- Чтобы не терять высоту на третьем развороте, надо при создании крена соразмерно взять ручку на себя, - внушал мне штурман эскадрильи свирепо глядя мне в глаза. - И плавно добавить обороты двигателя. Зачем?
- Чтобы скорость не падала, - громко ответил я, подавляя в себе желание отклониться от лица майора, любившего делать разбор полёта вплотную приблизив своё лицо к лицу курсанта.
- Знаешь, - процедил майор, буравя меня страшными глазами, - а почему тогда потерял скорость?
- Опоздал с дачей оборотов, - доложил я, хотя не был уверен в правильности ответа. Но майор не любил молчания на свои вопросы, лучше ответить неправильно, чем промолчать.
- У нас с тобой есть сегодня ещё заправка?
- Так точно, последнюю заправку по кругу летим.
- Последняя у попа жинка была, а заправка или полёт может быть только крайним, - прорычал майор и ещё ближе придвинул своё небритое лицо, - заруби это себе на носу.
- Крайняя заправка у меня с вами, - гаркнул я, кляня себя за выскочившее «гражданское» слово.
В эти минуты послеполётного разбора я тихо ненавидел эту небритую образину майора в потном подшлемнике. Ветер трепал концы подшлемника, а седая щетина на лице майора, подсвеченная солнцем, казалась мне иглами дикобраза.
- Так-то лучше, - смягчился морщинами штурман и немного отодвинулся от меня. - Готовься, потренируй движения руками, посмотрим что ты понял. Свободен!
Штурман развернулся и засеменил в сторону «квадрата», на ходу закуривая сигарету. Из лётной толкучки в «квадрате» сразу выдвинулся навстречу штурману курсант, поедающий майора глазами, — очередная жертва на контрольный полёт с матюками. О, штурман был большой мастак обкладывать семиэтажным матом курсанта в воздухе при отклонениях параметров полёта от заданного режима! А на земле не выражался. Тихий и вежливый старший офицер. Самый старый в нашей эскадрилье училищного полка. И самый маленький. Я, ходивший в послед…, тьфу, в крайней шеренге взводной колонны по четыре (75 человек), и то смотрел на него при разборе полёта сверху вниз. Майору приходилось подкладывать на катапультное кресло Л-29 специальную подушку, и, всё-равно, его в задней кабине было не видно. Штурман перед полётами не брился, считая бритьё плохой приметой. Нарушение Устава, но самому старому офицеру эскадрильи это прощалось.
А ещё штурман никогда не становился на кресло ногами, когда занимал заднюю кабину или покидал её. Упор двумя руками на обечайку фонаря и переносил обе ноги с лестницы на пол кабины. Или наоборот. А другие инструкторы, чтобы сесть или выйти из кабины, становились одной ногой на кресло. По мерам безопасности положено иметь три точки опоры, когда поднимаешься в кабину.
А может ему свою подушку было жалко пачкать? Или майор с морщинистым небритым лицом, казавшийся нам курсантам первого курса стариком, выпендривался перед нами, показывая свою физическую подготовку. Говорил, что нельзя топтать ногами кресло, которое может обидеться и не сработать при катапультировании. Примета, примета…
Я — фаталист с детства. С того самого момента, когда понял значение этого слова. Но, в отличие от Печорина, лишний раз испытывать судьбу не люблю. Боюсь, что судьба может обидеться. Как катапультное кресло у штурмана эскадрильи. Поэтому всякие авиационные приметы ко мне не прилипли. Чему быть, того не миновать. Я приметами никогда не интересовался, не вникал в суть.
Есть у меня некая настороженность в отношения фотографирования перед полётом. Напрягает, но не критично. Осталось от общения с командиром звена, который боялся объектива фотоаппарата на лётной смене больше огня. А мы, тогда ещё молодые лейтенанты, любили зафиксировать на фотоплёнке свою принадлежность к когорте лётчиков-истребителей. Хорошо, что командиром тот капитан у меня был всего год.
- Убери фотоаппарат, - шипел капитан на внезапного фотографа, выставляя руку и отворачивая лицо от объектива, - удались с глаз моих долой. Нельзя фотографироваться перед полётом!
- Толя, - взывал командир ко мне, когда товарищ с «Зенитом» исчезал из поля зрения, - не занимайся ерундой. Не надо судьбу испытывать. Не нами придумано, не нам отменять эту примету.
