найти даже намека на разумную жизнь, хотя было открыто уже несколько планет с биосферой. А тут первый контакт с чужим разумом, да еще с каким!
Матиас вдруг вспомнил, что это, строго говоря, возможно и не первый контакт.
— Халед, — позвал он. — Мне тут пришло в голову кое-что… Ты не думаешь, что наш приятель в лазарете, вероятно, имеет к этому какое-то отношение?
Халед помедлил с ответом.
— Бритва Оккама говорит мне, что ты должен быть прав, — наконец сказал он. — Но если так, то кто они? Я хочу сказать, парень, которого ты выловил из пространства, явно человек. Но этот корабль…
Он не договорил, но Матиас понял, что Халед хотел сказать. Чужой корабль явно был далеко за пределами возможностей современного человечества, как и скафандр спасенного чужака. Неужели где-то есть еще одно человечество, как минимум внешне неотличимое от земного? На этом месте бритва Оккама утыкалась в бетон недостатка информации.
Оторвавшись наконец на мгновение от большого экрана, Матиас вдруг увидел, что на контрольном пульте хронодатчиков мигают тревожные сигналы. Он вывел на экран дисплея сводку показаний. Черт!
— Халед, у нас проблема! — воскликнул он. — Судя по данным, темпоральные поля в окрестностях звезды сошли с ума. Датчики демонстрируют величины, которые даже не предусмотрены теорией. Либо все приборы накрылись разом, либо… Впрочем, у меня есть одна идея… Сейчас!
Он набрал несколько команд.
Халед непонимающе посмотрел на него.
— Что ты там задумал?
— Сейчас, момент… - ответил Матиас и нажал на «ввод» — Вот! О, господи… поверить не могу.
— Да что там у тебя происходит?! — нетерпеливо воскликнул Халед.
Матиас, как зачарованный, смотрел на небольшой экран у себя на пульте, на котором переливались какие-то яркие узоры.
—Я визуализировал темпоральные поля в окрестностях звезды, — сказал он наконец. — Ты не поверишь… — Он посмотрел на чужой корабль, застывший в центре обзорного экрана, оттеняемый багровым Мафусаилом. — Я и сам не верю. Смотри. — И он нажал на еще одну клавишу.
Визуализация темпоральных полей наложилась на изображение. Мафусаил из красного туманного шара превратился в клубок радужных по краям и угольно-черных посередине спиральных вихрей, извивавшихся и переходивших один в другой. На глазах Халеда два таких вихря вдруг распрямились, как пружины и превратились в длинные протуберанцы, выстрелившие в пространство, постепенно теряя яркость. Один из них протянулся прямо к экрану, в сторону «Беллерофонта», и Халед непроизвольно отпрянул, но протуберанец до земного корабля не дотянулся.
Из нескольких точек на корпусе чужого корабля выплеснулись веера переливчатого пламени и развернулись в гигантские сияющие полотнища, слившиеся воедино в один огромный… Щит? Пласт? Парус! Почему-то Халеду пришло в голову именно это сравнение. Возможно потому, что под воздействием призрачного протуберанца это полотно выгнулось, точь-в-точь как парус под порывами ветра. Халед даже ожидал, что корабль начнет движение, но «манта» осталась неподвижной, только окуталась легким посверкивающим сиянием.
Еще один вихрь развернулся на Мафусаиле, еще одна радужная струя протянулась к двум кораблям. Халед вдруг сообразил, что все, что он видит — лишь визуализация, то есть все эти «протуберанцы» и «паруса» - это на самом деле темпоральные поля невероятной концентрации и мощности. Судя по совершенно загипнотизированному зрелищем Матиасу, даже он, ведущий мировой специалист в хронофизике, не понимал, что происходит и как такое возможно.
Видимо, на чужом корабле заметили новый «протуберанец», поскольку положение «паруса» немного изменилось, чтобы перехватить и его. «Парус» прогнулся еще сильнее. Халед, совершенно утративший ощущение реальности, подумал: «Сейчас лопнет!».
