Найти в Дзене
ДОБРОВ | На рассвете

Молодая жена приехала домой от родителей и услышала от мужа лишь фразу: "Мой брат, он уже здесь."

Лена стояла на пороге собственной кухни, и что-то внутри неё медленно, но верно превращалось в лёд. Её пальцы судорожно сжимались в кулаки, ногти впивались в ладони, оставляя красные полумесяцы. Борис, её деверь, сидел за столом, как король на троне, и методично опустошал банку с её любимым арахисовым печеньем. Его пальцы, толстые и неопрятные, выгребали последние крошки, словно могильщик, закапывающий последние остатки её терпения. — Ты же только вчера приехал… — её голос прозвучал странно спокойно, как поверхность озера перед бурей. Глаза скользнули к пятну на новом ковре. Кофе. Тёмное, жирное, въевшееся в бежевый ворс. Оно смотрело на неё, как глазное дно безумца. — Ну, вообще-то три дня назад, — поправил Борис, и крошки сыпались с его губ на футболку с надписью «Я не ленивый, я в энергосберегающем режиме». Каждая буква на его груди казалась ей теперь издевательством. — Димка сказал, что ты не заметишь. Где-то за холодильником шевельнулась тень. Дмитрий, её муж, прижался к стенке,

Лена стояла на пороге собственной кухни, и что-то внутри неё медленно, но верно превращалось в лёд. Её пальцы судорожно сжимались в кулаки, ногти впивались в ладони, оставляя красные полумесяцы. Борис, её деверь, сидел за столом, как король на троне, и методично опустошал банку с её любимым арахисовым печеньем. Его пальцы, толстые и неопрятные, выгребали последние крошки, словно могильщик, закапывающий последние остатки её терпения.

— Ты же только вчера приехал… — её голос прозвучал странно спокойно, как поверхность озера перед бурей.

Глаза скользнули к пятну на новом ковре. Кофе. Тёмное, жирное, въевшееся в бежевый ворс. Оно смотрело на неё, как глазное дно безумца.

— Ну, вообще-то три дня назад, — поправил Борис, и крошки сыпались с его губ на футболку с надписью «Я не ленивый, я в энергосберегающем режиме». Каждая буква на его груди казалась ей теперь издевательством. — Димка сказал, что ты не заметишь.

Где-то за холодильником шевельнулась тень. Дмитрий, её муж, прижался к стенке, делая вид, что увлечённо изучает срок годности на упаковке творога. Его пальцы дрожали. Он знал. Он всегда знал.

— Кстати… — Борис лениво потянулся, и Лена услышала, как хрустнули его суставы. Он достал из кармана связку ключей — её ключей — и побрякал ими, словно кандалами. — Я тут немного освоился. Перенёс твой любимый сервиз в шкаф повыше. А то вдруг разобьёшь.

Лена медленно перевела взгляд на верхнюю полку. Там, среди банок с солёными огурцами и пачек лапши быстрого приготовления, ютились её фарфоровые чашки. Те самые, которые когда-то достались ей от бабушки. Белые, с синими цветами, хрупкие, как воспоминания. Теперь они смотрели на неё сверху вниз, словно пленники на эшафоте.

— И ещё… — Борис снисходительно улыбнулся, и в его глазах вспыхнул холодный огонёк триумфа. — Я перенастроил роутер. Теперь у меня приоритетный трафик. А то у тебя там сериалы, а я в танки играю.

Из-за холодильника донёсся странный звук — то ли Дмитрий подавился творогом, то ли тихо рыдал.

— О, точно! — Борис хлопнул себя по лбу, и звук этот прозвучал, как выстрел. — Я забыл сказать: я переставил мебель в гостиной. Так фэн-шуй лучше.

Лена молча прошла в гостиную. Диван стоял теперь не там, где должен был стоять. На нём красовалось пятно — жёлтое, липкое, с резким запахом чего-то органического и давно мёртвого. Она села.

— Ну что, сестрёнка, как тебе мои улучшения? — Борис развалился в кресле, которое ещё вчера было её любимым. Его руки обвили подлокотники, словно щупальца.

— Знаешь, Боря… — Лена сладко улыбнулась. В её голосе звенело что-то опасное, как лезвие бритвы, прикрытое шёлком. — Я тут подумала… Может, тебе переехать ещё куда-нибудь? Например, в Антарктиду?

— Ха! — засмеялся Борис. Звук его смеха напоминал треск ломающихся костей. — Димка же говорил, что ты шутишь, когда злишься.

Дмитрий вылез из-за холодильника. В руках он сжимал пустую упаковку творога. Его глаза метались между женой и братом, как пойманные в ловушку зверьки.

— Лен… — начал он.

— Не надо, дорогой, — Лена встала. Её пальцы обхватили телефон, холодный и тяжёлый, как оружие. — Я просто позвоню маме твоего брата. Напомню ей, что в 2007 году он разбил её любимую вазу и сказал, что это кот.

Борис вдруг побледнел. Его лицо стало похоже на грязный снег.

— Ты же не…

— О, я уже набираю номер, — голос Лены стал сладким, как сироп, но в нём слышалось лезвие. Её пальцы скользили по экрану телефона с хирургической точностью.

Борис вдруг осознал три вещи:

  1. Его мать до сих пор ходит в церковь по воскресеньям — ту самую, где в прихожей висит та самая плеть из бычьих жил.
  2. Телефон в руках Лены гудел, как осуждённый на электрическом стуле.
  3. Он умрёт.

Он вскочил так резко, что его стул опрокинулся с глухим стуком.

— Ты же не…

— Я, — перебила Лена. Её глаза блестели, как у кошки перед прыжком.

Из коридора донесся звук — глухой, скрипучий. Дверь. Она двигалась сама, будто кто-то невидимый уже ждал на пороге.

Борис бросился к своей комнате, спотыкаясь о разбросанные крошки печенья — теперь они напоминали следы беглеца на снегу.

Дмитрий наблюдал, затаив дыхание. Он видел, как тень в углу шевельнулась.

— Ты… гениальна, — прошептал он.

Лена наклонилась, подняла последнюю крошку с пола и раздавила её между пальцами.

— Знаю, — её голос стал вдруг усталым. Она взглянула на роутер, который теперь мигал, как раненый зверь. — Но роутер всё равно перенастроишь обратно.

Где-то в глубине квартиры хлопнула дверь.

И наступила тишина.