В глазах капитана отражалась такая тревога, что невольно проникался опасением и я.
Фотографироваться перед полётами не перестал, но выставлял условие товарищу, чтобы он это делал как-то незаметно для меня. А лучше — после прилёта. В естественных, так сказать, условиях. А то увижу объектив и начинаю невольно разворачивать плечи, и выпячивать подбородок, и делать мужественное выражение лица. А потом в полёте думать как я получился, какого размера сделать фото, и кому подарить. Вот настоящая опасность фотографирования для некоторых — можно в полёте про полёт забыть в мечтах о красивом кадре.
Помнится, читал в «Авиации и космонавтике» случай, когда лётчик ПВО при пилотаже в зоне стал обдумывать шахматную позицию. Очень ему не хотелось проиграть замполиту эскадрильи, ожидавшему его возвращения из полёта. Вернулся лётчик с предпосылкой к лётному происшествию — прошляпил минимальную высоту снижения в зоне на пикировании. Командир полка запретил играть в шахматы на лётной смене.
Граждане! Играйте в стартовом домике в бешеный шеш-беш, его всегда можно доиграть до конца и не думать в полёте об оставленной позиции. И ходы не надо записывать.
К числу тринадцать дышу ровно. Недавно узнал историю от лётчика, который вдрызг разругался с замполитом полка, категорически отказываясь занимать квартиру под номером 13. Замполит ему этого не простил.
Не знаю… Несколько лет в списке лётчиков эскадрильи я числился под номером 13. Командир 3 звена в эскадрилье. И квартира у меня номер 13 была. Не обратил на это внимания. Больше того: позывной у меня был одно время - 21013. Кто не в курсе — на полковых полётах используется три крайние цифры позывного — 013. Полный позывной только на перегонах и перелётах называется. Кто сказал, что в авиации число 13 под запретом? Ну да, 013 — не 13. Хрен редьки не слаще!
Изредка ловил сочувственные взгляды коллег.
Интересно, посмел бы лётчик, отказавшийся въехать в «запретную» квартиру, попросить себе другой позывной? Сомневаюсь. Не на рынке находились. Командир отстранил бы от полётов, пока не одумается. Хотя помню такого командира полка, который вычеркнул на предполётных указаниях лётчика из плановой таблицы полётов, мол, у него сегодня день рождения, пусть отдыхает. Комэск скривился, а лётчик обиделся на комполка. Молча, конечно. Молодой лётчик был, ему каждый полёт приближал очередной «класс». Максимальное количество заправок на лётной смене — лучший подарок для молодого лётчика!
Есть выход для тех, кто боится числа 13 в позывном: « Ноль один три, запуск!»
Были у нас свои «англосаксы» среди лётчиков — пытались внедрить «их» систему произношения позывных.
А ему патриотичный РП: «Тринадцатый, запуск разрешаю!»
Тьфу, хоть из кабины выпрыгивай!
Шутки шутками, а с таким настроением летать опасно. А куда денешься, если веришь в приметы и лететь надо? Где наша не пропадала!
Мне кажется, что среди лётчиков мало тех, кто верит в плохие приметы. Не больше, чем среди представителей других профессий. Возможно, я не обращал на это внимания. Мне эта статистика без интереса, изысканиями данных в этой области не занимался. А другим интересна, для них и пишу эту статью. Был такой заказ на тему.
Но я с пониманием отношусь к страхам других. Дело хозяйское, дело житейское. Только меня не пугайте!
Помнится, оказался очевидцем, как лётчик носился по кустам, чтобы перейти дорогу чёрному коту. Кот отчаянно не хотел, чтобы лётчик ему перешёл дорогу. А я спокойно пересёк траекторию следов кота на тротуаре и остановился в ожидании коллеги. Пару раз мне пришлось посмотреть на часы — на лётную смену двигались — прежде, чем коллега вернулся на тротуар. В его штурманском портфеле застряли мелкие ветки, сам в паутине, взъерошенный, вспотевший, но довольный. Победил!
Уважаю победителей. А котика жалко...
Что ещё можно вспомнить на вскидку? Непременно «отлить» перед полётом за отбойником, пнуть шину колеса правой основной стойки истребителя, погладить ладошкой обтекатель радиолокационного прицела при полёте на перехват…
Всё. Выдохся.
Добавляй, народ, свои приметы и обычаи!