Серебряный век был временем, переполненным событиями, взрастившим звёзд авангардной поэзии и живописи. Он вобрал в себя истории ярких личностей, к нашему счастью, аккуратно записанные очевидцами. В статье собраны пять книг о жизни и творчестве художников и поэтов, чья слава пришлась на начало прошлого века, за авторством их современников — знакомых и близких.
Владислав Ходасевич. «Некрополь. Воспоминания»
Слово «некрополь» означает комплекс погребений; книга Ходасевича — не что иное, как сборник очерков-некрологов. Вопреки традициям жанра, автор не стремится сгладить отрицательные черты ушедших героев, сконцентрироваться только на положительном. Ходасевич анализирует факты биографий с этической стороны, развенчивает мифологические образы и обнажает реалистичные. Например, Брюсов из несомненного лидера, «учителя» модернистов в тексте превратился в безжалостного самодержавного властителя, чуждого чувству равенства и окружавшего себя раболепством:
Он не любил людей, потому что прежде всего не уважал их <...>. Он любил литературу, только её. Самого себя — тоже только во имя её. Воистину, он свято исполнил заветы, данные самому ceбе в годы юношества: «не люби, не сочувствуй, сам лишь себя обожай беспредельно» и — «поклоняйся искусству, только ему, безраздельно, бесцельно». Это бесцельное искусство было его идолом, в жертву которому он принёс нескольких живых людей, и, надо это признать, — самого себя.
Другие очерки посвящены Есенину, Гумилёву и Блоку, Андрею Белому, Сологубу, Горькому. С каждым из героев автор был знаком лично. В предисловии он подчёркивает, что пишет только о том, чему сам был свидетелем, что содержание книги основано «на прямых показаниях действующих лиц и на печатных и письменных документах».
Книга понравится тем, кто готов узнать о писателях и поэтах Серебряного века больше, чем пишут в учебниках, посмотреть через призму пристально-скептического взгляда современника на их жизнетворчество.
Корней Чуковский. «Современники. Портреты и этюды»
Эта книга выросла из дневников Чуковского, но не приняла классический мемуарный стиль. Этюды читаются как очерки, персонажи которых — живее всех живых, а сам автор — непосредственный участник рассказанных им историй.
Классическими изданиями считают сборники 1962-1963 годов: в последующих выпусках многие фрагменты выброшены цензурой. Самые объёмные главы посвящены Чехову и Репину — не только художнику, но и писателю. Интересны этюды о наркоме просвещения Анатолии Васильевиче Луначарском и выдающемся педагоге Антоне Макаренко.
С Чеховым, конечно, Чуковский знаком не был — они жили в разное время. Главы об Антоне Павловиче основаны на текстах его писем и чужих воспоминаниях. Тем не менее, эти материалы собраны Чуковским аккуратно и тщательно, этюд написан в интеллигентном тоне, с уважением к писателю.
Среди героев других этюдов — Горький, Блок, Маяковский, Короленко, Куприн, Леонид Андреев, Саша Чёрный. Автор рассказывает о личных встречах, вспоминает занятные истории, размышляет над литературными текстами, приводит фрагменты переписок. В своих героях он отмечает лучшее — как в человеческом смысле, так и в творческом.
Книга понравится тем, кто ищет лёгкого мемуарного чтения. Этюды друг с другом не связаны, можно начать с любого и остановиться только на тех, что вам интересны.
Юрий Анненков. «Дневник моих встреч»
Это двухтомный сборник эссе о поэтах, художниках и политиках, с которыми автор был знаком лично. Анненков определил свою книгу как «цикл трагедий».
Автор размышляет о творческих судьбах, описывает знаковые моменты встреч, создаёт не лишённые субъективности, но всё-таки довольно реалистичные портреты. Среди них — образы Есенина и Маяковского, Гумилёва и Ахматовой, Хлебникова, Замятина, Зощенко, Репина, Малевича и Татлина, Бенуа и Мейерхольда.
Во втором томе есть главы о Ленине и Троцком. Отец Анненкова был знаком с Владимиром Ильичем Ульяновым с 1893 года — они состояли в переписке. Ленин был гостем на даче Анненковых в Куоккале, а в 1921 году Юрий Павлович писал его портрет и беседовал с вождём об искусстве.
Книгу можно читать с начала любой главы — эссе не имеют смысловой или хронологической связи. Будет интересно всем, кто хочет узнать больше о любимом авторе или художнике эпохи авангарда от неслучайного знакомого.
Бенедикт Лившиц. «Полутораглазый стрелец»
Воспоминания Лившица охватывают всего три года: с 1911 по 1914, до начала Первой мировой войны. Автор рассказывает о том, как зарождались кубизм и футуризм — в движениях кистей, черновиках и спорах, в подготовке манифестов и выступлений.
Эта книга представляет собой взгляд не только свидетеля, но и участника событий. Лившиц был поэтом, одним из организаторов группы «Гилея» (именно он предложил такое название), и печатался в сборниках футуристов. Тем не менее, его стихи непохожи на тексты Кручёных или Хлебникова: по мнению Чуковского, Лившиц — «эстет и тайный парнасец», «напрасно насилующий себя» сотрудничеством с футуристами. Как поэт он, увы, не нашёл своей славы.
«Полутораглазый стрелец» — самая известная книга Лившица. В ней автор запечатлел творческий дух времени, многообразие взглядов на искусство будущего, портреты художников и поэтов эпохи авангарда — братьев Бурлюков, Велимира Хлебникова, Владимира Маяковского, Игоря Северянина, Николая Кульбина, Елены Гуро и других.
Книга понравится тем, кто интересуется не только биографиями деятелей искусства, но и его историей.
Ариадна Эфрон. «Марина Цветаева. Воспоминания дочери»
Книга написана простым языком и передаёт детско-юношеские впечатления Али (так звали Ариадну домашние и знакомые) от событий времени и встреч с большими поэтами.
Большая часть текста, конечно, посвящена Цветаевой. Ариадна рассказывает о быте своей семьи, отношениях с матерью, раскрывает особенности её характера. Старшая дочь была любимицей Марины, с детства отличалась глубиной восприятия и сообразительностью. Цветаева брала Алю с собой на литературные вечера и в гости, на спектакли и в дальние прогулки. Духовная близость помогала им обеим выживать в трудные времена. Из воспоминаний Бальмонта:
...две эти поэтические души, мать и дочь, более похожие на двух сестёр, являли из себя самое трогательное видение полной отрешённости от действительности и вольной жизни среди грёз, — при таких условиях, при которых другие только стонут, болеют и умирают. Душевная сила любви к любви и любви к красоте как бы освобождала две эти человеческие птицы от боли и тоски. Голод, холод, полная отброшенность — и вечное щебетанье, и всегда бодрая походка, и улыбчивое лицо. Это были две подвижницы, и, глядя на них, я не раз вновь ощущал в себе силу, которая вот уже погасла совсем.
В книге Ариадна собрала воспоминания (собственные и оставленные матерью) о Блоке, Бальмонте, Маяковском, Ахматовой, свою позднюю переписку с Пастернаком, передала содержание некоторых записей из тетрадей Цветаевой.
Будет интересно тем, кто готов посмотреть на эпоху Серебряного века новым взглядом — немного детским, свежим и непосредственным.