Сегодня вся страна продолжает следить за судьбой альпинистки Натальи Наговициной, застрявшей в горах на пике Победы. Происшествие вновь привлекло внимание к виду спорта — общественники и законотворцы наперебой предлагают нововведения в правилах и ищут виноватых. Почему в горах случаются трагедии и мешают ли они популярности альпинизма экстремального спорта рассказал tmn.aif.ru президент федерации альпинизма Тюменской области Тимур Гайнуллин.
За непрофессионализм «разденут»
Игорь Сабаталов, tmn.aif.ru: Тимур Талгатович, какие факторы при восхождении нередко упускаются из виду, из-за чего альпинист может попасть в неприятности?
Тимур Гайнуллин: Самое главное — наличие опыта на ту или иную категорию. У нас есть категорийность. По нашему закону, написанному кровью, ты не имеешь права идти через категорию, не получив опыта на снежном, ледовом и скальном рельефе, на травянистых склонах. Для этого есть альпинистские лагеря. Они существуют на Алтае, на Кавказе. В Европе тоже можно ходить на восхождения, но это стоит дороже. Вы получаете навыки работы с веревкой, с другим снаряжением. Если эти навыки отсутствуют, то необходим гид, на которого нужно полностью положиться.
Бывает, что гид сам плохо подготовлен, занимается профанацией — ненастоящий гид, продающий свои услуги. Такое сейчас сплошь и рядом. Но эту историю сейчас стараются «причесать», ввели профессию «инструктор-проводник». Для этого нужно сдать экзамен и получить удостоверение на 5 лет. Тем не менее, тяга к деньгам у людей растет, и истории, как на Эльбрусе, где погибают люди, будут продолжаться, а псевдогидов будут ловить и наказывать. А чтобы стать гуру-поводырем, люди тратят по 5-6 лет.
— Нередко внимание на альпинистов обращают только когда случаются резонансные происшествия. Какова доля несчастных случаев или трагедий относительно общего числа восхождений?
— Действительно, неприятно, когда люди вспоминают о нашем комьюнити только когда случаются резонансные случаи. Мы как будто что-то не дорабатываем. Но я думаю, что такую статистику никто не ведет. Потому что много кто в горы ходит «в черную» — никто не знает, кто куда ушел. Но если говорить о том, что я вижу, работая на Эльбрусе гидом, количество людей безумно выросло. Я такое число видел только на картинках Советского Союза, когда была альпиниада.
— Бывают ли в сообществе альпинистов между собой «разборы полетов» случившихся трагедий?
— Конечно, есть даже целые комиссии в Москве и Санкт-Петербурге. К этому подключается прокуратура, СКР, людей опрашивают. Если есть возможность изъять тело с горы, его забирают и смотрят, что было применено, какие препараты вкалывали. Если доказана твоя вина в гибели или травмировании второго человека, будет условный срок или более серьезное наказание. Также у нас можно «раздеть по разрядам» — если человек, например, КМС или мастер спорта, приказом этот статус снимут. В один момент можно стать новичком. Конечно, в горы не за разрядами ходят, но все равно неприятно, когда тебя «раздели» из-за того, что ты — непрофессионал.
Полмиллиона за «экип»
— Допустим, новичок привел форму в порядок, купил необходимое оборудование — с чего ему стоит начать?
— У нас есть манеж, один из крупнейших скалодромов в России. До сих пор туда приезжают люди. И там же получают первые навыки. Потом можно ехать на скалы — мы и екатеринбургская команда активно возим. Навык передвижения и страховки получают на горном рельефе. И уже после этого можно отправиться на восхождение.
У нас есть местечко — Таганай с квалифицированными маршрутами. Только там уже получишь значок «Альпинист России», но в рамках альпсборов. Если нигде не зарегистрировался, считай сходил «в дикую». Но самое классное — взять отпуск и уехать в альплагерь в Уллу-Тау, Безенги, Ала-Арча. Там вся инфраструктура, тебя водят в горы, пичкают голову знаниями, дают разрядную книжку и возвращаешься домой живой и здоровый.
— В Тюменской области количество «новеньких» в альпинизме растет?
— Сильно популярность не растет. Это трудно развиваемый вид спорта. Мы нацелены на молодежь, но она сейчас занимается ледолазанием, а альпинизм многогранен. Это и скайраннинг — дети у нас, например, бегают в горы. Ски-альпинизм, когда они на лыжах спускаются с гор. Но это дорогостоящий вид спорта. Каска, инструменты, и пошло — на полмиллиона ты ребенка одеваешь. Количество восхождений растет. Каждый третий в Тюмени уже может забраться на Эльбрус.
— В каких достижениях мирового масштаба успели поучаствовать тюменские альпинисты?
— У нас сменилось несколько поколений альпинистов. Были и золотые годы, когда мы выигрывали чемпионаты. Сейчас стоило бы сказать про Ратмира Мухаметзянова. Это наша местная звезда, он занимает одну из лидирующих ролей в мире по классическому альпинизму. Парень сильно рискует, но хорошо лазит. Сейчас уже живет на Кавказе, занимается гидовством. В ски-альпинизме у нас есть Николай Шорохов, который выигрывал Чемпионаты России, а также Николай Кузовлев — чемпион мира по ледолазанию. У нас много мастеров, молодых звездочек. И сейчас мы стремимся развивать детское направление, чтобы эти звездочки уже сами тренировали себе спортсменов. И у них это получается.
Стоит выбор: спасти одного из десятерых
— Люди, особенно сейчас, часто задаются вопросом: почему альпинистов, застрявших в горах, не эвакуируют?
— На высоте в 7,5 тысяч метров, в зоне смерти, если вы двигаетесь небольшой группой, человека оставят там, если он не подает признаков жизни или не может двигаться. Перед гидом встает выбор: спасти одного или десятерых. Человеку нужно обеспечить максимальное тепло — вырыть пещеру, поставить палатку, а группу уводить вниз, вызвав спасателей. Если есть возможность на волокушах эвакуировать человека, безусловно ты это делаешь.
Сейчас на Пике Ленина проходят испытания грузовые дроны. Если испытания пройдут успешно, и дроны смогут поднимать людей, то это было бы спасением. А на низких высотах вертолеты работают, прилетают и спасают людей. Но стоит он очень дорого.
Вы бы видели, что сейчас происходит в Непале — там вертолеты как маршрутка. Они садиться не успевают, сразу взлетают, и за небольшие деньги. Я уверен, что у нас на Кавказе и на Алтае будет такая же история в ближайшие несколько лет.
— Если на маршруте встречается тело погибшего спортсмена, связаны ли с этим какие-то суеверия или обычаи?
— Когда идешь на маршрут, полностью изучаешь его. И ты понимаешь, что встретишь тело — это служит ориентиром. Например, человек в таких-то ботинках, значит нужно повернуть налево. Никаких суеверий по этому поводу нет, скорее просто неприятно. И напоминает, где ты находишься, как себя вести и какие решения принимать.
— В ГД призвали «обрезать» высоту для туристов, забирающихся в горы без гидов. Есть ли в этом смысл?
— Пускай, но это вряд ли что-то изменит. Если человек пошел, то он пойдет. В Непале есть система пермитов (официальное разрешение на восхождение — Прим.Ред.) — у тебя одна сумма, за которую ты идешь до определенной высоты. На Эвересте есть пермит. Хочешь на такую-то высоту? Вот такая цена. Но с тобой идет офицер связи, передает по рации информацию, в том числе в посольство твоего государства. То есть все официально. У нас, боюсь, это может не «прокатить» — история с инструкторами-то только на лыжи встает. И к этому относятся скептически.