Однако «парус» не лопнул. Вместо этого он пропустил сквозь себя часть радужного сияния. Потускнев и рассеявшись, эта часть уже не направленной струей, а рассеянной волной-облаком докатилась до «Беллерофонта».
Халед почувствовал, как у него стремительно закружилась голова, а сердце перехватило острой болью. Свет в рубке замерцал, лампы, датчики и экраны начали гаснуть один за другим. Уже теряя сознание, он увидел, как Матиас безвольным телом осел на пол. Ноги Халеда тоже подогнулись. В самый последний момент перед тем, как отключиться, ему показалось, что он видит несколько черных силуэтов в зеркальных шлемах, стоящих в рубке, но осмыслить это он уже не успел.
*****
— Теперь мы знаем, почему Мафусаил кажется нам старше вселенной, — сказал Матиас и поморщился. Голова еще побаливала, но тонизирующий коктейль с добавлением анальгетиков делал свое дело, и он чувствовал себя гораздо лучше.
Халед, который оправился первым, сочувственно посмотрел на товарища.
— Когда ты отключился и упал, то крепко приложился головой об основание пульта. Это было предпоследним, что я видел перед тем, как сам вырубился. Последним были… они. Значит, мне не померещилось?
Матиас острожно покачал головой и облегченно вздохнул, когда она не отозвалась приступом боли.
— Нет, не померещилось. Камера внутреннего обзора тоже их зафиксировала, перед тем как вырубиться. Думаю, они пришли забрать своего товарища.
— Которого, между прочим, мы спасли, — заметил Халед. — А они в благодарность нас чуть не угробили.
Матиас снова покачал головой, уже увереннее.
— Не они. Мафусаил. Они как раз постарались нас прикрыть.
— Кстати, да. Что там насчет Мафусаила?
Матиас помолчал, собираясь с силами.
— Мафусаил — не звезда. Точнее, не совсем звезда. И он не старше нашей Вселенной. Скорее он лишь частично связан с ней. Своего рода реактор времени. Когда ты находишься вблизи него, то можешь случайно увидеть или даже частично побывать в его далеком будущем. Поэтому мы увидели его как красного гиганта.
— То есть как это?
— Ну, на нашем, так сказать, уровне это действительно звезда. Но одновременно это еще и темпоральный аналог наших реакторов синтеза.
Халед изумленно покачал головой.
— Реактор времени? Подожди, ты хочешь сказать, что Мафусаил создан искусственно?
Матиас пожал плечами.
— Не знаю. Пока это только догадка. Возможно, это естественный феномен, наподобие природных урановых реакторов, существовавших когда-то на Земле. А космические парусники научились использовать их в практических целях.
Халед хмыкнул.
— Красивое название.
— Аналогия не прямая, конечно, — уточнил Матиас. — Все-таки они не используют темпоральные выбросы Мафусаила как прямой привод. Каким-то образом они преобразовывают их в энергию, которую уже используют для того, чтобы перемещаться в пространственно-временных координатах.
— Хочешь сказать, они путешествуют во времени?
— Ну, не в прямом смысле, как это представляли себе древние фантасты, — улыбнулся Матиас. — Ты же понимаешь, что связь между пространством и временем куда сложнее. Так что никаких тебе «парадоксов времени». Но случайности возможны. Наверное, из-за какой-то подобной ошибки и оказался в открытом космосе тот, кого мы подобрали. Упал за борт во время опасного маневра, так сказать.
— Значит, мы его все-таки спасли, — сказал Халед. — А потом его друзья за ним вернулись.
— Думаю, несмотря на всю продвинутую технологию, вряд ли его скафандр смог бы долго сохранять ему жизнь в вакууме. Так что наше примитивное корыто подвернулось около Мафусаила очень удачно. Кстати, их реакция на наши действия тоже отчасти повлияла на то, что я окрестил их космическими парусниками. Ведь спасение терпящих бедствие на море всегда было основной основ мореплавания и самой почитаемой и уважаемой традицией. Думаю, они оценили то, что мы задержались в окрестностях Мафусаила для спасения их коллеги, несмотря на то, что это было для нас смертельно опасно. Они ведь не знали, что мы даже не догадываемся об этой опасности.
