Александр I — одна из самых противоречивых и загадочных фигур в русской истории. Для Европы он был «Агамемноном, победителем Наполеона», просвещенным монархом, принесшим на континент мир и конституционные начала. Однако внутри своей собственной страны этот абсолютный правитель, «коронованный Гамлет», как его называли современники, сочетал самодержавную власть не просто с либеральными, а с почти революционными взглядами. Именно этот внутренний конфликт императора во многом предопределил появление движения декабристов — и именно он же объясняет, почему Александр долгое время если не поддерживал, то попустительствовал будущим своим низвергателям.
Истоки «революционности» на троне
Духовный разлад Александра Павловича имел глубокие корни. Воспитанный вольнодумцем швейцарцем Лагарпом, он с юности усвоил идеи Просвещения, веру в разум, справедливость и общественный договор. Ужас, с которым он воспринял убийство собственного отца, Павла I, в котором он был косвенно замешан, навсегда поселил в нем чувство вины и желание искупить ее, даровав стране свободу и правопорядок. Однако мечты о реформах наталкивались на суровую реальность: гигантскую, консервативную, крепостническую империю, где любое резкое движение грозило крахом.
Как известно, после Великой Французской революции «как-то более убедительно зазвучали претензии» просвещенных умов к монархии. Александр, человек тонко чувствующий и образованный, остро переживал это несоответствие между идеалом и реальностью. Ему, по выражению автора, «требовалось более опытное товарищество» единомышленников, нежели придворная среда. Это привело его в кружок «молодых друзей» — Негласный комитет, где обсуждались планы радикальных преобразований. Позже он пытался найти опору в лице талантливого и решительного реформатора Михаила Сперанского, проект которого по введению конституционной монархии был самым смелым из всего, что предлагалось при русском дворе.
От либеральных мечтаний к офицерским союзам
Победа над Наполеоном и заграничные походы 1813-1814 годов стали переломным моментом. Тысячи молодых офицеров, среди которых были будущие декабристы, увидели свободную жизнь Европы, прониклись конституционными идеями и, вернувшись домой, с утроенной силой ощутили отсталость и косность российской действительности. Они были детьми тех самых либеральных идей, которые им когда-то привил их император.
Здесь и кроется ключевой парадокс: Александр I, испугавшись масштаба собственных замыслов и революционных потрясений в Европе, к 1820-м годам резко свернул с пути реформ. Сперанский был в опале, конституционные проекты для Польши и Финляндии лишь подчеркивали отсутствие таковых для России, а у власти утвердился мракобес Аракчеев. Однако император, помня свои юношеские идеалы, не мог решиться на жестокое подавление инакомыслия в среде лучшей части дворянства — героев войны.
Он знал о существовании тайных обществ. На него выходили с доносами. Но его реакция была поразительной: «Не мне их карать». Эта фраза, по преданию, сказанная им генералу Васильчикову, раскрывает всю глубину его трагического положения. Он видел в декабристах не злодеев, а заблудших последователей своих же юношеских идеалов. Их обвинения в адрес власти были во многом справедливы и созвучны его собственным мыслям двадцатилетней давности. Жестокая расправа над ними означала бы для него окончательное предательство самого себя, того молодого Александра, который мечтал о конституции.
Заключение: поддержка бездействием
Таким образом, поддержка Александра I будущим декабристам была не прямой, а косвенной, выражавшейся в уникальном для самодержца попустительстве. Это была поддержка-бездействие, поддержка-нежелание видеть в них врагов. Император, так и не сумевший воплотить свои «революционные» устремления в жизнь, подсознательно позволял другим продолжать это дело, даже если их методы грозили существующему порядку.
Его трагедия состояла в том, что он оказался заложником двух своих ролей: просвещенного философа на троне и охранителя устоев империи. Первый сочувствовал смелым проектам декабристов, второй — должен был их уничтожить. В итоге он не сделал ни того, ни другого до конца, предоставив истории самой расставить все по местам. Это бездействие стало его главным вкладом в рождение декабристского движения: оно дало ему время вызреть и оформиться, что в конечном счете привело к трагедии на Сенатской площади 14 декабря 1825 года, уже после смерти самого императора.