Специально к фестивалю "Красная строка" прослушала новый роман Эдуарда Веркина "Сорока на виселице". Это первая его книга, которую я дочитала (начинала "Сахалин" и "Снарк, снарк"), но причиной было не столько удовольствие и искренний интерес, сколько некоторый интеллектуальный челлендж, недоумение, озадаченность, для разрешения которых мне требовалось увидеть весь текст. Ну и на фестивале предполагалась встреча с автором, так что закончить роман казалось важным, чтобы быть в курсе дел.
По внешним признакам это фантастика об экспансии человечества в космос. В романе есть картины отдалённого будущего на Земле и по всей Вселенной, но это не столько научный футуризм, сколько философские рассуждения, которые с равным успехом могли происходить на отдельно взятой кухне интеллектуалов, взрощенных литературой ХХ века.
Рассказчик - молодой мужчина по имени Ян с ограниченными, как считают в его академической семье, умственными способностями. Младший сын, Иван-дурак. По нашим меркам - вполне сообразительный и адекватный мужчина, способный осмыслять и подхватывать довольно сложные и запутанные рассуждения об устройстве веркинского мира и философии экспансии.
Ян работает спасателем на плато Путорана, следит за безопасностью туристов, которые то и дело норовят нарваться на приключения. В мире будущего решены все проблемы - нет болезней, голода, бедности. Опасностей, по большому счету нет, неприятностей. А у людей есть прям встроенная потребность что-то преодолевать, вот туристы и пыжатся, пытаясь (тщетно) обойти изощренную опеку егерей.
Всё человечество у Веркина - как те туристы. Ему скучно и муторно, тоскливо жить в своей утопии, так что оно выдумывает себе новые физические препятствия, раздвигая горизонт, изучая планеты, ища предел, чтобы потом за него выскочить.
Яну выпадает жребий полететь на самую далекую планету, чтобы стать кем-то вроде присяжного заседателя в Большом Жюри, совете, где простые люди и ученые решают, какой курс человечество выберет в своем развитии. Будем особый наркотик для расширения сознания использовать для покорения вселенной и познания законов мироздания, или нет.
Путешествие через непостижимо огромные пространства герои Веркин осуществляют посредством множественных, в некотором смысле, перерождений - приходится Иванушке пить живую и мертвую воду, чтобы оказаться на планете очень похожей на обычную Землю эпохи примерно братьев Стругацких. Там стоит ужасно футуристичный, но при этом весьма винтажный, по ощущениям, Институт. Бесконечные, зацикленные коридоры Института подавляют монументальной архитектурой. Что-то в духе "приходится двигаться просто для того, чтобы оставаться на месте". Загадочный храм науки и одинокий аванпост человечества. Одновременно огромность и замкнутость, непредсказуемая вариативность и конечность - заметные категории, которые так или иначе в романе играют и автора будоражат.
Колоссальный Инстиут, где пройдет заседание судилища-рядилища, похож на советский НИИ и на космическую станцию из "Соляриса". Напряженное ожидание собрания, ради которого герой преодолел весь известный предел, затягивается всё дольше. Читатель бродит по институту с горсткой видимых персонажей в надежде разгадать, в чем секрет, а секрет тут не в конце, а в процессе, как мне показалось. Вот если вам кайфово бродить по ленте Мёбиуса, разглядывая чудеса, но не посягая на разгадки, потому что их, возможно, и в природе-то нет, то роман понравится.
Это я попыталась обрисовать самую общую структуру книги, а на нее набросано еще множество историй, баек, таинственных притч из жизни будущего, каждая из которых могла быть отдельным рассказом. Как лоскутки они заполняют всё одеяло романа, развлекая заскучавших и удерживая желающих книгу захлопнуть очередной многообещающей интригой.
Всё это написано довольно приятно, в ходы лабиринта, выстроенного Веркиным, иногда охотно заворачиваешь, но все время держишь в голове вопрос, куда автор клонит и клонит ли. Как я поняла, его всерьез занимает проблема ограниченности человеческого знания, волнует желание заглянуть за пределы известного мира. Для меня эта юношеская романтика с тягой к приключениям и неизведанному, к решению абстрактных, искусственно выведенных вопросов не слишком актуальна в текущий период жизни. Поэтому, наверное, созвучия с этим романом не случилось.
Заинтересовала меня та часть, где фигурирует имя Юнга и неуловимые (для меня) идеи синхроничности, единомоментности и цельности мира, плюс книжная тема, витающая в тексте не только в форме множественных аллюзий, цитат и оммажей, но и буквально в виде огромной библиотеки, доставленной через всю космическую Ойкумену с какими-то полуритуальными, кажется, целями. Но тут мне не хватило общего с автором языка, так что я свой интерес к этим темам не удовлетворила толком.
Так и не поняв, что хотел сказать автор в конце, я для себя решила, что максимально заземлённый Ян, которые решает остаться на альтернативной земле и вести там свой привычный, туристический образ жизни, делает выбор, в общем, очень мне близкий и как-то примиряющий меня-читательницу с часами запутанного, наполненного умозрительными проблемами повествования.
А, ну и название, восходящее, как и картинка на обложке, к картине Питера Брейгеля Старшего, символизирует, как я очень смутно поняла, некий тупик, парадокс, невозможность пробиться за грань, которая заставляет искусственный интеллект самоуничтожаться в пробирке. Тут не спрашивайте, я не разобралась до конца, просто потому, что переслушивать поясняющий кусок текста и расследовать картину поленилась, не хватило мотивации. Вот прочитала, среди прочего, что в экранизации "Соляриса" Тарковский воспроизводит в финале картину Рембрандта "Возвращение блудного сына", дескать, там герой окончательно заземляется, оставляя в прошлом мучительные и странные переживания на Солярисе. Тут либо цитата опять, либо "великие умы мыслят схоже".