— Да, если бы они не доставили нас домой, шансов бы у нас не было, — сказал Халед. — На сорока процентах мощности одного еле дышащего реактора прыжковые двигатели не запустишь. Но как они это сделали?
— Я не успел тебе сказать. Они оставили кое-что. Небольшое послание. Я обнаружил его в памяти своего терминала. — Матиас нажал на клавишу и на большом экране возникло знакомое изображение: багровый диск Мафусаила, радужные сполохи темпоральных течений, корабль космических моряков… И неуклюжая махина «Беллерофонта», снятая со стороны. И еще корабли - «манты», появляющиеся как бы из ниоткуда, множество — десятки. Окружив беспомощный «Беллерофонт» со всех сторон, «манты» выпускают свои силовые «паруса», которые словно коконом окутывают земной корабль, а затем весь флот без всякого предупреждения внезапно исчезает, словно его и не было, остается только Мафусаил и звездное небо. Спустя мгновение изображение мигает и сменяется новым, на которым виден только «Беллерофонт», но уже на фоне вполне знакомых созвездий, какие видит в небе каждый житель Земли.
Матиас остановил запись.
— Вот так. Пока мы с тобой валялись без сознания, они отбуксировали нас на окраину Солнечной системы.
— Если они такие всемогущие, то почему бы им было, к примеру, не отремонтировать наши реакторы? — осведомился Халед, впрочем, без особого ехидства.
— Ты умеешь добывать огонь трением? Или изготавливать кремневые рубила? — ответил вопросом на вопрос Матиас.
— Даже так? — Халед невесело усмехнулся. — Как-то унизительно… Хотя, наверное ты прав. Но кто они такие вообще? Результат конвергентной эволюции? Пришельцы из иной вселенной?
— Не знаю. — Матиас помолчал. — Нет, в конвергентную эволюцию я не верю, не настолько точную. Параллельная вселенная и то правдоподобнее звучит. Но, может быть, они — это мы. Из такого будущего, когда сами понятия «будущего», «прошлого» и «времени» радикально поменяли свой смысл. Надеюсь, мы сумеем в этом разобраться.
Негромкий сигнал известил их, что геосекторные двигатели начинают торможение. «Беллерофонт», который космические парусники оставили на дальних подступах к солнечной системе, в облаке Оорта, приближался к хорошо освоенным и заселенным людьми местам. Большая часть оборудования на корабле, включая связь, так и не заработала, но с обзорными камерами все было в порядке. Халед включил их и вывел изображение на экран.
Некоторое время оба землянина молча смотрели.
— Насколько я помню, — наконец сказал Халед, — во времена парусного флота с навигацией было не очень хорошо.
— Пока не изобрели секстант и точные хронографы, да, — сказал Матиас.
— Похоже, наши друзья пока что тоже не изобрели его космический аналог, — сказал Халед. — Интересно, на сколько веков… Или тысячелетий они промахнулись?
Его слова повисли в воздухе.
Обзорная система была настроена так, что по прибытии в Солнечную систему она автоматически фокусировалась на ключевых точках: орбитальных верфях системы Урана, колонии на Ганимеде, Марсе и, само собой, на Земле.
Орибтальных верфей больше не было. Вместе со спутниками и кольцами. Вместо них вокруг Урана было одно огромное искусственное кольцо — титаническое сооружение из металла, мигающее мириадами огней. Вместо нескольких населенных куполов, Ганимед был полностью окружен пузырем какого-то силового поля, под которым зеленела и голубела пышащая жизнью планета. То же самое касалось и Марса, утратившего суровый красный кирпичный цвет. Только Земля сохранила свой привычный вид, зато Луна была застроена так тесно, что казалась искусственным спутником.
— Похоже, нам теперь всерьез придется привыкать к роли неандертальцев, — сказал Халед. — Что ты там говорил про кремниевые рубила? А лодка из шкур и китового уса у нас уже есть.